Текст:Константин Крылов:Полночь, XXI век

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

Глобализация[править | править код]

Модные слова быстро затираются от частого использования. Вруны, дураки, и просто болтуны, способны превратить в труху даже слово «мама», если только оно вдруг станет популярным. По миру гуляет дюжина-другая словечек, когда-то вполне внятных, а сейчас превратившихся во что-то несуразное. Например, отчётливое слово «гуманизм» стало синонимом «просто чего-то доброго и хорошего», а не менее чёткое слово «фашизм» — всего «плохого, нехорошего, и, это, как его, антисемитского». Никто уже не помнит, чего хотели и чего добивались «гуманисты» и «фашисты», почему и зачем это было нужно. В нашей исторической памяти, крепко подлатанной телевизором, осталась женская рука, гладящая кролика («гуманное отношение к животным») и печи Освенцима («Список Шиндлера»). Там розовенькое, там чёрненькое, и никаких тебе непоняток.

Таким же бессмысленным словом стремительно становится «глобализация». Оно, правда, неоднозначно — то есть для кого-то оно розовенькое, а для кого-то чёрненькое. Поэтому в Прагу, где проходил недавно очередной конгресс Всемирной Торговой Организации, понаехали разные рассерженные молодые люди, чтобы «протестовать против глобализации». Собрались, пели песни, и ругали буржуев, которые собрались весь мир подсадить на гамбургеры и кока-колу. А во Франции некий крестьянин-сыродел организовал движение против того же «Макдональдса», который может лишить мир французских сыров. Россия не хочет отставать от общего возмущения, а потому тоже как-то шебуршится. Остаётся непонятным, из-за чего. В чём, собственно, штука-то?

Уже можно признать, что абсолютными фаворитами идейно-политической гонки ХХ столетия стали рыночная экономика, политическая демократия, и научно-технический прогресс. Что характерно — в начале века и «бездарно расточающая ресурсы экономика мелких лавочников», и «продажная и коррумпированная власть парламентских болтунов», вызывали у тогдашних властителей дум глубочайший скепсис. Казалось, что либеральная мазня прямо-таки обречена на капитуляцию перед близким грядущим, посверкивающим полированной сталью. Однако в исторической гонке победили не железные когорты борцов за освобождение пролетариата, а всякие там бубльгум, чупа-чупс, журналистика, и прочая «мировая пошлость».

Естественным завершением повсеместной победы «рыночности» стала глобализация.

За морем телушка — полушка[править | править код]

Собственно говоря, глобальный рынок стал возможен из-за колоссального снижения транспортных издержек. Прежде всего, сам процесс «транспортировки» — то бишь перетаскивания тяжёлых предметов из пункта А в пункт Б — ныне происходит гораздо быстрее и стоит несопоставимо дешевле, чем тридцать-сорок лет назад. И если раньше единственным способом серьёзного снижения себестоимости продукции было делать её поближе к потребителю — а потому пивоварню и маслобойню надо было иметь свои. Сейчас же вполне может получиться так, что банка «Туборга» и пачка новозеландского масла обойдутся дешевле, чем своекоштные припасы. Старая поговорка «за морем телушка — полушка, да рупь перевоз» перестала соответствовать действительности.

Другой стороной дела является интернационализация самого процесса производства. Поскольку становится возможным собрать некий механизм из деталей, произведённых в полусотне разных стран, постольку производство перестаёт быть привязано к одной стране, и даже к нескольким конкретным странам сразу. Многие вещи теперь делаются «везде и нигде» — каждый раз там, где это удобнее и дешевле.

Именно это обстоятельство предопределило расцвет транснациональных корпораций. Сейчас положение дел таково: ТНК контролируют то ли треть, то ли половину мирового промышленного производства, на них приходится больше половины объёма международной торговли.

Тут же возникает и потребность в перемещении капиталов. Если раньше не было никакого смысла владеть собственностью, расположенной чёрт знает где, то теперь этот смысл появился. Соответственно, возникает и возможность «глобальной спекулятивной игры» на фондовом рынке.

Важно отметить, что всё это — естественный процесс, никак не связанный с чьей-то доброй или злой волей. Как только люди придумали поезда, автомобили и самолёты, началась эта самая глобализация. Когда их стало много, она стала неизбежной.

