Текст:Константин Крылов:Наши праздники

Наши праздники

Автор:

Константин Крылов

• Крылов К.А. «Наши праздники» // Спецназ России. — июнь 2002. — № 06 (68).

Дата публикации:

июнь  2002

Предмет:

Праздники

Почему-то считается, что в России традиционно любят всякие праздники. Причины называют разные: то ли частная жизнь не даёт особенных поводов для веселья, то ли ещё не изжита привычка делать всё сообща, в том числе и отдыхать. И потому, дескать, у властей всегда есть безотказный способ снискать симпатии масс: подарить народу ещё один праздник. Дешёвый и сердитый подарок, не требующий никаких усилий: достаточно подписать бумажонку.

Народ, надо сказать, правила игры понял, и то, что начальство не додавало, начал добирать сам. Например, у нас теперь образовался «Новый год» длиной в полтора месяца: продвинутые массы научились праздновать «католическое Рождество», «православное Рождество», собственно Новый Год, ну и, естественно, «старый Новый Год», то есть окончание поста, которому особенно радуются как раз те, кто отнюдь не утруждал себя соблюдением оного… Ну и так далее.

Впрочем, радостей у нас и в самом деле немного, да и особенных поводов гробиться на работе тоже нет. Те же, у кого эти поводы есть (например, сколько-нибудь оплачиваемая работа, не связанная напрямую с раскрадыванием остатков Отечества), не то что праздников не справляют, но и очень смутно помнят, что такое суббота, и чем она отличается от понедельника… Так что всё правильно устроено.

Тем не менее, даже на фоне общего празднолюбия, есть даты, которые, что называется, не прижились. Общепринятая теория российского праздника («им только дай повод побухать») на этих датах почему-то пробуксовывает.12 июня в России, согласно действующей Конституции, отмечается некая странная дата, называемая то ли Днём Независимости, то ли Днём России. Что хорошего произошло в этот день, россияне не знают. Согласно данным ВЦИОМ (результаты репрезентативного экспресс-опроса 1600 россиян, проведенного с 24 по 28 мая сего года), 58 % опрошенных знают, что это называется «Днём Независимости» (без дальнейших уточнений), 23 % вообще не знают, как это называется, 8 % о чём-то догадываются и «не считают этот день праздником», а 4 % так и вовсе полагают, что это годовщина выборов первого президента России (то есть что-то вроде тезоименитства «дорогого Бориса Николаевича»). И только 5 % ответили на этот вопрос правильно.

Остальным 95 % напоминаем — в этот день была принята так называемая «декларация о суверенитете» Российской Федерации. Была эта филькина грамота принята Верховным Советом РСФСР аж в девяностом году, когда дорогой Борис Николаевич деятельно сокрушал дорогого Михал Сергеича. Надо сказать, что была эта бумазейка именно филькиной грамотой, так как не означала выхода из состава СССР: Россия вышла из Союза только после Беловежья, причём с юридической точки зрения Беловежье предполагало как раз тот факт, что она в составе СССР таки находится (вместе с Украиной и Белоруссией). Так что, если уж считать уничтожение Советского Союза радостным событием (а кое-кто так и в самом деле думает), то надо быть последовательным, и праздновать годовщину того дня, когда великое государство исчезло с карты мира… С другой стороны, даже последнему идиоту было понятно, что подобный «праздник» имел бы все шансы превратиться во что-нибудь нехорошее: простой народ всегда воспринимал дату расчленения страны если уж не как вселенскую трагедию, то, во всяком случае, как событие явно нерадостное, что-то вроде «22 июня». Так что «двенадцатое» просто подвернулось под руку как «ближайший повод».

При всём том понятно, что лично ЕБН этот праздник дорог: для него это было этапное событие. Так что его можно понять, когда в интервью программе РТР «Вести недели» Борис Николаевич сокрушался, что «пока этот день не стал еще праздником, таким, как День Парижской коммуны во Франции, День независимости в США или день рождения королевы Англии». По его словам, «надо, чтобы это был личный праздник для каждого россиянина, для каждой семьи. Чтобы были фестивали, шествия, чтобы вывешивались флаги на каждом доме, чтобы это делали сами россияне». Но можно понять и россиян, которые такого удовольствия «деду» не доставили: очень уж мерзкими кажутся воспоминания о «приватизации», «семибанкирщине», и прочем. Мало кто задумывался, почему здание, где находился наш злополучный парламент, мы называем «Белым Домом», или почему выборы президента у нас происходят раз в четыре года, а, скажем, не в пять, что было бы и удобнее, и привычнее — благо, хорошее слово «пятилетка» ещё не выветрилось из памяти, да и президент имел бы хотя бы один лишний год для всяких полезных дел: пока что четырёх лет хватает ровно на то, чтобы навести порядок после прошлых выборов и начать готовиться к следующим… Тем не менее, у нас есть «Белый Дом» и выборы раз в четыре года. По банальнейшей причине: потому что на свете существуют Соединённые Штаты.

