Текст:Константин Крылов:«Знать число народа»
«Знать число народа»
- Автор:
- Константин Крылов
- Дата публикации:
- 14 октября 2002
Проводимая ныне перепись населения в России — весьма непопулярное предприятие. Переписи никто не сопротивляется, но её никто не хочет. Причем если первое, в общем, понятно (для того чтобы сопротивляться, надо иметь мотив, а перепись выглядит совершенно невинно — это же не реформа ЖКХ и не Чубайс на роддома поднял костлявую руку), то второе объяснить сложнее.
Можно, конечно, привести некие квазирациональные мотивы. Например: перепись стоит денег, которые можно было бы потратить на «зарплаты и пенсии». (При этом куда более дорогостоящие мероприятия населением просто не замечаются, или даже вызывают нечто вроде брезгливого понимания: «начальству это надо»). Или можно вспомнить о том, что перепись населения — это типическое «чрезвычайное действие власти», предполагающее целый ряд разнообразных вмешательств в частные дела граждан, в том числе такие, куда власть обычно носа не сует. (При этом привычка властей время от времени совать нос куда угодно никого у нас не шокирует). Можно также вспомнить о криминальных рисках (грабители под видом переписчиков и в самом деле попадались), а также опасения, связанные с «налоговиками и правоохранительными органами»: населению, судя по всему, явно есть что скрывать (хотя отсутствие алмазов пламенных у большинства дорогих россиян, кажется, никем не оспаривается). Есть ещё всякие тонкие моменты с мигрантами, «лицами национальностей» etc.
Между тем, помимо всех этих соображений, есть ещё одно, скрыто присутствующее, слабо осознаваемое, но очень важное. А именно — смутное, но массовое ощущение того, что перепись вообще нехорошее дело. То есть дело, которое влечет за собой всякие неприятности.
Чтобы это как-то себе разъяснить, придется обратиться к архетипическим сюжетам. Для нас будут актуальна Библия — отчасти ради задействования известной мифологемы «российской православной культуры» (а ведь это иногда бывает оправдано: например, массовое неприятие переписи в православной среде — причем именно массовое, «низовое» — весьма показательно и характерно), отчасти же из-за удобообозримости контента: в принципе, те же вещи можно найти и в других местах и временах, но искать пришлось бы дольше.
В Новом Завете упоминается перепись Августа Кесаря, первая в правление Квириния Сирией (Лука 2: 1‒4). Перепись, собственно, и заставила Иосифа из Галилеи тащиться «по месту прописки», в Вифлеем (где и родился Иисус). Сама по себе эта перепись ничего плохого в себе не несла и даже пошла на пользу истории: Святое Семейство успешно скрылось от преследований. Тем не менее, перепись оказалась некоторым образом смежной с избиением младенцев, что бросает на неё тень.
Зато в Ветхом Завете переписи упоминаются часто. Важнейших было три. Во-первых, смотр и исчисление сил вторжения непосредственно перед завоеванием Палестины, проведенные Моисеем (Числ 1:1‒54). Во-вторых, перепись, устроенная царем Давидом (2 Царств 24:1‒25), которая послужила поводом для очередной вспышки Божьего гнева. И — перепись иудеев, устроенная царем Птолемеем (3 Макк 4: 11‒16), сорванная милостью Божией.
Начнем с первой. По сути дела, это был военный смотр. Перепись делалась для того, чтобы оценить потенциал «сил вторжения». При этом было понятно, что завоевание Палестины будет кровавым и многие погибнут.
Птолемеева перепись была, напротив, подготовкой к геноциду иудеев — их переписывали, чтобы «истребить в один день». Мероприятие не состоялось — из-за саботажа писцов, а также по «всяким прочим причинам». Холокост, таким образом, оказался отложен.
С этими двумя случаями все понятно. Для нас, однако, особенный интерес представляет вторая из упомянутых переписей, а именно Давидова. Была она сделана непонятно зачем: никаких полезных целей она не преследовала. По Библии, саму идею подал царю Господь, желающий иметь повод для очередного избиения сынов Израилевых (что было у Него в привычке). Так и вышло: Он устроил им мор, от которого они чуть было не вымерли скопом (только вмешательство царя, умолившего Господа о прощении, спасло народ)… Но почему именно перепись послужила поводом для репрессий свыше?