Несколько слов о свободе слова[править | править код]

Информация — это особый товар, производство которого на протяжении всей истории человечества было фактически монополизировано. Несколько веков назад среднеобразованный человек за всю жизнь поглощал примерно столько информации, сколько нынешний среднеобразованный — где-то за полгода (не считая телевизора). Были такие хорошие, неспешные времена. Книги писались медленно, но добротно, и так же медленно и вдумчиво прочитывались.

Девятнадцатый век был не столько «веком пара и электричества», сколько веком газет и журналов. Необходимые составляющие массового общества — мода, реклама, сенсации, политическая агитация, да и «общественное мнение» стали возможными только тогда, когда практически каждый человек получил возможность ежедневно поглощать немалую дозу информации. Это же привело к возникновению демократии в том виде, в котором мы её знаем — то есть «демократии политических партий».

Зачем люди вообще читают книги, слушают радио, смотрят телевизор, вместо того, чтобы жить спокойно и тихо, удовлетворяясь пейзажем за окном? В общем, по четырём причинам. Во-первых, потому, что нам бывает практически нужно нечто узнать — скажем, курс доллара, проезд до нужной станции метро, и так далее. Во-вторых, мы с удовольствием поглощаем массу ненужных нам сведений, которые, однако, тешат наше любопытство. Сюда входит очень многое, начиная от содержания туристских справочников и кончая всей литературной и кинопродукцией — от пейзажей дельты Амазонки до судьбы доктора Живаго включительно. Наконец, есть и третья потребность: иметь своё мнение по поводу всяких событий жизни И, наконец, нам нужно, чтобы кто-нибудь соглашался с приятными нам мнениями, а также высмеивал и всячески порочил мнения, нам неприятные.

История свободной прессы идет с того, что газетчики начали вовсю эксплуатировать вторую и четвёртую из вышеуказанных потребностей. А именно — развлекать и ободрять аудиторию, рассказывая ей разные интересные вещи (не столь нужные практически, сколь именно интересные), и одобряя и поддерживая уже имеющийся у публики набор мнений. При этом очень важным обстоятельством было то, что ежедневные писания одного человека (скажем, модного фельетониста) стали оказывать влияние на немалое количество людей.

Появление радио упростило этот процесс, сделав его всеобщим, бесплатным и не требующим от получателя никаких усилий. Телевизор же, создавая иллюзию непосредственного присутствия, и вовсе превратил процесс усвоения информации в сплошное внутривенное вливание.

Однако, телевизионная эпоха была, если угодно, низшей точкой падения человечества. С появлением компьютерных сетей у людей появилась возможность не только тупо поглощать, но и производить информацию. Сейчас, например, во всём мире стремительно возрождается утраченная культура письменной речи: электронная почта и интернетовские конференции сделали писание массовым, а главное — необходимым умением.

«Так это ж хорошо»![править | править код]

Всё это звучит очень привлекательно. Но тут нас ждут многочисленные подводные камни.

Начнём с такой радости, как возможность производить любой товар там, где его прозводить дешевле. Вроде бы это хорошо. Однако, представьте себе такую картинку. Имеются два автосборочных завода. На них собирают похожие по всем параметрам автомобили. Но один завод находится в Юго-Восточной Азии и представляет из себя сарай с крышей, а полуголые рабочие вкалывают по двенадцать часов в день, получая за это гроши, которых им при местной дешевизне на жизнь хватает. При этом в стране жёсткий недемократический режим, профсоюзы запрещены, а слова «экология» вообще никто не слышал. Второй же завод находится в какой-нибудь цивилизованной белой стране, где стоит вполне приличное здание (что делать, климат), рабочие меньше чем за сотню грина в день вкалывать не будут (даже если бы захотели — жить-то на что-то надо, а цены кусаются), имеется профсоюз, добросовестно борющийся за их права, ну и «Гринпис» под боком. Как вы думаете, чьи автомобили окажутся дешевле — и завоюют рынок? Вот то-то и оно.