Разумеется, я не хочу сказать, что американцы нам всё это навязали. Им всегда было пофигу, как там обустраиваются русские — хотя бы потому, что их целью было уничтожение «этой страны», а не её редизайн в каком бы то ни было стиле. Однако, наши дурачки довольно долго игрались в «проамериканизм» (увы, эта скверная привычка, уже обошедшаяся нашему народу столь дорого, всё ещё не изжита целиком и полностью). Так что желание «сделать всё как в Америке» было. При чём, опять же, вполне буквально понимаемое — именно чтобы «всё как у них», с точностью до деталей. Поэтому, кстати, возведение в Москве «Макдональдса» воспринималось тогдашней общественностью как событие более важное, чем любые геополитические потери: всё это чепуха, зато «Биг Мак» озарит своим сиянием мрачные московские переулки, и везде станет «как Там». То, что «Макдональдсы» давно превратились в типичную принадлежность полуколониальных стран «третьего мира», наших либералов, естественно, не беспокоило: им казалось, что американская вещь сама по себе распространяет вокруг себя вожделенную «америку». То же самое они думали и о прочих «американских вещах». Если же приобрести «саму вещь» не представлялось возможным, волшебное действие предполагалось за названием.

Отсюда и типично варварское, дикарское переименование здания бывшего Верховного Совета Российской Федерации в «Белый Дом». Хотя, конечно, логичнее было бы его назвать «Капитолием», если уж на то пошло.

Однако же, не мешало бы поинтересоваться, что вообще означают эти слова — «День Независимости», и кто его отмечает. В принципе, само существование подобного праздника означает ровно следующее: страна, которая его празднует, когда-то была колонией одного из европейских государств. Момент отделения колонии от метрополии и называется «днем независимости».

В принципе, подобные праздники отмечаются только в странах «третьего мира». Соединённые Штаты здесь являются исключением — поскольку являются редким примером колонии, быстро добившейся статуса «цивилизованной страны». К этой же редкой категории можно отнести Канаду, и — с некоторыми натяжками — Австралию и Новую Зеландию. Кстати сказать, «День Независимости» в Америке — далеко не главный праздник. Истинно национальным торжеством американцев считается так называемый «День Благодарения»: отмечается он в ноябре, и посвящён первому урожаю, собранному пилигримами в Плимутской колонии в 1621 году. Милое такое торжество, во время которого американцы в обязательном порядке кушают жареную индейку. В последний День Благодарения они слопали 45 миллионов птичек — по восемь кило питательного мяса на человека. Такой вот праздник живота. Ну и ненавязчивое напоминание о том, как хорошо быть американцем, несмотря на наличие «Дня Независимости» в каленаре. Ибо в подавляющем большинстве случаев наличие такого праздника в числе официальных означает ровно одно: нищая страна, огромный президентский дворец, населённый каким-нибудь местным «президентом Мобуту» и его семейством, парочка неразрешимых территориальных конфликтов с соседями, буйство местных сепаратистов, и огромный внешний долг… Как и полагается бывшей колонии. Мне могут возразить, что все эти удовольствия Россия уже имеет. Однако, если уж подобный статус нас не устраивает, лучше не обзаводиться и его атрибутами. Тем более, Россия никогда не была ни английской, ни французской, ни чьей бы то ни было колонией. Что, возможно, огорчает наших либералов, искренне верящих в то, что колониальная администрация принесла бы нам просвещение, как она принесла его счастливым индусам, у которых теперь английский — государственный язык (вот радости-то).

Тем не менее, некоторые основания иметь подобный праздник в календаре — если уж без этого никак — у России есть. Потому что в нашей истории таки был эпизод, который можно назвать «национально-освободительной борьбой». Я имею в виду освобождение от татаро-монгольского ига, начатое Куликовской битвой, и закончившееся «стоянием на Угре».

Напомню, о чём речь. В 1476 году московский великий князь Иван Третий прекратил посылать дань ордынскому хану, а в 1480 году объявил о государственной независимости Руси от Орды. Разумеется, это вызвало адекватные действия со стороны ордынского руководства. хан Ахмат, заключив союз с польско-литовским королём Казимиром Четвёртым (удивительно: когда дело касалось России, «цивилизованный Запад» почему-то всегда находил общий язык с «диким Востоком»), двинул войска на Москву.

