Лев Александрович Тихомиров

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
(перенаправлено с «Лев Тихомиров»)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Лев Александрович Тихомиров
Tihomirla.jpg
Род деятельности: публицист
Дата рождения: 31 января 1852
Место рождения: Геленджик
Дата смерти: 16 октября 1923
Место смерти: Сергиев
Отец: Александр Александрович Тихомиров
Мать: Христина Николаевна Каратаева
Супруга: Екатерина Дмитриевна Сергеева
Дети: Николай, Александр, Вера, Надежда
Этническая принадлежность: русский
Вероисповедание: православный
УДК 92

Лев Александрович Тихоми́ров (19 (31) января[1] 1852, Геленджик — 16 октября 1923, Сергиев) — русский публицист, идеолог «Народной воли» (подпольные клички «Тигрич», «Старик»), перешедший затем в стан монархистов. Бывшими соратниками-революционерами был заклеймён как «ренегат» и «психически заболевший», но и в среде черносотенцев доверия не получил.

Биография[править | править код]

Третий сын в семье военного врача Александра Александровича Тихомирова и овдовевшей в своём первом браке Христины Николаевны (урождённой Каратаевой). Унаследовал имя второго сына Тихомировых, родившегося до него и скончавшегося в младенчестве.

В 1864 году поступил в Александровскую гимназию в Керчи, оторвавшись от семьи. Но затем освоился в этой обстановке и приобщился к революционным идеям.

Окончив гимназию с золотой медалью, явился в Москву и в августе 1870 года поступил на юридический факультет Московского университета, но сразу же по поступлении перевёлся на медицинский. В студенческие годы принял участие в народническом движении и осенью 1871 года вошёл в кружок «чайковцев».

В 1873 году побывал в Санкт-Петербурге; в начале сентября перебрался в столицу Империи, где был радостно встречен «чайковцами», а в ноябре был арестован. Более четырёх лет провёл в Петропавловской крепости и Доме предварительного заключения.

В октябре 1877 года проходил по «делу 193-х» народников-пропагандистов, но отказался в нём участвовать в знак протеста против фактически закрытого характера суда. Вышел на свободу в начале 1878 года, поскольку годы тюрьмы были ему зачтены в срок наказания. Но полной свободы не получил, а был отдан под административный (полицейский) надзор с определением обязательного места проживания. Будучи выслан на родину в Новороссийск, по совету своей бывшей невесты С. Л. Перовской покинул ссылку и на нелегальном положении прибыл в Петербург.

На одном из заседаний Исполнительного комитета «Народной воли» в конце лета 1880 года заявил о своем желании выйти из революционной организации, но товарищи заявили о невозможности этого и решили дать ему «временный отпуск для поправления здоровья».

После убийства императора Александра II ходил с траурной повязкой, что товарищи восприняли как маскировку. После разгрома партии, в 1882 году уехал с женой за границу, направив перед этим императору Александру III открытое письмо Исполнительного комитета «Народной воли».

Обосновавшись в Париже, продолжал заниматься революционной деятельностью и вместе с П. Л. Лавровым редактировал «Вестник Народной воли» (18831886).

В 1888 году опубликовал в Париже небольшим тиражом брошюру «Почему я перестал быть революционером». 12 сентября того же года подал Александру III прошение о помиловании. В декабре получил положительный ответ в российском посольстве: он амнистирован и может вернуться на родину, но должен в течение пяти лет состоять под гласным надзором. Накануне отъезда в Россию сжёг, по собственному признанию, бумаги, которые могли повредить бывшим товарищам.

20 января 1889 года прибыл в Петербург и отправился в Петропавловский собор, чтобы поклониться праху Александра II, убитого его товарищами-народовольцами. Пробыв около месяца в Петербурге, был вынужден поселиться под надзором в Новороссийске.

В 1890 году по высочайшему повелению получил разрешение на «повсеместное в империи жительство». Осенью того же года обосновался в Москве, где жил сначала на Долгоруковской улице, а затем на улице Палихе. Стал штатным сотрудником «Московских ведомостей», со временем проявил себя как один из ведущих публицистов монархического лагеря, а в 19091913 годах возглавлял «Московские ведомости», охотно выступал в журнале «Русское обозрение» и других консервативных органах печати.