Но это всё цветочки. Допустим, азиаты радостно наштамповали автомобилей, а также сковородок, самолётов, магнитофонов, и даже пуховых платков. И что они со всем этим будут делать? Правильно, продавать. А куда? Очевидно, в «белые страны» — продукция-то предназначалась для экспорта, за этим в производство и инвестировали... Но в белых странах тем временем загнулось производство автомобилей, сковородок, самолётов, магнитофонов, и пуховых платков в том числе. Белые люди ходят без работы, и, соответственно, без денег. И они не могут купить все эти замечательные вещи, сделанные для них на глобальном рынке. Соответственно, их производители ничего не получают за свой труд, и тоже ходят голодные и несчастные...

И все дела приходят в полное расстройство.

Вот тебе и глобализация.

Подводя итоги. Глобальный рынок в его «природном виде» — это глупый рынок, на котором правят сиюминутные интересы. А свойство сиюминутных интересов таково, что их столкновение постоянно порождает всякие коллизии, типа вышеописанной. Мир, где правит бал жадность и трусость («налетай, подешевело!» — «продавай, пока берут!»), не может быть сколько-нибудь стабильным. Глобализация же только распространяет жадность и трусость в глобальных масштабах, делая их основными действующими факторами экономики.

Что касается свободного распространения информации, а также возможности её производить, то и с этим всё не слава Богу. Когда возможность говорить и писать имели немногие, этих немногих можно было хоть как-то контролировать — например, за тем, чтобы они не говорили слишком много лжи и мерзотины. Но как только производителей информации становится много, и появляется реальная анонимность...

И что из всего этого следует? Да то, что все эти процессы надо взять под чей-то контроль. В мире, где глобальные решения принимаются достаточно быстро, а информация и капиталы свободно перемещаются по миру, политика, экономика, и даже культура любой отдельно взятой страны перестаёт быть её частным делом.

Транснациональная власть[править | править код]

Два прошедших столетия — XIX и XX века — были веками развития национальной государственности, наиболее успешной формой которой оказалась буржуазная демократия. В настоящее время современный мир состоит только из национальных государств: остатки колониальной системы, а также несколько спорных или оккупированных территорий воспринимаются как анахронизм, ликвидация которого — вопрос времени. Однако, параллельно процессу повсеместного внедрения национального государства как единственной модели существования государства вообще, и сопровождающей его борьбы за демократию, в мире шли и иные процессы, подрывающие изнутри основу национального государства — понятие суверенитета.

Суверенитет — это общепризнанное право национального правительства решать по своему усмотрению все «внутренние вопросы», — то есть, грубо говоря, вмешиваться во всё, что происходит на его территории. Разумеется, считается желательным, чтобы национальное правительство выбиралось путём всеобщего, равного и тайного голосования, и всё такое. Поэтому мы привыкли думать, что правительство любой страны — скажем, Англии или Франции — это правительство только Англии или только Франции.

Сто лет назад это действительно было так. Но не сейчас. В настоящее время существенной частью задач «национальных правительств» является участие в разного рода международных блоках и союзах, охватывающих значительную часть мира, а также прямое и косвенное воздействие на положение дел вовне «своих» государств. Более того — в настоящий момент сам суверенитет государства определяется именно его участием в международных организациях. Например, государство может называть себя полностью признанным и легитимным только после его принятия в ООН. Это позволяет сколь угодно долго «не признавать» уже существующие de facto гособразования, и, напротив, поддерживать жизнь в разного рода «правительствах в изгнании». Точно так же, принадлежность к тем или иным регионам определяется уже не географией, а участием в региональных союзах (вспомним, например, интригу вокруг места России в «Совете Европы», мелкой и ничего не решающей организации, возможность ухода из которой, однако, воспринималась как «уход из Европы»).

Дело в том, что современные международные блоки и союзы (начиная от военных и экономических блоков типа НАТО, ЕС, или АСЕАН, и кончая тем же «Советом Европы» и прочими безобидными на вид образованиями) уже не являются «системами соглашений между субъектами». Поэтому их следует именовать транснациональными властными структурами, или ТНВ.

К специфической разновидности ТНВ относятся и так называемые «гуманитарные организации» — например, такие, как «Врачи без границ», «Гринпис», или «Международная амнистия». Важно то, что все они активно вмешиваются в вопросы, ранее находившиеся в исключительном ведении национальных государств. Разумеется, это вмешательство мотивируется гуманизмом, заботой о природе и прочими соображениями, далёкими от политики. Однако дела это не меняет.