Иван Третий тоже заключил военный союз с Востоком (конкретно — с крымским ханом Менгли-Гиреем) и выступил против Ахмата. По идее, войска должны были сойтись на Оке, но Ахмат повернул вверх по течению реки, на Угру, чтобы перейти её вброд. Однако, русские успели раньше: все броды и перевозы были блокированы. В начале октября войска встали по обоим берегам реки. Ахмат несколько раз попытался было пойти на прорыв, но у русских к тому времени уже была артиллерия. Вялые военные действия прерывались переговорами: Ахмат ждал поляков, Иван тянул время, подтягивая силы. Тем временем Менгли-Гирей напал на Литву, тем самым сорвав выступление короля Казимира. В начале ноября хан Ахмат был вынужден начать отвод войск, так и не вступив в сражение. В январе следующего года его убили, а в Орде начались усобицы, закончившиеся известно чем.

Судя по древнерусской «Повести о стоянии на Угре», отход татарских войск был воспринят как чудо. Сказано там буквально следующее:

И пришли татары, начали стрелять, а наши – в них, одни наступали на войска князя Андрея, другие многие – на великого князя, а третьи внезапно нападали на воевод. Наши поразили многих стрелами и из пищалей, а их стрелы падали между нашими и никого не задевали. И отбили их от берега. И много дней наступали, сражаясь, и не одолели, ждали, пока станет река. Были же тогда большие морозы, река начала замерзать. И был страх с обеих сторон – одни других боялись… Когда же река стала, тогда князь великий повелел своему сыну, великому князю, и брату своему князю Андрею, и всем воеводам со всеми силами перейти к себе в Кременец, боясь наступления татар – чтобы, соединившись, вступить в битву с противником. В городе же Москве в это время все пребывали в страхе, помнили о неизбежной участи всех людей и ни от кого не ожидали помощи, только непрестанно молились со слезами и воздыханиями Спасу-вседержителю и господу богу нашему Иисусу Христу и пречистой его матери, преславной Богородице. Тогда-то и свершилось преславное чудо пречистой Богородицы: когда наши отступали от берега, татары, думая, что русские уступают им берег, чтобы с ними сражаться, и, одержимые страхом, побежали. А наши, думая, что татары перешли реку и следуют за ними, пришли в Кременец. Князь же великий с сыном своим и братией и со всеми воеводами отошел к Боровску… Вот тут-то и случилось чудо пречистой: одни от других бежали, и никто никого не преследовал. Царь же бежал в Орду, и пришел на него ногайский царь Ивак, и Орду взял, и его убил.

В этом смысле события «стояния» можно считать образцово политкорректными: никто никого не убивал, два огромных войска попросту разошлись — возможно, чудом, а может быть, в результате описанного выше недоразумения. Тем не менее, факт остаётся фактом: данное событие (повторяю, ознаменовавшее собой конец татарского ига на Руси) не задевает — ни прямо, ни косвенно — ничью историческую память, включая и прямых потомков воинов Ахмат-хана. Это редчайший случай, когда историческое событие подобного масштаба обошлось не только без кровопролития, но и без поводов для взаимных претензий какого бы то ни было свойства.

В общем, если уж праздновать «День Независимости России», то не летом, а осенью. Осталось найти подходящую дату. Судя по тому, что мы знаем, начало отвода татарских войск пришлось на начало ноября. Общепринятая версия гласит, что фактическое начало отхода татар приходилось то ли на седьмое, то ли на одиннадцатое…

Дальнейшее зависит от того, как относиться к другому известному историческому событию, имевшему место быть как раз седьмого. В принципе, праздновать «седьмое ноября» мы привыкли. Правда, попытки приватизировать этот день уже были — наши либералы уже пытались объявить день Великой Октябрьской Социалистической Революции каким-то там «Днём Согласия», или ещё какой-то малопонятной гадостью. Тут уж без поллитра не разберёшься, с чем там нам предлагают «соглашаться». Между тем, отмечание Стояния на Угре в качестве Дня Независимости придаст этой идее некоторую осмысленность: разбегающиеся войска олицетворяют если уж не «согласие», то, по крайней мере, похвальную готовность решить конфликт мирным путём. К тому же, как уже было сказано, событие не задевает ничьих чувств: Минтимер Шарикович может даже и не заикаться по поводу очередного надругательства над исторической памятью татарского народа. Не виноватые мы — они сами ушли. Ну, разве что с незримой помощью пресвятой Богородицы.