21 августа 1907 года был первый раз принят П. А. Столыпиным. В октябре 1907 года переехал с семьёй в Петербург.

Последовательно представлялся и производился в восемь чинов, начиная от коллежского регистратора, а на Пасху 1912 года был произведён в статские советники.

Написал для Столыпина ряд записок, выступив в качестве консультанта по рабочему вопросу, и, в частности, подготовил для него «Доклад относительно заявления о запросе по поводу преследования профессиональных союзов рабочих».

Оставив в 1913 году пост редактора «Московских ведомостей» и отойдя от публицистической деятельности, переехал в Сергиев, где жил с семьёй в купленном им доме. В Первую мировую войну и революцию окончательно разорился. Падение самодержавия застал в Москве, на съёмной квартире. По сообщениям газет, 8 марта 1917 года явился в милицию и дал подписку:

Я, нижеподписавшийся, Лев Александрович Тихомиров, даю сию подписку в том, что новое правительство я признаю, и все распоряжения оного исполню и во всем ему буду повиноваться.

В 1918 году сам передал часть своих дневников на хранение в Румянцевский музей.

В 1920 году получил материальную помощь от бывшего главного редактора «Русского обозрения» А. А. Александрова и его супруги.

В 1922 году зарегистрировался в Комиссии по улучшению быта учёных. Заполняя в мае 1922 года опросный лист (анкету), работы откровенно монархического содержания в список научных трудов предусмотрительно не внёс. Летом 1922 года был зарегистрирован по 3-й категории (высшей категорией считалась 5-я) — история литературы, языковедение, библиотековедение, за что ему полагалась определённая денежная сумма (3 миллиона 250 тысяч рублей) и продовольственный паёк.

Могила его не сохранилась, а судьба оставшихся у родственников рукописей неизвестна.

Личная жизнь и родственные связи[править | править код]

Летом 1880 года, использовав фальшивый паспорт, Тихомиров обвенчался с учившейся в Санкт-Петербурге на фельдшерских курсах уроженкой Орла, Екатериной Дмитриевной Сергеевой (шафером на свадьбе был Н. К. Михайловский). Этот брак дал ему двух сыновей — Николая и Александра (в 1907 году принял постриг с именем Воронежского святителя Тихона, впоследствии епископ[?]) — и двух дочерей — Веру и Надежду.

Старший сын, Николай, по-видимому, участвовал в Февральской революции. Некоторые другие члены семьи Тихомирова встретили её с ликованием.

Двоюродный племянник Тихомирова — литератор Ю. К. Терапиано (масон[2][3]).

Сочинения[править | править код]

Одним из наиболее известных произведений революционной пропаганды второй половины XIX века стала написанная Тихомировым «Сказка о четырёх братьях». В. Г. Короленко вспоминал, что она широко использовалась для пропаганды в крестьянской среде и имела успех.

Наиболее фундаментальная работа, написанная Тихомировым-монархистом, — появившееся летом — осенью 1905 года исследование «Монархическая государственность». Несколько экземпляров этой книги были «именными», и один был передан императору Николаю II. В феврале 1906 года в знак признания важности этого труда Тихомиров был удостоен серебряной чернильницы «Empire», выполненной фирмой Фаберже, с изображением государственного герба. В 1911 году протоиерей Иоанн Восторгов подготовил на основе этой книги краткое общедоступное изложение основных идей в форме вопросов и ответов «Что такое монархия? Опыт монархического катехизиса». С 1992 года «Монархическая государственность» была переиздана не менее пяти раз.

Помимо «Монархической государственности», к числу наиболее значимых работ Тихомирова можно отнести ещё «Начала и концы. Либералы и террористы» (1890), «Социальные миражи современности» (1891), «Борьба века» (1895), «Знамение времени — носитель идеала» (1895), «Единоличная власть как принцип государственного строения» (1897), сборник статей 19091911 годов «К реформе обновлённой России» (1912).

В 1913 году Тихомиров начал работу над вторым по значению, после «Монархической государственности», трудом своей жизни, получившим в итоге название «Религиозно-философские основы истории» (впервые опубликован только в 1997 году).