Наконец, стоит сказать несколько слов о транснациональных корпорациях (ТНК) в качестве новых субъектов власти.

Мы уже говорили, что ТНК — это экономические образования, чья деятельность не привязана к какой-то отдельной конкретной стране, или даже группе стран. ТНК могут разворачивать производства по всему миру, перебрасывая их туда, куда считают нужным. Это, конечно, не означает, что ТНК независимы от пространства, времени и национальных границ. Но ТНК не столько подчиняются этим факторам, сколько используют их в своих целях, и, более того, сами влияют на них. Достаточно вспомнить историю термина «банановая республика» — так в начале XX века называли маленькие латиноамериканские страны, чьи правительства находились под фактическим контролем американской корпорации «Unitet Fruts». Современные ТНК, впрочем, не любят сомнительную славу, и предпочитают действовать тоньше, чем их наивные предшественники.

Очень часто нам кажется, что ТНК всесильны. В популярной футурологии часто муссируется тема «кризиса национальной государственности» — и возможной замены таковой «властью корпораций», которые уже сейчас кокетливо называют себя «экономическими империями». Да и в самом деле — если доходы какой-нибудь «Кока-Колы» превышают бюджет среднемирового государства, почему бы не разделить власть над миром между «Кока-Колой», «Боингом», и прочими субъектами Большой Экономики?

Однако нет никаких оснований полагать, что никто не контролирует сами ТНК.

Связано это с самой сутью того, что представляет из себя корпорация. Какой бы она ни была — транснациональной или нет — это прежде всего организация, чьей целью является извлечение прибыли путём производства или перепродажи товаров и услуг. Государство же (как и вообще любые властные структуры) тоже производит некий товар — порядок, и оказывает одну услугу — охраняет этот самый порядок, и тоже берут за это деньги (например, в виде налогов). Однако, разница здесь та, что обычные товары люди приобретают добровольно, и на конкурентной основе: существует много видов товаров, и если кому-то нравится бланмаже, а кому-то свиной хрящик, это не портит общего ужина. Но порядок — это система правил, обязательная для всех членов некоей группы.

Тем не менее определённая доля правды в восприятии ТНК как орудий мировой власти есть. Но это именно орудия мировой власти. В частности, та же самая «Unitet Fruts» действовала «в тесном контакте» с правительством США, и не стоит заблуждаться по поводу того, кто именно играл первую скрипку.

Достаточно вспомнить финансовую империю Сороса, некогда обрушившую фунт стерлингов. Есть все основания полагать, что Сорос — это высокопоставленный агент американского правительства, проводящий «иными средствами» политику американского Госдепартамента. То же самое можно сказать и о другом герое наших дней — Билле Гейтсе и «всемирно-победоносной» корпорации «Microsoft».

Наконец, к ТНВ относятся и глобальные средства масс-медиа, занимающие, строго говоря, промежуточное положение между ТНВ и ТНК — как полукоммерческие-полувластные структуры. Таким образом, в современном мире, и тем более в мире XXI века, чёткое и ясное понятие «юрисдикции на своей территории» больше не соответствует действительности.

Существует мнение, что Америка, как единственная оставшаяся сверхдержава, тем самым является «мировым лидером» в прямом силовом смысле этого слова — как последний обладатель Большой Дубинки. Это действительно так, но этим дело не исчерпывается. Американское лидерство осуществляется не только — и не столько! — через силовое давление или даже экономическое доминирование. На самом деле обычным образом действия американцев является систематическое использование национальных американских институтов в качестве международных. Надо сказать, что они и создавались именно как международные (шире — всемирные) институты власти, несмотря на свою «национальную привязку». Так, американские финансовые организации являются, по сути дела, мировыми денежными институтами: беспрецедентная роль доллара в мировых финансах позволяет рассматривать его как «всемирные деньги». Точно так же, американские средства массовой информации являются, по сути дела, «мировым телевидением», английский язык — «языком международного общения», американская сеть Интернет — «мировой сетью» (очень характерно, что американские учреждения, в т.ч. официальные, практически не используют «национальное» доменное имя .us, предпочитая размещать свои страницы в «международных» зонах, типа .com, .org или .gov), американские законы — международными законами (или хотя бы образцом для международных законов), и, соответственно, американское правительство — всемирным правительством.

