Текст:Константин Крылов:Демографический кризис как праздник непослушания
Демографический кризис как праздник непослушания
- Автор:
- Константин Крылов
- Предмет:
- Демографический упадок русских
Ссылки на статью в «Традиции»:
Демографические вопросы довольно-таки коварны: слишком многое в этой области не договаривается до конца. Так, например, любой разговор о рождаемости в России (точнее, об отсутствии таковой) обычно начинается с разного рода политкорректных ужимок и прыжков. Обычно рисуемая картинка такова. Население страны сокращается. Причиной тому является низкая рождаемость, сопровождаемая к тому же высокой смертностью. Высокая смертность обычно объясняется плохими условиями жизни. Граждане патриоты тут обычно добавляют что-нибудь про антинародные реформы, граждане либералы — про инфантильность населения и его «неприспособленность к рынку». Но в общем все соглашаются с тем, что с этим ничего не поделаешь. С рождаемостью сложнее: все же помнят, что детей «и в войну рожали». Тем не менее сейчас источник естественного прироста населения если не иссяк вовсе, то заметно пересох. Значит (на этой стадии обычно сразу переходят к выводам) — «надо больше детей».
Дальше предлагаются меры. Обычный ход мысли тут такой: раз не хотят рожать «просто так», из любви к потомству, значит, надо как-то компенсировать тяготы детопроизводства. Самое простое — оплатить. Впрочем, все остальные средства компенсации, поскольку требуют расходов, тоже сводятся к оплате.
Некоторые предлагают попросту платить за каждое чадо. Более правильный подход предполагает, что каждый последующий ребёнок должен, наверное, стоить дороже: одного-двух произведут на свет «и так как-нибудь», а вот третьего-четвёртого — уже вряд ли. Ну и варианты — может быть, давать не деньгами (мало ли что — пропьют на радостях), а чем-нибудь полезным: скажем, наделять квартирой, машиной или там — соковыжималкой… Это, однако, детали.
Меж тем, рисуемая картинка содержит некие белые пятна. Например: все прекрасно понимают, что вымирают отнюдь не все «дорогие россияне», а совершенно определённая их часть. Прежде всего это относится к русским, а также к ряду иных «неблагополучных этносов». При том некоторые российские народы вполне себе успешно «плодятся и размножаются» — как это рекомендует и наша Библия, и их Коран. Перевес, однако, на стороне Корана (не только в России, разумеется, но и у нас тоже). Об этом не очень-то говорят — тема больно скользкая — но всегда имеют в виду.
Это неафишируемое обстоятельство кладёт конец всяким мыслям о «плате за детей» в явной форме, потому что плата пойдёт в основном тем, кто и без того прекрасно себя воспроизводит. Вводить же на государственном уровне откровенный расизм — скажем, покупать детей у русских, и ничего не давать, скажем, ингушам — было бы не просто несовместимо с нынешней мировой идеологией (ну, ПАСЕ по шее надаёт, мы привычные), да и по жизни крайне опрометчиво: это уже будет серьёзный повод для хорошей межнациональной свары. Таким образом, мы попадаем в идиотскую ловушку: желая полить и удобрить чахнущие цветы, мы поспособствуем разрастанию буйного чертополоха, который и без того хорошо растёт… Поэтому, кстати, обсуждаемое здесь предложение Александра Горянина — выдавать деньги (достаточно весомые) только за третьего ребёнка — пожалуй, самое разумное и взвешенное из всех имеющихся, потому что этот тонкий момент неким образом учитывает. Те, для кого третий ребёнок — стандарт и норма жизни, просто получат немного лишних денег. Для тех же, кто обычно не дотягивает и до второго, это может стать стимулом…
Но остановимся здесь и подумаем вот о чём. Все «дорогие россияне» живут не бог весть как замечательно, и «дети Корана» не исключение. Почему же у них — «семеро по лавкам», а у нас — в лучшем случае один в колыбельке, а то и никого? При том понятно: факт, что на одного мальчика Ваню приходится пять-шесть мальчиков Ахметов, и в самом деле решительно нехорош. Ибо от этого пользы нет ни Ване, ни, кстати, Ахмету. Потому что дело тут не в «расизме» — речь идёт о сохранении устоявшихся пропорций. Пресная каша без кавказских пряностей, может быть, и невкусна, но блюдо, состоящее целиком из соли и перца, абсолютно несъедобно…
Тот факт, что сейчас детей делать не хотят, объясняют обычно «возрастающими запросами населения». Дескать, у нас всё, как на Западе. Бабоньки теперь у нас грамотные, знают, что такое презервативы и таблетки, и вообще хотят «пожить для себя». Мужчинки тоже от них не отстают — кому охота сажать себе на хребет выводок спиногрызов, когда в мире столько всего интересного? Вот и получается: он профессионально самореализуется, она самореализуется лично, родителей двое — ребёнка нет, нет, потом как-нибудь делают одного, в лучшем случае двух. Неразвитые же народы (в этом пункте политкорректность почему-то кончается, и слово «неразвитый» вот прям так и произносится, без тени сомнений) плодятся потому, что недоразвились до малодетности, ибо запросы у них примитивные, а нравы — традиционные. Что поделаешь: «родителей двое — ребёнок один» — это теперь такое бремя белого образованного человека…
Здесь опять же имеются белые пятна. Разные народы вымирают по разным причинам. В некоторых случаях к ситуации применимы слова «повальное пьянство», «наркотизация», а то и просто «генетическое вырождение». Например, пресловутая русская деревня, сие хранилище духовности и чадородия, вымирает едва ли не быстрее всяких мегаполисов. Чего уж там.