С 18 ноября 1919 по 28 января 1920 года по старому стилю Тихомиров писал повесть «В последние дни», посвящённую жене (увидела свет только в 1999 году, опубликована С. М. Сергеевым).

Воспоминания Тихомирова, отличающиеся необычной мягкостью тона как по отношению к соратникам по монархическому лагерю, так и по отношению к бывшим друзьям-революционерам, и объединённые под общим названием «Тени прошлого», были изданы через 77 лет после его смерти.

Цитаты[править | править код]

  • «Строго говоря, я не был вполне безбожником никогда. Один раз во всю жизнь я написал: „Мы не верим больше в руку Божью“, и эта фраза меня смущала и вспоминалась мне как ложь и как нечто нехорошее»
  • «Полиция уверена, что я главный организатор злодейства 1-го марта 81 г. Я же на самом деле в это время уже давно не состоял в управлении Народной воли, о готовящемся преступлении знал в общих чертах… гром взрыва услыхал со своей квартиры на Гороховой»
  • «Наши жандармск[ие] офицеры, между прочим, народ весьма любезный, насколько об этом можно судить по получасовому разговору»
  • «Я думал, думаю и буду думать, что нам, православным, нужна устная проповедь. Или лучше — миссионерство. Нужно миссионерство систематическое, каким-нибудь обществом, кружком. Нужно заставить слушать, заставить читать. Нужно искать, идти на встречу, идти туда, где вас даже не хотят. И притом… важно не вообще образованное общество, важна молодёжь, ещё честная, ещё способная к самоотвержению, ещё способная думать о душе, когда узнает, что у ней есть душа. Нужно идти с проповедью в те самые слои, откуда вербуются революционеры»
  • «…люди все такие свиньи, с этим нужно считаться»
  • «Всё, что ни есть крепкого или подававшего надежды — всё перемерло: Катков, Д. Толстой, Пазухин, К. Леонтьев, П. Астафьев. Ничего кругом — ни талантов, ни вожаков, ни единой личности, о которой бы сказал себе: вот центр сплочения. А остатки прошлого, либерально-революционного, пережили 13 лет, тихо и без успехов, но в строжайшей замкнутости и дисциплине сохранили все позиции, сохранили даже людей, фирмы, знамёна, около которых завтра же могут сплотиться целые армии»
  • «Мне кажется, что вообще моя писательская судьба будет служить упрёком современной России: не умела она мною воспользоваться. Ослиное общество во всяком случае»
  • «Император Александр III не был только выразителем идеи. Он был истинный подвижник, носитель идеала… В последние годы своей недолгой жизни он уже победил всё и всех. Весь мир признал его величайшим монархом своего времени. Все народы с доверием смотрели на гегемонию, которая столь очевидно принадлежала ему по праву, что не возбуждала ни в ком даже зависти»
  • «Нет ничего гнуснее вида нынешнего начальства решительно везде. В администрации, в церкви, в университетах… И глупы, и подло трусливы, и ни искры чувства долга. Я уверен, что большинство этой сволочи раболепно служило бы и туркам, и японцам, если бы они завоевали Россию»
  • «Обидно, что моя „Монархическая государственность“ не читается. Время придёт, конечно, но тогда, пожалуй, нужно будет строить монархию заново, а это трудно»
  • «Человек нашей интеллигенции формирует свой ум преимущественно по иностранным книгам. Он, таким образом, создаёт себе мировоззрение чисто дедуктивное, построение чисто логическое, где всё очень стройно, кроме основания — совершенно слабого»
  • «Указывать на чтение книг как на средство выработки миросозерцания вообще можно, лишь не имея понятия о том, что такое есть живое человеческое миросозерцание, которое складывается прежде всего под влиянием личной жизни, а никак не книжек»
  • «России был и остаётся нужен образованный человек, нужен был, нужен и теперь подвижник правды. Но это ничуть не значит, чтобы ей нужен был „интеллигент“ со всеми его претензиями на господство в дезорганизованной им же стране»
  • «Партийные вожаки получают значение каких-то своеобразных владетельных князьков или, точнее, олигархов. Главное официальное правительство страны ничто в сравнении с этими негласными владыками, создающими и ниспровергающими правительства официальные»
  • «Патрициев, дворян, служилых массы иногда ненавидели, но уважали и боялись. Современных политиканов просто презирают повсюду, где демократический строй сколько-нибудь укрепился»
  • «[Правящий класс] вечно занят борьбой за власть, постоянно принуждён думать о том, как захватить народ, сорвать его голоса, правдами-неправдами притащить его к себе, а не самому прийти к нему… Нет класса, живущего более вне народа, чем нынешние политиканы»
  • «По части искусства одурачивать толпу, льстить ей, угрожать, увлекать её — по части этого гибельного, ядовитого искусства агитации люди дела всегда будут побиты теми, кто специально посвятил себя политиканству»
  • «Надо бы мне когда-нибудь повидать П. Столыпина. Всё, что слышу, рисует у него редкое качество — волю, но каковы его цели, думаю, никто не знает, а может быть, он и сам не определил вполне»
  • «…в нынешнем национализме чувствуется скорее „слово“, чем „понятие“.., хотя слово „национализм“ раздаётся всюду, но что составляет содержание этого слова, к какому действию обязывает современного человека его „национализм“, — этого пока невозможно определить»[4]
  • «Недаром Столыпина убили. Он хотя и конституционалист, но человек „прусского образца“ и по энергии [характеру] не дал бы монарха в обиду»
  • «…в 1613 г. справились со всей анархией почти моментально, как только отбросили чужие идеалы и прочно стали на свои собственные национальные основы»[5]
  • «Свобода печати в первое время представляла какую-то вакханалию подрыва власти и революционизирования России, свобода союзов пошла прямо к подготовке революции, что было особенно ясно по союзам, именуемым профессиональными, и по всем обществам, где влияние получали конституционалисты-демократы»[6]
  • «Не знаю, чем кончится война, но после неё революция кажется совершенно неизбежной»[7]