Всё же не следует думать, что американцы могут делать в мире всё, что им вздумается. Прежде всего потому, что существуют и другие сильные ТНВ, с которыми приходится считаться. Имеет место быть «европейский клуб» — сложная транснациональная структура, построенная вокруг идеи объединения Европы. Американцы допущены в эти структуры, и имеют в них немалый вес, но всё же не решающий голос. Примерно та же самая ситуация имеет место во взаимодействии американского всемирного правительства с азиатскими структурами.

В целом можно констатировать: власть в современном мире тоже подверглась процессу глобализации, породив феномен ТНВ. Это отнюдь не «мировое правительство», появления которого ждали (или боялись) на протяжении всего XX века. Это безликая, анонимная, всепроникающая власть, не отменяющая впрямую национальный суверенитет и демократию, а использующая таковые, и успешно манипулирующая ими в своих целях.

Глобальная нестабильность[править | править код]

Теперь уже стало очевидным, что одним из важных условий успешности действий ТНВ является политическая демократия. Успешное вмешательство в чужие внутренние дела возможно только тогда, когда международные организации — начиная от американского Госдепа и кончая CNN и «Гринписом» — могут сколь угодно глубоко «влезть» в чужие внутренние дела, распространяя любую информацию, открыто финансируя любые политические силы, вкладывая капиталы, определяя экологические нормы выброса вредных веществ в атмосферу, и даже минимальную ставку оплаты труда. Именно по этой причине демократия и насаждается по всему миру, как картошка.

Допустим далее, что системе ТНВ это почему-либо невыгодно, и она примет решение этот рост прекратить, а саму страну загнать в нищету. Как это будет сделано?

Скорее всего, удар будет нанесён по нескольким направлениям. Во-первых, известно, что конкурентными преимуществами развивающегося государства являются низкая стоимость рабочей силы, а также пренебрежение экологическими нормами. В таком случае мировая общественность в лице транснациональоных профсоюзов поднимет тему «полурабского труда», практикуемого в этом государстве, и призовёт бойкотировать его товары и услуги, пока минимальная заработная плата не будет поднята в законодательном порядке до некоторой величины. В страну нагрянут различные международные комиссии, проверяющие условия труда на производстве и обнаружат многочисленные нарушения каких-нибудь «международных норм охраны здоровья». К этому подключится «Гринпис», и устроит целый ряд акций, направленных против строительства гидроэлектростанций, теплостанций, и атомных станций. После этого организация «Международная амнистия» поинтересуется условиями содержания заключённых в тюрьмах. Потом найдётся какая-нибудь маленькая политическая партия, готовая поднять тему «политических преследований». Если это не поможет, на окраине государства можно найти небольшой народ, или национальное меньшинство, вдруг возымевшее желание отделиться — при этом новоявленные сепаратисты тут же будут взяты под опёку международного сообщества. Наконец, не исключено и появление почти что из ничего оппозиционной партии, которая выиграет очередные выборы, или, скорее, просто скинет неудобное правительство, устроив какую-нибудь «бархатную революцию».

Хорошим примером является Ирак. Эта страна сейчас фактически не контролирует ту часть своей территории, где проживают сепаратисты-курды: их покой охраняют американские самолёты. При этом, разумеется, точно такие же сепаратисты-курды в соседней Турции подвергаются всему тому, чему полагается подвергаться сепаратистам и это никого не беспокоит: Турция сейчас ходит в «хороших» странах, и ей позволено защищать свой суверенитет обычными методами.

Поэтому наилучшим видом правительства с точки зрения ТНВ является «манипулируемая диктатура» — то есть власть, никак не зависящая от «своего» народа, но зато очень зависимая от внешнего мира. Одним из первых опытов в этом направлении был пиночетовский режим в Чили — крайне непопулярный внутри страны, и чрезвычайно зависимый от внешних сил, оправдывающих его существование именно что «глобальными интересами». Другим примером такого режима была «ельцинская» Россия: «мировая общественность» позволяла существовать «августовскому режиму» и закрывала глаза на его действия, оправдывая это целями предотвращения «коммунистического реванша на родине большевизма».

