Берестяные грамоты

From Традиция
Jump to navigation Jump to search
Грамота № 115 (фрагмент). Перевод: «От Полчка (или Полочка)…(ты) взял (возможно, в жёны) девку у Домаслава, а с меня Домаслав взял 12 гривен. Пришли же 12 гривен. А если не пришлёшь, то я встану (подразумевается: с тобою на суд) перед князем и епископом; тогда к большому убытку готовься…». Из собрания Исторического музея.
Церковнославянский язык сегодня . Берестяные грамоты и языковая ситуация Древнего Новгорода. 16 апреля 2019

Берестяны́е гра́моты, письма и записи на коре берёзы — памятники письменности Древней Руси XI-XV веков. Представляют первостепенный интерес как источники по истории русского общества, по изучению повседневной жизни Древней Руси, а также по истории русского языка.

Открытие[edit | edit source]

Файл:Bb001.gif
Прорись берестяной грамоты № 1. Она сильно фрагментирована, однако состоит из длинных и совершенно стандартных фраз: «С такого-то села позёма и дару шло столько-то», поэтому легко восстанавливается

Местом, где впервые были обнаружены берестяные грамоты, стал Великий Новгород. Новгородская археологическая экспедиция, работавшая с 1930-х годов под руководством А. В. Арциховского, неоднократно находила обрезанные листы берёзовой коры, а также писала (стилосы) — заострённые металлические или костяные стержни, известные как инструмент для писания на воске (впрочем, до открытия берестяных грамот версия о том, что это именно писала, не была преобладающей, и их часто описывали как гвозди, шпильки для волос или «неизвестные предметы»). Уже тогда у Арциховского возникла гипотеза о вероятности существования грамот, процарапанных на бересте. Однако Великая Отечественная война (во время которой Новгород был оккупирован немцами) прервала работы археологов, и они возобновились только в конце 1940-х годов.

26 июля 1951 г. на Неревском раскопе была обнаружена берестяная грамота № 1: она содержала перечень феодальных повинностей («позёма» и «дара») в пользу некоего Фомы. Открытие показало, что, вопреки опасениям, при написании грамот не использовались хрупкие чернила (найдено всего две таких грамоты из тысячи с лишним); текст был просто процарапан на коре и прекрасно читался. 26 июля в Новгороде отмечается ежегодный праздник — «День берестяной грамоты». Этот же археологический сезон принёс ещё 9 документов на бересте, опубликованных только в 1953 году (поначалу открытие берестяных грамот не получило адекватного освещения в прессе, возможно, из-за идеологического контроля за исторической наукой[1]).

Количество[edit | edit source]

Берестяные грамоты в настоящее время обнаружены при раскопках следующих древнерусских городов (указано количество по состоянию на 2006 г.):

Новгород 959 грамот (и 1 берестяная грамота-иконка); в том числе 1 грамота с новгородского Рюрикова Городища
Старая Русса 41[2]
Торжок 19
Псков 8
Смоленск 15
Витебск (Белоруссия) 1
Мстиславль (Белоруссия) 1
Тверь 5
Москва 1
Старая Рязань 1
Звенигород Галицкий (Украина) 3

Грамоты из Мстиславля, Москвы и Старой Рязани представляют собой, к сожалению, небольшие малоинформативные фрагменты (см. о фрагментированных грамотах в следующем разделе статьи).

Общая характеристика[edit | edit source]

Файл:Bb419 4.jpg
Берестяная грамота № 419 — фактически книжечка с записью двух молитв. Последняя страница. Есть буквица, обведённая двойным контуром

Берёзовая кора как материал для письма получает распространение не позднее первой четверти XI века и выходит из употребления в середине XV века в связи с распространением бумаги, которая именно около этого времени становится дешёвой. Береста рассматривалась как эфемерный, непрестижный материал для письма, непригодный для долгого хранения; её использовали в основном как материал для частной переписки и личных записей, а более ответственные письма и официальные документы писались, как правило, на пергаменте (бересте доверялись лишь их черновики). В одной из берестяных грамот (№ 831), представляющей собой черновик жалобы должностному лицу, есть прямое указание переписать её текст на пергамент и лишь потом послать адресату. Лишь немногие грамоты, по-видимому, хранились относительно долго: это два берестяных листа огромного размера с записью литературных произведений (сохранившаяся целиком грамота из Торжка № 17 и дошедшая до нас во фрагментах новгородская грамота № 893), оба найденные в земле в развёрнутом виде, а также две берестяные книжечки: с записью молитв (новгородская грамота № 419) и с текстом заговора от лихорадки (№ 930, лист из такой книги).