Перлы[править | править код]

  • «Мы видим в рядах первых социалистов множество людей действительно высокой нравственности… В утопическом же социализме родилось первое стремление к уяснению внутренних законов общественности»
  • «К сожалению, у нас гораздо больше антисемитов, чем православных»
  • «Действительно, ужасная была власть. Если только Временное правительство окажется прочным (что, по-видимому, несомненно), то падение Николая II будет встречено радостью по всей России. Я думаю, что основная причина гибели Царя — его ужасная жена. Но, конечно, не погибать стране из-за неё… А он был под башмаком. И то удивительно, что так долго терпели, Я приходил к полному разочарованию в России. С этой стороны, конечно, снимается со всех гнетущее чувство, и дух народа может подняться»
  • «Какую страшную гору несправедливости взваливают на меня революционеры. Ведь я действовал искренне и честно, и притом всегда думал о благе народа и рабочих. Зачем ругать меня служителем реакции, когда я им никогда не был? Не я ли всегда работал на дело организации рабочих, не я ли первый выдвинул идею созыва Собора, не я ли первый обличил РаспутинаДубровин в своём „Русском знамени“ называл меня революционером. Глинка в „Земщине“ писал, что я как был, так, и остался радикалом. Вот как ко мне относились реакционные силы, да и правительство. Сколько я вынес борьбы с ним, и оно же меня придушило. И вот меня же поносят, с прибавкой ругательной, реакционером. Эта несправедливая ненависть меня давит, как камень»

Взгляды[править | править код]

Тихомиров отмечал, что националистам необходимо прояснить своё отношение к вере и самодержавию, иначе их программа останется «октябристской отрыжкой».[8]

По утверждению историка Н. В. Черниковой, Тихомиров писал о евреях как о прекрасных работниках и производителях, которых делают паразитами лишь те ограничения, которым они постоянно подвергаются.[9]

Отзывы и воспоминания современников[править | править код]

Одна из соратниц по «Народной воле» О. Любатович так описала портрет Тихомирова конца 1870-х годов:

В нашей среде Л. Тихомирова звали стариком. И в самом деле, этот худой, с бритым, ради конспирации, по-департаментски подбородком и английскими баками человек, с маленькими выцветшими серыми глазами и полинялыми жидкими волосами, казался стариком, хотя ему вряд ли было за 30.