Наконец, ещё одной формой попадания в зависимость от ТНВ является любой конфликт между национальными государствами. Постоянное внешнее давление делает правительство сговорчивым. ТНВ в таких случаях глубоко влезают в конфликт, начиная дирижировать им. В результате обе конфликтующие стороны попадают в зависимость от ТНВ, которая только усиливается по мере затягивания конфликта. Классическим примером является арабо-израильские отношения, и особенно так называемый «мирный процесс», каждый шаг которого неизменно приводит к обострению ситуации — однако, не настолько, чтобы конфликт вышел из-под контроля.

Союз ума и фурий[править | править код]

Мы уже упоминали, что одной из разновидностей ТНВ являются средства массовой информации, особенно транснациональные (типа CNN). Их роль в глобализации власти чрезвычайно велика, и до сих пор не оценена по достоинству. Разумеется, уже очень много было сказано о том, что медийные средства «формируют массовое мышление», «создают информационные поводы», «определяют восприятие событий», и так далее. Но это далеко не всё. Важно понять, что медийные средства способны создавать реальные объекты, во всяком случае — в политической сфере.

Представим себе такую маловероятную ситуацию. Допустим, кому-то очень нужно оторвать от России Ленинградскую область. Предположим при этом, что власть в стране принадлежит слабому и непопулярному руководству, существующему только за счёт поддержки извне. Далее (это очень важно), в мировом общественном мнении сформирован образ России как «страны на грани распада». В этом случае абсолютно любая информация об ожидаемом событии будет казаться достоверной.

Дальше дело будет развиваться так. Сначала появляется книга известного писателя на исторические темы (допустим, Э. Радзинского) под названием «Тайна Петербурга». Там живо и убедительно доказывается, что население Ленинградской области (равно как и петербуржцы) не является, в строгом смысле этого слова, русскими: это особый народ, сформировавшийся в результате смешения русского и угро-финского «ингермандландского» этносов. Именно этим объясняется взаимное отторжение Москвы и Петербурга на протяжении всей русской истории: особенности национального (именно так!) характера петербуржцев не позволяют им интегрироваться в «московскую Русь». Книжка выходит немаленьким тиражом, и сначала воспринимается иронически. Однако, концепция начинает обсуждаться. На очередном съезде славистов несколько докладчиков произносят речи на темы типа «культурно-национальное своеобразие Петербурга», «криптоэтнический раскол в русском национальном сознании», и так далее. В самом Петербурге проходит конференция, посвящённая «петербургскому вопросу» — с этого момента само выражение «петербургский вопрос» легализуется и используется открыто.

После этого появляется целый ряд резко националистических публикаций, принадлежащих перьям «московских» авторов, где существование какого бы то ни было «петербургского своеобразия» начисто отрицается, а петербургская культура (в том числе и реально существующая) смешивается с грязью. Это вызывает хорошо срежиссированное возмущение. Появляется информация о создании общества «Петербург-Ингрия», целью которого объявляется «культурно-просветительская деятельность». На одном из питерских телеканалов организуется постоянная передача, посвящённая обсуждению «Петербургский вопрос». В ходе одной из передач проводится открытый телефонный опрос среди петербуржцев — «Считаете ли вы жителей нашего города частью русского народа — такой же, как москвичи?». Подавляющее большинство отвечает положительно, однако 10-15% говорят «нет». Этот факт начинает активно обсуждаться. Маститый этнопсихолог разводит руками перед камерой: «Всплеск этнического самосознания жителей нашего города — это уже свершившийся факт. Как к этому относиться, во что это выльется, мы не знаем. Но нельзя закрывать глаза на реальность. Мы окружены ложью, мы пропитаны ей. Кажется, «этническое единство русского народа» — это тоже ложь. Давайте свободно говорить о своих проблемах — в конце концов, это единственный способ их решить...». В том же месяце в Петербурге регистрируется первая сепаратистская организация, маленькая и смешная, но официально записавшая в своей программе требование «культурно-национальной автономии Петербурга-Ингрии»... Её деятельность начинается с расклеивания листовок с надписями «Ingria» на латинице. Этого никто не замечает, но в «Канадиан Трибюн» появляется небольшая заметка на соответствующую тему, с характерным подзаголовком «У русского медведя отваливается голова». В России на эту статью идёт бурная реакция, особенно «патриотической прессы». В результате о «петербургском сепаратизме» узнаёт вся страна. Дальше появляется статья в «Шпигеле», под названием «Жители Москвы боятся посещать Петербург» — на тему неприязненного отношения петербуржцев к москвичам, что прямо сравнимается с положением дел в современной Шотландии (то есть объясняется чисто националистическими причинами). Спровоцированная российская пресса бурно реагирует — и опять вся страна узнаёт о существовании некоего «конфликта».