Но это хотя бы понятно. Хуже другое: вполне себе солидные, трезвые, без лишних запросов, живущие вдали от городских соблазнов, в экологически чистых местах (такие, представьте себе, ещё есть) люди заводить детей не хотят. Или, во всяком случае, делают это без энтузиазма. Как будто что-то надломилось в инстинкте продолжения рода.
Попробуем, однако, откинув ложную гордыню, разобраться в простом вопросе: зачем вообще люди заводят детей? Потому что, пока мы не ответим на него, всё остальное повисает в воздухе.
Интересен разброс возможных ответов. Так, современный европеец на вопрос «зачем ему дети», наверное, понесёт что-нибудь на тему «самореализации себя в потомстве». Если он будет несколько почестнее с собой и с другими, то расшифрует это примерно так — «потому что детей иметь принято, и потому что я люблю детей». То есть сошлётся на социальную причину («принято») и личную («люблю»). В таком случае получается, что дети — это нечто среднее между социальным предрассудком (их надо иметь, потому что так делают все) и роскошью, причём довольно обременительной (ребёнок, конечно, может доставить удовольствие, но хлопот значительно больше).
Однако если задать тот же вопрос многодетному «дикарю», то мы получим совсем другие ответы. Прежде всего, в мире, где «семеро по лавкам» — нормальное явление, к детям относятся без малейшей сентиментальности. Например, высокая детская смертность считается нормальным явлением. Кстати, то же было и у европейцев раньше: достаточно почитать какую-нибудь переписку, скажем, XVII века. Интересно, что это никак не связано с «культурой»: о том, что Бог прибрал недавно родившегося младенца, образованнейшие и культурнейшие люди своего времени сообщали друзьям где-нибудь в примечании, как о мелкой неприятности.
Далее, социальный давёж на тему «надо бы ребёночка» в ту пору, кажется, отсутствовал вовсе. На бездетных не косились — напротив, их жалели. И уж, конечно, никакое государство рождаемость не поощряло: она сама по себе была высокой.
Причина была проста и банальна. Дети были нужны, чтобы было кому содержать престарелых родителей — вот и вся недолга. При этом экономический механизм принуждения к таковому содержанию (собственность, она же средства производства, то есть дом, корова, плуг — или экипаж и библиотека — оставались за родителями до самой смерти, так что детям приходилось пользоваться родительским добром или идти по миру) дополнялся социальным: непочтительный (то есть, попросту, не вкалывающий на папу) отпрыск дружно осуждался всеми членами сообщества. И не только осуждался: на него, к примеру, можно было подать в суд (или, скажем, пожаловаться «старейшим»), с уверенностью, что судьи (и уж тем более «уважаемые старики»!) претензии родителя всегда удовлетворят, ибо сами заинтересованы в поддержании порядка вещей.
«Традиционные народы» живут так и сейчас. Послушание детей родителям, жёстко контролируемое инстанциями рода, способствует желанию иметь как можно больше детей, которые впоследствии будут «покоить старость» (то есть обеспечивать и обслуживать) отца с матерью.
Теперь понятно и то, что случилось с современным миром. Та простая идея, что ребёнок должен отработать потраченные на него родительские усилия (и даже сам факт своего рождения: «жизнь подарить» — это не хухры-мухры) в ходе прогресса заменилась другой — о свободе каждой суверенной личности, которая никому ничем не обязана, в том числе и папе с мамой. В которой надо уметь видеть личность, а не эксплуатируемую животину и не страховой полис. И так далее, и тому подобное.
Нельзя сказать, что эта идея оказалась совсем уж плохой: ослабление родительской власти привело к росту самостоятельности и ответственности людей, к более динамичному и открытому обществу. Что, наверное, хорошо. Однако же, заводить детей, заведомо зная, что они, скорее всего, при первой же возможности выпорхнут из родительского гнезда и заживут весело, прибегая в родимый дом разве что за деньгами, не очень-то приятно. Все хотят иметь работников и слуг, но никто не хочет иметь нахлебников.