После того, как П. Л. Лавров устроил Тихомирову встречу с Ж. Клемансо, последний был разочарован:

Я ожидал встретить героя… Представьте же мое разочарование, когда вместо Дантона или Робеспьера я увидел человека вне себя от страха, с бегающими глазками, дрожащими руками и бессвязно лепечущего: мосье Клемансо, мосье Клемансо.

В 1889 году жена Тихомирова рассказывала О. А. Новиковой в одном из писем:

Есть много людей.., которые против него, говорят, что чистое дело требует чистых рук, чтобы очистить себя, он должен выдавать [бывших соратников] и должен быть наказан.

Генеральша А. В. Богданович даже спустя много лет после возвращения Тихомирова в Россию писала о нём, как о человеке, «который участвовал в убийстве Александра II, который весь был забрызган его кровью».[10]

Служивший в Департаменте общих дел МВД С. Н. Палеолог вспоминал о посещении себя Тихомировым в январе 1909 года:

Тихомиров, вихрастый интеллигент учительско-статистического типа, небольшого роста, с рыжеватой с проседью общипанной бороденкой, менее всего подходил к тому, чтобы облечься в белые панталоны с золотыми галунами и форменное пальто на красной подкладке. Но когда я затронул эту тему, он весь преобразился, лицо его расплылось в детскую улыбку, и он долго сердечно жал мне руку. Видимо, я попал в самое сокровенное место его тайных вожделений.

Главноуправляющий Собственной Его Императорского Величества Канцелярией А. С. Танеев (отец А. А. Вырубовой[?]) отнёсся к возможности производства Тихомирова в действительные статские советники «довольно кисло», заявив:

Не люблю я ренегатов, но если ваш министр считает его достойным, то я не встречаю препятствий к представлению доклада Государю. Передайте все же Петру Аркадьевичу, что, в случае воспоследования Высочайшего согласия, необходимо представлять Тихомирова в каждый чин отдельно. В действительные статские я его так легко не пропущу.

Когда 5 июля 1911 года Тихомиров обратился со страниц «Московских ведомостей» к Столыпину с письмом, в котором призывал пересмотреть Основные законы 1906 года, тот сделал следующую пометку на этом обращении:

Все эти прекрасные теоретические рассуждения на практике оказались бы злостной провокацией и началом новой революции.

А. Белый, случайно столкнувшийся с Тихомировым в Сергиевом, оставил такой язвительный портрет:

Ставшая узеньким клинышком белая вовсе бородка напомнила лик старовера перед самосожжением в изображении Нестерова; не хватало лишь куколя на голове, потому что сюртук длинный и черный, как мантия; жердеобразная палка колом мне напомнила жезл; точно инок, он шел на меня, сухо переступая и сухо втыкая «жезл» в землю… Я разглядывал тощее благообразие профиля, четко построенного, благолепие жестов, с которыми он брал стакан, ломал хлеб, совершая чин службы, а не чаепития: не то действительный статский от схимы, не то схимник от самодержавия.

По словам общавшегося с Тихомировым С. А. Волкова, тот «заканчивал своё жизненное странствование» в бедности, работая «делопроизводителем школы имени М. Горького (бывшей Сергиево-Посадской мужской гимназии)». Ученики «к его огромному неудовольствию» прозвали бывшего монархиста (вероятно, за его бороду и невысокий рост) «Карл Маркс».

В. А. Маевский писал в книге «Революционер-монархист. Памяти Льва Тихомирова» (Нови Сад, 1934):

Никогда… не видели его веселым, смеющимся, беззаботным… Волосы упрямо торчали, брови хмуро сдвигались, со лба и лица не сходили борозды напряженных дум и тяжелых переживаний… Он производил впечатление человека, ежечасно, ежеминутно боящегося и ожидающего какого-то безвестного и тайного удара.

С. И. Фудель писал:

Конечно, Лев Александрович боролся непреклонно и страстно в книгах, статьях и выступлениях за тепло в мире, за сохранение этого уходящего из мира тепла, но не знал, что надо начинать с борьбы за тепло в собственном доме… Он воевал за то, что он понимал как христианскую государственность, и свою жизнь воспринимал как жизнь в окопах этой войны.