В силу указанных обстоятельств обнаруженные археологами берестяные грамоты представляют собой, как правило, выброшенные документы, попавшие в землю в том месте и в тот момент, когда в них исчезала практическая надобность. Таким образом, находки археологов не связаны с каким бы то ни было древним архивом (даже в том случае, когда высокая концентрация грамот обусловлена нахождением на данном месте некоторого учреждения или канцелярии — как, например, на одной из усадеб Троицкого раскопа, так называемой усадьбе Е, где в XII веке находился «сместный» (совместный) суд князя и посадника).

Целые берестяные грамоты в момент обнаружения обычно представляют собой свёрнутый свиток бересты с выцарапанным текстом на внутренней стороне коры (реже на обеих её сторонах). Меньшая часть целых документов находится в земле в развёрнутом виде. Текст помещается на бересте в строку, в подавляющем большинстве грамот (как и средневековых славянских рукописях вообще) без разделения на слова.

Кроме того, значительную долю находок составляют фрагменты берестяных грамот, нередко повредившихся уже после попадания в землю, но ещё чаще уничтоженных (разорванных или разрезанных) непосредственно перед тем, как их выбросили. Цель этого понятна: адресаты писем заботились о том, чтобы ставшее ненужным письмо не прочёл посторонний. В роли такого «постороннего» и оказываются современные исследователи. Несмотря на то, что в интерпретации фрагментированных грамот накоплен значительный опыт, и общий характер документа удаётся уловить в большинстве случаев (лишь совсем крохотные фрагменты интерпретации не поддаются), наличие оборванных букв и лакун часто затрудняет истолкование отдельных мест (как с языковой, так и с содержательно-исторической стороны).

Датировка[edit | edit source]

Главным способом датирования берестяных грамот является стратиграфическое датирование (на основании археологического слоя, из которого извлечена грамота), в котором важную роль играет дендрохронология (в Новгороде с большим количеством часто ремонтировавшихся деревянных мостовых датировка точнее, чем в других городах — обычно в пределах 30—40 лет).

Некоторое количество берестяных грамот может быть датировано благодаря упоминанию в них известных по летописям исторических лиц или событий (например, в ряде грамот выступают представители шести поколений знаменитого новгородского рода бояр Мишиничей — посадники Варфоломей, Лука, Юрий Онцифорович и другие).

В последнее время, с накоплением фонда берестяных грамот, появилась возможность комплексного параметрического датирования грамот на основе целого ряда внестратиграфических признаков — прежде всего палеографии, а также лингвистических признаков и этикетных формул, имеющих хронологическое значение. Данный метод, разработанный А. А. Зализняком, успешно применяется для грамот, не имеющих (вообще или достаточно узкой) стратиграфической даты.

Содержание грамот[edit | edit source]

Большинство берестяных грамот — частные письма, носящие деловой характер (взыскание долгов, торговля, бытовые указания). К этой категории тесно примыкают долговые списки (которые могли служить не только записями для себя, но также и поручениями «взять с такого-то столько-то») и коллективные челобитные крестьян феодалу (XIVXV века)

Кроме того, имеются черновики официальных актов на бересте: завещания, расписки, купчие, судебные протоколы и т. п.

Сравнительно редки, но представляют особый интерес следующие типы берестяных грамот: церковные тексты (молитвы, списки поминаний, заказы на иконы, поучения), литературные и фольклорные произведения (заговоры, школьные шутки, загадки, наставления по домашнему хозяйству), записи учебного характера (азбуки, склады, школьные упражнения, детские рисунки и каракули).

Рисунки 6-7-летнего мальчика Онфима (середина XIII века), автора нескольких берестяных грамот

Берестяные грамоты, как правило, предельно кратки, прагматичны, содержат только самую важную информацию; то, что автору и адресату и так известно, в них, естественно, не упоминается. Те трудности интерпретации, с которыми из-за отсутствия контекста постоянно сталкиваются современные исследователи — расплата за чтение «чужих писем».

Грамоты как исторический источник[edit | edit source]

Как важнейший исторический источник берестяные грамоты были оценены уже их первооткрывателем А. В. Арциховским. Основные монографические работы на эту тему принадлежат Л. В. Черепнину и В. Л. Янину.