Ответ дают первые два случая. «Исчисление числа народа» обычно производилось, когда ожидалось резкое изменение этого числа. Изменение численности, понятное дело, может быть двусторонним: увеличение или уменьшение. Резкое увеличение населения возможно только в редких случаях — например, воссоединения частей разделенной страны или захвата чужой территории «с людишками». В этих случаях перепись приобретает оттенок подсчета добычи. Иное дело, когда считают «только одно племя». Тогда речь может идти лишь о резком уменьшении числа людей (ибо «естественный прирост населения» происходит медленно). В таком случае перепись нужна для оценки будущих потерь.
В случае с завоеванием Иудеи перепись проводилась «своими» — и была нужна для оценки возможностей мобилизации. Воевать должны были все (кроме колена Левия, которых, по этой самой причине, исключили из списков переписываемых). Надо было прикинуть приемлемый порог возможных жертв — от чего зависела как стратегия, так и тактика завоевателей.
В случае с переписью Птолемея иудеев считали «чужие» — для того, чтобы свести их число на ноль. Это, собственно, образ «планомерного геноцида» — где слово «планомерный» столь же значимо, сколь и слово «геноцид».
Итак, перепись — это мобилизационное мероприятие.[1]
Теперь подумаем о нашем третьем случае — то есть о безобидном, в общем-то, желании царя узнать «число народа». Почему, собственно, оно было столь жестоко наказано Господом и какой из этого следовало бы сделать вывод?
Что (помимо обычного коварства иудейского Бога, то и дело внушающего разным VIP’ам дурные мысли, и потом жестоко карающего за это) могло двигать Давидом, устроившим перепись? Перебирая все возможные причины, в конце концов приходишь к одной. А именно — к желанию властителя ощутить собственную власть над каждым человеком.
Дело в том, что все остальные властные мероприятия, помимо переписи, такого ощущения не дают. Власть добирается до подданных спорадически, время от времени и мало-помалу. Даже сбор налогов — дело для государя столь же полезное, сколь и приятное — не охватывает все население страны: всегда есть те, к кому мытарь не захаживает. Перепись же производится именно что «с полным охватом» — иначе она не имеет смысла. Только здесь власть делает нечто с каждым (вменяемым и дееспособным) подданным. А именно: заставляет его предъявить себя властям. Это тот минимум, который власть всегда может с него потребовать, даже если ничего другого она выбить из него не в состоянии.
В таком случае ревность Господня становится понятной. Власть над каждым человеком без исключения — это, вообще-то, божественная прерогатива, посягать на которую светская власть имеет право только в исключительных случаях. А именно, когда приходит время «творить волю Божью» — не стоит забывать, что завоевание Палестины было санкционировано свыше. Однако, без этого условия оно свыше наказуемо — жертвами бессмысленными и случайными. Не случайно Господь издевательски предложил царю Давиду через пророка Гада: «избирай себе, быть ли голоду в стране твоей семь лет, или чтобы ты три месяца бегал от неприятелей твоих, и они преследовали тебя, или чтобы в продолжение трех дней была моровая язва в стране твоей? теперь рассуди и реши, что мне отвечать Пославшему меня».[2] Выбор был, конечно, хорош — обошелся он в семьдесят тысяч жертв.
В таком случае, отношение к переписи связано (помимо всего прочего) с двумя моментами. Первое: готово ли население страны к мобилизации (какой бы то ни было)? Второе: как это население оценивает готовность и способность властей вызывать такую мобилизацию?
На первый вопрос ответить не так просто, как кажется. В принципе, нынешнее смутное время безумно раздражает прежде всего тем, что отдельный человек (начиная с бомжа и кончая «олигархом») ничего не может сделать. Сделать — в смысле «создать и построить», а не «оторвать кусок и убежать». Вся активность, которую мы наблюдаем вокруг себя, чисто деструктивна — или, по крайней мере, кажется таковой. То есть, конечно, что-то вроде и делается, строится и воздвигается, но как «настоящее» оно не воспринимается: декоративный характер новорусской цивилизации до сих пор не преодолен. «Ну там, это, элитные дома, евроремонт, бутики там всякие», в сочетании с вездесущим «церетели», дают в сумме разве что «фигню и декорацию» — по крайней мере, дают «в ощущениях». Это надоело: соответственно, некие надежды на власть, которая сумеет сподвигнуть массы на нечто путное, являются вполне материальной силой.