Тот же Фудель описал атмосферу, царившую в доме Тихомирова во время чтения вслух повести «В последние дни»:

Мы сидели в столовой, угощением были какие-то не очень съедобные лепешки и суррогатный чай без сахара. Лев Александрович почему-то пил его с солью. Керосина тоже не было… и горели две маленькие самодельные коптилки, освещая на столе больше всего рукопись. Апокалипсис был не только в повести.., но уже и в комнате.

Историография[править | править код]

Советские историки (М. Г. Седов, Н. А. Троицкий, Ю. Б. Соловьёв и другие) в основном только упоминали о Тихомирове в книгах, посвящённых народовольческому движению и кризису самодержавия. Первым исследователем, специально обратившимся к анализу жизни и взглядов Тихомирова, был рано ушедший из жизни В. Н. Костылев, выбравший эту тему ещё в середине 1970-х годов. В 1980 году увидела свет его статья, являвшаяся фрагментом кандидатской диссертации, которая была защищена в 1987 году. Посмертно в журнале «Вопросы истории» в 1992 году вышел очерк Костылева о Тихомирове, подготовленный В. И. Харламовым по рукописям покойного (Харламовым же дано название публикации).

М. Б. Смолин в своей кандидатской диссертации заявил по адресу Костылева, что тот, по его мнению, не мог «спокойно и объективно, без партийных штампов, изучить, изложить и оценить идеи Л. А. Тихомирова, что отрицательно сказалось на содержании его диссертации». Однако упрекнув Костылева в пристрастности, сам Смолин бросился в другую крайность, назвав свою статью о Тихомирове «От Бога все его труды» и утверждая, что он «гениален в своём упорном и последовательном протесте против сумасшествия антигосударственных сил XIX и XX века… он был политическим теологом, метафизиком монархической государственности».

С. В. Чесноков в автореферате своей кандидатской диссертации обратил внимание на идеализацию образа Тихомирова-монархиста:

В 1990-е… появилось новое искушение — «канонизировать» Тихомирова. Наиболее ярко подобные попытки видны в традиции издания трудов Л. А. Тихомирова М. Б. Смолиным. Однако, другие исследователи, такие как С. М. Сергеев и С. В. Фомин, считают, что не стоит делать из Тихомирова нового Маркса, тем более, что излишне идеализированный образ Тихомирова-монархиста способен обернуться прямой противоположностью, если неведающий всей полноты картины почитатель Тихомирова узнает о его поступке 8 марта 1917 г.[11]

Существенные сведения об историографической ситуации с Тихомировым сообщил Б. С. Итенберг в своей рецензии на переводную книгу японского историка Х. Вада «Россия как проблема всемирной истории. Избранные труды»:

В советской историографии фигура Льва Тихомирова долгие годы находилась в тени. Да иначе и быть не могло — идейный лидер «Народной воли» перестал быть революционером. Историки молчали до тех пор, пока в МГУ в 1986 г. не была защищена блестящая кандидатская диссертация В. Н. Костылева «Лев Тихомиров на службе царизма: из истории общественно-идейной борьбы в России в конце XIX — начале XX века» (научный руководитель профессор М. Г. Седов). Я был официальным оппонентом на этой защите и до сих пор помню, какой восторг вызвала у меня эта работа ныне покойного молодого талантливого ученого. И вот теперь в книге Вады вновь появляется образ Тихомирова, но в ином аспекте. Японский историк взялся за изучение одного из наиболее сложных периодов жизни Тихомирова — накануне и после Октябрьской революции.

Ученый так объяснил свою задачу: «Будучи логическим продолжением моей статьи о жизни и деятельности Веры Фигнер в 19171923 гг., эта работа проливает свет на последние годы жизни Тихомирова, чья жизнь являла собой столь разительный контраст с жизнью В. Фигнер. Вместе эти две работы могли бы составить основу для сравнения жизненных траекторий двух ведущих революционеров-народников в их последние годы». <…> В ближайшее время он намерен завершить работу над книгой «Лев Тихомиров и Вера Фигнер».[12]

По мнению Х. Вада, «Октябрьская революция, в задачу которой, очевидно, входило установление твёрдой революционной диктатуры, должна была, по представлениям Тихомирова, осуществить давно лелеемую им мечту о сильной государственной власти».

А. В. Репников добавляет, что, к сожалению, при цитировании дневника Тихомирова Вада допустил ряд искажений, попавших впоследствии и в русскоязычный перевод книги.