Берестяные грамоты являются одновременно вещественными (археологическими) и письменными источниками; место их нахождения — столь же важный для истории параметр, как и их содержание. Грамоты «дают имена» безмолвным находкам археологов: вместо безликой «усадьбы знатного новгородца» или «следов деревянного навеса» мы можем говорить об «усадьбе священника-художника Олисея Петровича по прозвищу Гречин» и о «следах навеса над помещением сместного суда князя и посадника». Одно и то же имя в грамотах, обнаруженных на соседних усадьбах, упоминания князей и других государственных деятелей, упоминания значительных денежных сумм, географических названий — всё это много говорит об истории строений, их владельцев, об их социальном статусе, об их связях с другими городами и областями.

Благодаря берестяным грамотам изучена генеалогия боярских родов древнего Новгорода (ср. в особенности исследования Янина), выявлена политическая роль некоторых деятелей, недостаточно освещённая в летописи (таков известный нам благодаря работам А. А. Гиппиуса Пётр-Петрок Михалкович, видный деятель боярской олигархии XII века) Немало говорят документы на бересте о землевладении в Новгородской земле, об экономических связях новгородцев с Псковом, Кучковом (будущей Москвой), Полоцком, Суздалем, Киевом, даже Сибирью (Обдорской землёй). Челобитные крестьян, купчие и завещания XIVXV веков свидетельствуют о закреплении крепостного права, о развитии судебной бюрократии и делопроизводства (эта область в домонгольский период ещё практически не отграничена от частной переписки). Мы узнаём о военных конфликтах и внешней политике Новгорода, о сборе дани с покорённых земель — узнаём в массе бытовых подробностей, которые нам никогда бы не сообщили официальные документы. Ряд первостепенных данных имеется по истории церкви — засвидетельствована древность некоторых черт литургии, есть сведения о взаимоотношениях членов клира с жителями окормляемых ими усадеб, а упоминание Бориса и Глеба в списке святых в грамоте 3-й четверти XI века почти совпадает со временем их канонизации (1071).

Уникален этот источник для изучения повседневной жизни Древней Руси — тематики, столь популярной в медиевистике XX века. Берестяные грамоты свидетельствуют о широком распространении грамотности в Древней Руси, о том, что горожане обучались азбуке с детства и сами писали свои письма, что грамотны были и женщины; вместе с тем в ряде ситуаций (особенно в переписке высокопоставленных чиновников) уместна была и фигура писца, записывавшего под диктовку и служившего затем в роли посыльного. Семейная переписка новгородцев свидетельствует о высоком положении женщины, посылавшей мужу «приказы», вступавшей самостоятельно в денежные отношения и т. п.

Берестяная грамота № 497 (вторая половина XIV века). Гаврила Постня приглашает своего зятя Григория и Улиту в гости в Новгород.

Есть в берестяных грамотах сведения о рационе древних новгородцев, их одежде, их ремёслах, а также о сфере человеческих взаимоотношений, родственной и дружеской заботе, гостеприимстве, конфликтах. Совершенно исключительный интерес представляет любовное письмо девушки XI века (грамота № 752).

Язык берестяных грамот[edit | edit source]

Большинство берестяных документов с территории Новгородской феодальной республики (из Новгорода, Старой Руссы и Торжка) написано на древненовгородском диалекте, отличающемся от известного по традиционным памятникам древнерусского языка на различных уровнях: в фонетике, в морфологии, отчасти также в лексике. В широком смысле к древненовгородскому диалекту можно относить также и диалект древнего Пскова (имеющий ряд собственных фонетических особенностей). Отдельные диалектные новгородские и псковские явления были известны историкам русского языка и раньше, но лишь по эпизодическим вкраплениям в рукописях, на фоне общей установки писца на более «престижный» язык (церковнославянский, наддиалектный древнерусский). В берестяных же грамотах эти явления представлены либо совершенно последовательно, либо (реже) с незначительным влиянием книжной нормы.

Кроме того, в берестяных грамотах (из всех городов) используется т. н. бытовая графическая система, где, в частности, пары букв ъ—о и ь—е могут взаимозаменяться (например, слово конь может записываться как къне); по такой системе написано подавляющее большинство грамот середины XII — конца XIV века. До открытия берестяных грамот подобная орфография была известна лишь по некоторым пергаментным грамотам и надписям, а также по отдельным ошибкам в книжных текстах: системный характер её также не был выявлен.

