Текст:Александр Машин:Суть европейства

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

Суть европейства



Автор:
Александр Машин




Дата публикации:
17 августа  2011







Предмет:
Социология, Азиатчина



Некий человек пишет, как ему удаётся избегать некачественного обслуживания:

Aquote1.png Я переехал в этот район Москвы три года назад. Район мне совершенно чужой, из знакомых — одна супруга. Рядом несколько магазинов самой разной направленности — от мелких продуктовых палаток до крупного книжного. Также неподалёку есть два рынка, по выходным совсем рядом открывается третий.

Первым делом, входя в магазин, я здороваюсь. Уже после того, как мне ответили, я говорю, за чем пришёл. После того, как я получаю желаемое, я говорю «Спасибо!», а уходя — «Хорошего дня!» На рынке ритуал чуть более сложный: у большинства продавцов я спрошу, как у них идут дела, у знакомого молодого узбека — как здоровье его старенького отца, который раньше торговал, а теперь всё чаще остаётся дома. Мужчинам я пожму руку, с женщинами переброшусь парой приятных фраз.

Каков результат, спросите вы? В любом магазине мне никогда не продадут ничего некачественного. Продавщица из книжного, когда мы встречаемся с ней по дороге, сообщит мне о книжных новинках. В половине магазинов в случае трудностей с наличкой я без проблем возьму товар в кредит. Фермеры на воскресном рынке привезут мне овощи на заказ. Сколько раз я слышал: «Не берите лопатку, она сегодня неудачная. Возьмите лучше окорок» или «Завтра завезут свежую говядину. Приходите, нужный вам кусок вырежем прямо из туши»! А всего-то надо общаться вежливо — и жизнь тут же повернётся к вам лицом.

Aquote2.png
"К жизни — лицом". zadolba.li. 15 августа 2011.  Check date values in: |date= (help)

Что тут обращает внимание? Для того, чтобы просто получить за свои деньги, что причитается, ему приходится вступать в социальное взаимодействие с обслуживающим персоналом. И если в магазине оно не выходит за пределы простой вежливости (но уже чрезмерной, если бы речь шла о магазине самообслуживания), то на рынке ему приходится уже панибратствовать с продавцами. Прибавлять к глаголам в повелительном наклонении «пожалуйста» воспитанному человеку ничего не стоит, но жать руку узбеку с рынка — это уже слишком.

Автор хвалится, что взамен он получает качественное товары и обслуживание. Асимметрии ситуации, требующей нравиться продавцу, чтобы не получить несвежего мяса, но не допускающей возможности расплаты фальшивыми деньгами с непонравившимся продавцом, он не замечает.

Здесь отчётливо видна азиатчина: для совершения добросовестной сделки мало иметь деньги. Нужно ещё и втереться в круг своих продавцу людей. Как в советское время торговали в нагрузку: например, с нормальной книгой заставляли купить «Малую землю» Брежнева, так и в азиатском обществе простые гражданско-правовые сделки обременяются ненужным социальным взаимодействием. Такая паразитная социализация вовсе не образует новые социальные связи и не помогает преодолеть атомизацию общества. Напротив, она разбивает его на небольшие кластеры, только внутри которых возможно подобие экономической жизни. Вне кластеров все сделки недобросовестны и представляют собой соревнование в том, кто кого обманет. Рынка нет, есть совокупность воюющих квазикоммунистических ячеек. Предельный случай такого устройства общества представляет собой индийский кастовый строй, когда, в силу рождения в определённой касте, ремесленник обслуживает какую-либо деревню, получая установленную много веков назад годовую плату.

Европейцу тягостно такое положение. Торговаться нравится только чурке, а европеец предпочтёт покупать заранее расфасованный товар в супермаркете, лишь бы не заговаривать с незнакомцем. Ему не нравится, когда ему лезут в душу, или лезть в душу самому. Ему неприятно слышать от начальства и общества хоровые акафисты этим святым людям — врачам и учителям, заменяющие нормальную плату за их труд: он считает, что святым место на иконах, а акафисты прикрывают масштабное воровство. Ещё хуже, когда учителями жизни или народной совестью объявляют актёров.

Европеец чувствует или осознаёт, что социальный капитал в распоряжении одного человека ограничен, и его нельзя растрачивать попусту. Если слишком много общаться на базаре, не хватит сил и внимания на действительно важные дела — политику или крупный бизнес, а обременение ненужными обязательствами ограничит мобильность.

Это подводит нас к осознанию важной особенности европейского уклада жизни, позволившего построить могучие нации, покорившие остальную планету; возможно, самой сути европейства. Европейцы атомизируют и стандартизируют социальные транзакции. Долгосрочным отношениям предпочитаются краткосрочные, феодальной службе — наёмная, цехам — свободный рынок, директивному планированию — конкурсы на государственные закупки. Нации, дальше других зашедшие в этом направлении, получают преимущество. Атомизации общества это не означает; напротив, оно сплавляется крепче.

Конечно, речь идёт об идеализированной Европе. В реальной постоянно случаются рецидивы азиатчины. Она не только импортируется вместе с иммигрантами, но и возникает внутри, например, в виде государственного регулирования. Один из худших примеров западной азиатчины — маркетинг. Он открыто ставит целью приобретение лояльных покупателей и систематически практикует переусложнение сделок, дающее преимущество «своим»: скидки, купоны, накопление баллов и прочую мерзость. Айфон, который можно купить только вместе с контрактом определённого оператора сотовой связи, операционная система с вшитым браузером — вот примеры неофеодализма.

Нация, которая решилась бы провести правовую реформу, стандартизирующую законные сделки, атомизируя их до минимально справедливого размера, ограничивая их действие во времени и запрещая все нестандартные сделки; другими словами, распространившая бы правила товарной биржи на обычный рынок, получила бы важное конкурентное преимущество. У неё был бы шанс от догоняющего развития перейти к цивилизационному лидерству. Ещё большего добилась бы нация, распространившая эту реформу и на остальные стороны жизни. Эта реформа была бы сравнима с введением наполеоновского кодекса.