Научный Совет РГАСПИ рекомендовал к печати очередной том дневников Л. А. Тихомирова. Рекомендованный к печати том дневников охватывает события Первой русской революции 1905‒1907 гг. Подготовка дневников к печати осуществлена д.и.н. А. В. Репниковым (РГАСПИ), к.и.н. Б. С. Котовым (ИВИ РАН). Книга выйдет в свет издательстве РОССПЭН в 2015 г.

В культуре[править | править код]

Тихомиров стал одним из главных героев романов Ю. В. Давыдова («Глухая пора листопада», «Бестселлер»), О. Н. Михайлова («Забытый император») и А. П. Полякова («Великаны сумрака»). Дважды была издана книга А. И. Яковлева «Корона и крест. Сцены российской церковной жизни конца XIX — начала XX века», в которой важное место уделено эволюции взглядов бывшего народовольца. Правда, по утверждению историка А. В. Репникова, при цитировании дневника Тихомирова последний автор опять же допустил много искажений.

Интересные факты[править | править код]

  • После гибели П. А. Столыпина из печатных органов правого направления только «Московские ведомости» Тихомирова отдали ему дань уважения, отметив «его бескорыстные стремления ко благу родины» и заявив, что «он рыцарски погиб, бодро и честно на своём посту».[13]

Примечания[править | править код]

  1. В некоторых источниках ошибочно называется 1 февраля.
  2. Биографический словарь // Берберова Н. Н. Люди и ложи. Русские масоны XX столетия. — Харьков: Калейдоскоп; М.: Прогресс-Традиция, 1997. ISBN 966-7226-01-8, ISBN 5-89-493-008-1
  3. Платонов О. А. Криминальная история масонства 1731‒2004 гг. — М.: Эксмо, Алгоритм, 2005. — С. 459. ISBN 5-699-09130-0
  4. Цит. по: Отечественная история. — 2007. — № 4. — С. 191.
  5. Цит. по: Гайда Ф. А. Политическая обстановка в России накануне Первой мировой войны в оценке государственных деятелей и лидеров партий // Российская история. — 2011. — № 6. — С. 129.
  6. Цит. по: Туманова А. С. Первая русская революция и провозглашение свободы союзов и собраний // Отечественная история. — 2005. — № 5. — С. 42.
  7. Цит. по: Российская история. — 2009. — № 4. — С. 192.
  8. Гайда Ф. А. Эволюция внутриполитического курса П. А. Столыпина и думское большинство в 1910‒1911 годах // Российская история. — 2012. — № 2. — С. 79.
  9. Из истории и мифологии революции. Почему евреи?: [Круглый стол] // Отечественная история. — 2000. — № 2. — С. 93.
  10. Богданович А. Три последних самодержца. — М.: Новости, 1990. — С. 218.
  11. Чесноков С. В. Роль идейно-политического наследия Л. А. Тихомирова в русской общественной мысли и культуре конца XIX‒XX веков. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. истор. наук. — Нижний Новгород, 2005. — С. 16‒17.
  12. Итенберг Б. С. Харуки Вада и его книга «Россия как проблема всемирной истории. Избранные труды» // Отечественная история. — 2001. — № 1. — С. 132‒133, 134.
  13. Омельянчук И. В. Правые партии и П. А. Столыпин // Российская история. — 2012. — № 2. — С. 73.

Литература[править | править код]

  • Дневник Л. А. Тихомирова. 1915‒1917 гг. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008. — 440 с.: ил.
  • Костылев В. Н. Выбор Льва Тихомирова / Публ. В. И. Харламова // Вопросы истории. — 1992. — № 6‒7. — С. 30‒46.
  • Бородин А. П. Правая группа Государственного совета в 1906‒1917 годах // Отечественная история. — 1998. — № 3. — С. 50‒66.
  • Омельянчук И. В. Проблемы экономического развития России во взглядах правых монархистов начала XX века // Отечественная история. — 2006. — № 1. — С. 16‒23.
  • Репников А. В. Лев Александрович Тихомиров // Отечественная история. — 2008. — № 2. — С. 146‒160.
  • Репников А. В. Лев Александрович Тихомиров // Вопросы истории. — 2011. — № 4. — С. 20‒32.