Дальнейшее — дело техники. Несколько лет подобной обработки вполне способны придать всем противоречиям между Москвой и Петербургом «национальную окраску».

Нечто подобное имело место быть на самом деле. Существует даже партия петербургских сепаратистов. Правда, дело не выгорело потому, что главное условие его успеха, слабая и непопулярная власть, слишком быстро канула в Лету. Однако, другой проект подобного рода имел оглушительный успех. Мы имеем в виду Чечню.

О чеченских событиях уже написано очень и очень много слов. Но мало кто знает, что «чеченское национальное возрождение» было инициировано отнюдь не «спонтанным взрывом национального самосознания чеченского народа» (в тот период чеченцы интересовались в основном установлением контроля над московскими рынками). Потребовались усилия интеллектуалов — таких, как российский этнограф Ян Чеснов, или француз Анатоль Ливен — книги и статьи которых доставили чеченской националистической элите необходимый материал для создания полноценного «национального мифа». Надо сказать, что Дудаев, в отличие от иных кавказских лидеров, был восприимчив к подобным вещам — недаром ещё в советские времена он с удовольствием общался с представителями знаменитой «тартусской школы семиотики» (многие из которых, например, В. Топоров, в дальнейшем стали активными сторонниками прибалтийских «народных фронтов» и борцами с «русским империализмом»)...

Мировая номенклатура[править | править код]

Остаётся задать последний вопрос. Что представляет из себя та мировая элита, которая в настоящий момент готовится приступить к управлению всей планетой?

Первое, что рисует услужливое воображение — это каких-нибудь зловещих «сионских мудрецов», заседающих в своих неприступных замках и строящих глобальные планы, рассчитанные на столетия. Этот образ, жуткий, но по крайней мере величественный, с удовольствием поддерживает и сама «мировая власть», не чуждая саморекламы. Увы, действительность куда прозаичнее. Дело в том, что «мировая элита» — это сообщество «влиятельных людей», несущая ответственность только перед самой собой. Такое сообщество не может не стать замкнутым: его пополнение идёт крайне медленно, и далеко не лучшими представителями рода человеческого (хотя бы потому, что никакому «тайному властителю» не захочется рекрутировать в состав своей «тайной власти» людей, способных в дальнейшем оттереть его от рычагов). То есть «мировая элита» — это замкнутая система, обречённая на довольно быстрое вырождение.

Нет никаких оснований полагать, что Мировая Номенклатура избегнет той же участи. Унылый и бестолковый мир «глобального контроля над глобальной нестабильность», наступление которого запланировано на начало нового тысячелетия, скорее всего, не протянет долго — по тем же причинам, по которым не протянул долго Советский Союз. Хитроумие «косвенного влияния», рычаги контроля за нестабильность, мощь медийных средств, и даже мозги интеллектуалов будут брошены на исполнение крайне тривиальных решений, которые в конце концов сведутся к банальному самосохранению системы. В конце концов наступит крах. Накопление управленческих ошибок приведёт к тому, что нестабильность вырвется из-под контроля, и мир запылает по-настоящему.

Это будет означать конец цивилизации Нового Времени. Что придёт ей на смену — сказать невозможно. Скорее всего, мир снова погрузится в варварство — возможно, «технологическое», «киберпанковское>, от этого ещё более мерзкое. Возможна также и прямая глобальная диктатура, направленная на сохранение того, что ещё возможно сохранить. Не исключено и то, что установится какой-то новый порядок. Ясно одно — путь «глобализации» тупиковый. Это и есть тот самый «закат Запада», за которым последует долгая и очень неспокойная ночь.

Источник — https://traditio.wiki/w/index.php?title=Текст:Константин_Крылов:Полночь,_XXI_век&oldid=693495