В настоящее время роль работника на старость исполняет государство с его пенсионной системой (так что оно нам не коллективный отец, а, скорее уж, коллективный сын). Правда, суть дела от этого не меняется: в традиционных пенсионных системах часть средств изымается (скажем, через механизмы налогообложения) у трудоспособной части населения (то есть у «детей») и передаётся престарелой и нетрудоспособной (то есть «родителям»). Государство просто взяло на себя неблагодарную роль принудителя и обиралы…
Русские, увы, в этом отношении вполне вписаны в «современность». Если кавказские подростки, что бы они там ни думали о своих родителях, всё-таки им подчиняются (и уж, по крайней мере, никогда не допустят, чтобы «уважаемый отец» жил бедно и плохо, при хорошо устроившемся сыне — это позор для сына, а механизмы давления на таких позорников прекрасно отработаны), то мы толерантно соглашаемся с тем, что «каждый живёт как хочет». И знаем про себя, что от наших детей нам будет мало проку. Разве что стакан воды перед смертью подадут — и то, если не пойдут на футбол или на концерт «Garbage» («Чё за дела, предок кони кинул! — Да тут у нас такая тусовка замутилась…»). Но даже если всё обстоит «не так» и «не до такой степени», даже если наши дети нас «любят как умеют» — наши дети нам не работники и не слуги. И нам, честно говоря, просто незачем возиться и корячиться с ними. Мы можем не признаваться себе в этом (ибо мысль эта грустная и стыдная), но в глубине души мы это знаем. И обзаводимся одним-двумя детёнками «под самый конец» — где-нибудь лет под тридцать, когда «жизнь прошла», «всё устаканилось», «потом будет поздно», а «детей-то надо». Голая социальная инерция — пока что нас выручает только она. Ну и ещё чадолюбие.
Особенно разрушительным в этом отношении оказались наши «реформы». Принятая в последнее десятилетие идеология была прямо нацелена на разрушение последних остатков «сыновьей почтительности». Старшее поколение, как «безнадёжно испорченное совком» и «неспособное вписаться в новые реалии», было дискредитировано донельзя: детям же внушали (и внушили!), что к родителям следует относиться исключительно как к препятствию в «самореализации». Не буду говорить о том, насколько дети восприняли эту проповедь — но родители её услышали и поняли, чем она им грозит. Желание обзаводиться… нет, даже не нахлебниками, а просто могильщиками — пропало.
Хотите ли вы детей? Уточняю — таких детей, которых нам показывают по телевизору, о которых нам рассказывают знакомые, для которых пишут «детские журналы» (типа какого-нибудь «COOL»)?
Честно говоря, нет. Нормальному человеку не захочется иметь таких детей. Увольте-извините.
Те же, кто решаются на «воспроизводство», как правило, надеются (с основанием или без), что их дети будут «не такие». Поэтому, кстати, рождаемость у разного рода упёртых маргиналов несколько выше, чем у средних обывателей: последние-то заведомо не ждут от потомков ничего хорошего…
Возникает, конечно, вопрос — делать-то что? На ум приходят всякие радикальности: например, заставить каждого всю жизнь выплачивать определённую часть своих доходов родителям. Правда, подобная мера вряд ли добавит сынам и дочерям любви к пращурам своим — но, по крайней мере, внесёт в отношения между поколениями известную ясность. Можно сделать попроще — ввести специальный налог «на содержание родителей» и поставить пенсию в зависимость не от трудового стажа, а от количества детей… Можно… можно много чего придумать в этом направлении. Вполне возможно, на Западе к чему-то подобному и придут. Но — не сейчас. И — не у нас. Хотя бы потому, что все эти придумки предполагают, что государство, «принудитель и обирала», достаточно сильно, чтобы внедрить подобные меры и добиться их выполнения. У нас же государство никак не может просто «собрать налоги». Ненависть же «трудоспособной части населения» к государству (и без того очень сильная) получит дополнительную пищу.
Возможной альтернативой является частичное восстановление родовых институтов. Нам захочется иметь больше детей, если наши дети станут лучше. То есть — послушными воле родителей, хотя бы в важнейших материальных вопросах.
Этого, однако, не так-то просто добиться. Особенно учитывая полное отсутствие личного опыта. Ибо нынешние родители, как правило, сами — плохие дочери и сыновья своих пап и мам. И о том, как мило относятся современные детишки к своим «предкам», мы знаем в том числе по себе. Мы ведь сами были плохими детьми, не так ли?
Однако, сидеть и горевать по этому поводу тоже не очень здорово. Для начала следует вспомнить о том, что нынешний, мягко выражаясь, «разрыв в менталитете поколений» создан отчасти искусственно. Следует подумать о том, каким образом его сократить. То есть — речь должна идти о реабилитации (до «внедрения в массы» пока далеко) семейных ценностей старого образца.
Разумеется, «ломать не строить». Но надо хотя бы попытаться.