С другой стороны, в российском обществе отсутствует ощущение этой самой «санкции свыше» на мобилизацию какого бы то ни было толка. Это, собственно, и является главной проблемой всех тех, кто уповает на неё — или, напротив, её боится. При наличии огромного стремления к переменам куда-то делся запал, капсюль, по которому можно было бы ударить. Небеса красноречиво молчат — не одобряя царство симуляции, но и не давая разрешения на то, чтобы его смести. «Команды сверху не поступало», и это очевидно всем — в первую очередь тем, кто этой команды ждет как манны небесной.[3]
Зато имеется глубокий подсознательный страх перед властью, которая сознательно, по злобе, готова «поуменьшить людишек» — или по глупости, из пустого желания ощутить себя властью, подставить этих самых людишек под какую-нибудь «моровую язву».
Здесь стоит вспомнить постоянно рецитируемые патриотической оппозицией тезисы о том, что Россию хотят «обезлюдить» (называются даже цифры — «в этой стране нужно 30 миллионов человек, для добычи нефти и никеля»). Соответственно, за переписью начинают видеть некий этап подготовки к «мирному геноциду» — соответствующие заявления уже потихоньку озвучиваются. Можно, конечно, сколько угодно говорить об их нелепости — но это ничего не меняет в самом настроении.
В связи с этим известные опасения по поводу возможной фальсификации результатов переписи имеют второе дно: эту самую возможность фальсификации население оценивает отчасти положительно. Незачем без толку «узнавать число народа», и уж тем более — всякие интимные о нем подробности.
И безусловно, население готово участвовать в любой возможной фальсификации результатов переписи — «чтобы чего не вышло». Уже заранее известно, что многие категории граждан не будут сосчитаны (например, те же мигранты), а другие — будут сосчитаны неправильно (например, некоторые национальные группы). Это никого не удивляет: мы все как-то понимаем, что усердствовать здесь ни к чему. И если уж начальство не догадается нарисовать себе цифирки «просто так», для блезиру, то это сделаем мы.
Примечания[править | править код]
- ↑ Для того, чтобы в этом убедиться, можно обратиться и к собственному житейскому опыту. Например, обычный мужчина (далекий от профессионального спорта — или, скажем, балета) не интересуется собственным весом. Но в том случае, когда он собрался-таки худеть (сесть на диету или начать пить гербалайф), под кроватью появляются напольные весы: каждый лишний грамм вдруг обретает смысл и значение.
- ↑ Можно ещё отметить, что в Библии все связанное с числами и исчислением отмечено как «разрушительное» — для других (в случае с Моисеевыми военными приготовлениями), или для себя (перепись Давида обернулась моровой язвой, изрядно уменьшившей число переписанных, Птолемеева перепись имела целью геноцид). Не случайно также валтасаров приговор (Дан 5:1‒31) начинается с «мене, мене», а толкование звучит как «исчислил Бог царство твое и положил конец ему». Исчислить — значит найти пределы, а найти пределы — значит положить конец, то есть убить. Отсюда ведет свое начало общеевропейская мифологема «убивающего рассудка». В Каббале это сефира Бинах, которая связана с «количественным» восприятием мира, с «рассудочным рацио».
- ↑ В этом смысле крайне поучительна история российского «радикализма» всех толков — начиная от «русского национализма» всех сортов и кончая НБП. Ощущение готового запала, который, однако, никак не загорается, буквально преследует идеологов этих политических образований. Объясняют они его по-разному, но, как правило, все упирается в неразрешимую дилемму: очевидный (и даже запредельно высокий) заряд недовольства существующим положением вещей среди народных масс — и странная пассивность этих же масс, этакий сон во время чумы.