В силу указанных обстоятельств в 19501970-х годах исследователи берестяных грамот нередко трактовали непонятные места как произвольные ошибки малограмотных писцов против «правильного» древнерусского языка: это позволяло истолковывать спорные места практически как угодно. Выдающийся лингвист А. А. Зализняк в начале 1980-х годов показал, что в берестяных грамотах соблюдается достаточно стройная грамматическая и орфографическая система, в рамках которой свыше 90 % грамот написаны вообще без единой ошибки. Значительная часть прежних прочтений и переводов была пересмотрена, и теперь при исследовании вновь открытых грамот непременно учитывается большое количество сведений об этой системе.

Азбука на кириллице, датируемая 1025-1050 гг. Показаны фотография новгородской бересты №591 и прорисовка букв.

Берестяные грамоты — важный источник по истории русского языка; по ним точнее, чем по другим средневековым рукописям, зачастую сохранившимся только в списках, можно установить хронологию и степень распространённости того или иного языкового явления (например, падения редуцированных, отвердения шипящих, эволюции категории одушевлённости), а также этимологию и время появления того или иного слова. Десятки слов, встречающихся в берестяных грамотах, по другим древнерусским источникам неизвестны. Преимущественно это бытовая лексика, у которой практически не было шансов попасть в литературные сочинения с их установкой на высокую тематику и соответствующий отбор слов. Таким образом, открытие берестяных грамот постоянно заполняет лакуны в существующих словарях древнерусского языка. Грамоты практически непосредственно отражают живую разговорную речь Древней Руси и не несут на себе, как правило, следов литературной «шлифовки» стиля, книжного влияния в морфологии и синтаксисе и т. п. В этом отношении их трудно переоценить.

Грамота №109 (ок. 1100 г.) [1] о покупке краденой рабыни дружинником. Живая русская речь 900 лет тому назад (расставлены современные знаки препинания). Грамота написана по одноеровой системе: ъ выступает как на месте этимологического ъ (читается как сверхкраткое [о]: кънягыни), так и на месте этимологического ь (читается как сверхкраткое [е]: Плъскове, чъто вместо Пльсковѣ, чьто). Вместо ятя везде пишется е

|

Грамота отъ Жизномира къ Микоуле. Коупилъ еси [ты купил; «еси» — связка] робоу [рабыню] Плъскове [в Пскове], а ныне мя въ томъ яла [за это схватила] кънягыни. А ныне ся дроужина по мя пороучила [поручилась]. А ныне ка посъли къ томоу моужеви [человеку] грамотоу, ели [если] оу него роба. А се ти хочоу коне коупивъ, и княжъ моужъ всадивъ, та на съводы [очные ставки]. А ты атче [если] еси не възалъ коунъ [денег] техъ, а не емли [бери] ничъто же оу него.

Берестяная грамота № 109

Не новгородские грамоты (из Пскова, Смоленска, Звенигорода Галицкого, Твери, Витебска) также несут информацию о древнем говоре данных регионов, однако из-за небольшого количества материала лингвистическая ценность их пока меньше, чем у новгородских грамот.

Имеется некоторое количество грамот, написанных по-церковнославянски, а также пять текстов на неславянских языках: по одной на карельском (знаменитая берестяная грамота № 292 с заклинанием против молнии), латыни, греческом, немецком — новгородские грамоты; на руническом древнескандинавском — смоленская грамота. Последние важны как источник сведений о международных связях древнего Новгорода и Смоленска. В одной из грамот помимо древнерусского текста содержится небольшой русско-карельский словарик; она предназначена для сборщика дани, который уже немного умел объясняться по-карельски.

Обсценная лексика в берестяных грамотах[edit | edit source]

Ling-template.png Внимание! Неформальная или жаргонная лексика!
Содержание этой страницы, части текста или раздела, может показаться некоторым читателям непристойным или оскорбительным.

В последнее время в средствах массовой информации поднимается большой ажиотаж по поводу находок берестяных грамот, содержащих мат, или обсценную лексику. Соответствующие публикации в СМИ и Интернете содержат много прямых домыслов журналистов в поисках сенсации. Между тем данный сюжет действительно представляет несомненный интерес для истории языка и культуры.

К 2005 г. обсценная лексика обнаружена в 4-х грамотах:

  • Грамота из Новгорода № 330 (XIII в.), обнаруженная ещё в конце 1950-х годов; это рифмованная дразнилка, переводится, вероятнее всего: «задница (гузка) е…т другую задницу, задрав одежду». Автор использовал эффект непристойности, помноженный на эффект абсурда.
  • Грамота из Старой Руссы № Ст. Р.35 (XII в.).

В конце записки от Радослава к Хотеславу с просьбой взять у торговца деньги другим почерком приписано: «Якове брате, е…и лёжа!». Примерный смысл этой пометки — «не выпендривайся», «будь как все». Дальше по адресу Якова прибавлены ещё два замысловатых ругательства: ебехота «похотливый» и аесова «сователь яйца». По одной версии, Яков — это христианское имя Радослава, и Хотеслав так отреагировал на просьбу брата. По другой, Яков — это, наоборот, Хотеслав, а Радослав решил собственноручно прибавить к записанному писцом посланию грубовато-шуточное приветствие брату (в пользу этого говорит то, что два ругательных слова вместе напоминают имя Хотеслав).

Грамота № 955. Обсценная фраза в левом нижнем углу.

Это письмо от свахи к Марене — знатной даме древнего Новгорода, найдено в 2005 году. Сваха Милуша пишет, что пора бы Большой Косе (видимо, дочери Марены) выходить замуж за некого Сновида и прибавляет: «Пусть влагалище и клитор пьют» (пеи пизда и сѣкыль). Это ни в коем случае не брань по адресу Марены (вопреки тому, что написано во многих СМИ); аналогичный текст встречается в народных «срамных» частушках, исполняемых во время свадьбы, и в устах свахи это — пожелание, чтоб свадьба состоялась.

  • Грамота из Новгорода № 531 (начало XIII в., [2]).

Одна из самых длинных грамот, написанная на обеих сторонах бересты. Некая Анна просит своего брата вступиться перед Коснятином за себя и дочь. Она жалуется, что некий Коснятин, обвинив её в каких-то «поручительствах» (вероятно, финансового характера), назвал её курвою, а дочь блядью: «… назовало еси сьтроу коровою и доцере блядею…». В письме женщина допустила много описок, пропустив, в частности, в этой фразе букву у в слове коуровоюкорове в таком контексте речь идти не может) и с в сьстроу; скорее всего это говорит о том, что перед нами автограф, написанный в эмоциональном возбуждении. Хотя здесь речь идёт именно о грубом оскорблении, корень бляд- (другая степень чередования корня блуд-) не может считаться в полном смысле обсценным для древнерусского периода, так как употребляется и в церковнославянских текстах.

Публикации[edit | edit source]

Берестяные грамоты из Новгорода публикуются в особой серии с общим названием «Новгородские грамоты на бересте из раскопок… годов». К настоящему времени вышло 11 томов. Здесь опубликованы новгородские берестяные грамоты до № 915 включительно, грамоты из Старой Руссы и Торжка, а также некоторые другие новгородские надписи (на деревянных бирках, цилиндрах, восковых табличках).

В последние несколько лет вновь найденные грамоты (кроме маленьких фрагментов) предварительно публикуются в журнале «Вопросы языкознания».

Текст и интерпретации грамот в дальнейшем неоднократно уточнялись различными исследователями: чтения и переводы, предложенные в первых томах «Новгородских грамот на бересте…», зачастую уже совершенно устарели. Поэтому необходимо обращаться также к книге А. А. Зализняка «Древненовгородский диалект» (М., 1995, 2-е изд., М., 2004), где дан текст новгородских и неновгородских берестяных грамот (кроме маленьких фрагментов и неславянских текстов) в соответствии с современным состоянием древнерусистики.

В 2006 фотографии, прориси, переводы большинства берестяных грамот и библиография по ним размещены в Интернете на сайте gramoty.ru.

Примечания[edit | edit source]

  1. А. Л. Хорошкевич. Открытие новгородских берестяных грамот в историографическом контексте начала 50-х годов XX в. // Берестяные грамоты: 50 лет открытия и изучения. М.: Индрик, 2003, с. 24-38.
  2. Найдена тысячная берестяная грамота\\НГТРК «Славия»

Библиография[edit | edit source]

  • Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969.
  • Янин В. Л. Я послал тебе бересту… М., 1965 (3-е изд., М., 1998).
  • Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995 (2-е изд., М., 2004)
  • Faccani R. Iscrizioni novgorodiane su corteccia di betulla. Udine, 1995.
  • Берестяные грамоты: 50 лет открытия и изучения. М., 2003.

См. также[edit | edit source]

Грамота (документ)

Ссылки[edit | edit source]

Первоисточник этой статьи был признан «избранной статьёй» в русском разделе Википедии