Ганс Кон
НАЦИОНАЛИЗМ: ЕГО СМЫСЛ И ИСТОРИЯ
[Из книги: Hans Kohn. Natlonalizm: Its Meaning and History, 1955]

IV. Национализм и революция

Разочарование посленаполеоновской эпохи. Поражения Наполеона в 1814-1815 гг. не привели к осуществлению желаний и стремлений националистической молодежи. Во Франции, утратившей имперскую славу, многие националисты с горечью восприняли возвращение территории страны к границам 1790 г., и видели в поражении Наполеона при Ватерлоо национальное унижение. Венский конгресс лишь отчасти удовлетворил национальные чаяния немцев и поляков и ничего не дал итальянцам. Между тем в Германии до 1806 г. существовала Священная Римская империя германской нации, а Польша обладала национальной самостоятельностью вплоть до 1795 г. Но в Италии подобного объединения до тех пор никогда не существовало. В 1815 г. немецкие государства были объединены в конфедерацию под названием Германский союз («Бунд») со слабыми внутренними связями, а большая часть Польши была провозглашена автономным царством с определенными национальными правами в рамках Российской империи. Бывшие австрийские Нидерланды и Голландия были объединены в Нидерландское королевство; Норвегия, ранее составлявшая часть Дании, была объединена со Швецией, но имела собственную конституцию. В целом, однако, территориальное устройство 1815 г. имело мало общего с новыми националистическими устремлениями. После четверти века непрерывных войн и перемен венские миротворцы прежде всего стремились к миру и порядку. Священный союз под руководством императоров России и Австрии, а также прусского короля - главных победителей Наполеона, был призван обеспечить спокойствие в Европе в духе христианской морали и братской солидарности.

Население в целом не так уж возражало против консервативного порядка после многих лет насилия и волнений. Однако молодежь и интеллектуальные круги, возбужденные ожиданиями, которые породила Французская революция, а затем дерзостью Наполеона и страстной эмоциональностью романтизма, противились негероическому спокойствию периода Реставрации, провозглашенной на Венском конгрессе, ненавистными символами которой стали Священный союз и его идеолог - канцлер Австрии князь Меттерних. Патриоты, как они называли себя по примеру начального периода Французской революции, в общей враждебности к Священному союзу императоров чувствовали свою общность, несмотря на национальные различия. Их национализм подчеркивал сотрудничество народов против монархов и стремление к либеральной конституции, которая должна ограничить абсолютизм правителей. Против Священного союза князей провозглашался Священный союз народов. Патриоты каждого народа демонстрировали активное сочувствие патриотам других народов, восстававших против порядков, установленных Венским конгрессом. В ту эпоху, когда в Европе почти нигде, кроме Англии, не существовало свободного общественного мнения и конституционной политической жизни, патриоты создавали тайные общества в надежде, что заговоры и мятежи помогут им достигнуть цели.

Значительные успехи исторической науки в первой половине XIX в. во многом способствовали развитию нового национализма в образованных слоях общества. Повсюду были заняты сбором и публикацией документов прошлого; появился интерес к собственной истории, которая становилась новым источником гордости своим народом. В Германии великий патриот барон Генрих Фридрих Карл Штейн (1757—1831 гг.) начал публикацию серии памятников средневековой истории страны. На каждом опубликованном томе была вытеснена латинская надпись «Нас вдохновляет священная любовь к отчизне». Подобные публикации предпринимали и в других странах, в том числе и в утративших политическую самостоятельность. Здесь следует назвать чешского историка Франтишека Палацкого (1798— 1876 гг.), который по-новому осветил и придал новый смысл почти утраченной исторической памяти своего народа. Увлечение прошлым весьма помогло успеху первого национального восстания той эпохи — греческому восстанию 1821 г. Вся Европа следила за ходом восстания с большой симпатией, ибо греки были потомками Гомера и Праксителя, Эсхила и Сократа, Платона и Демосфена, и независимость Греции знаменовала возрождение древней славы. Огромные надежды, вызванные войной за независимость Греции, были проявлением странного союза историзма и национализма, веры в легендарную непрерывность кровного родства и в мистическое выживание национального гения в течение многих столетий.

Мадзини. Первый пик революционных волнении пришелся на июль 1830 г., когда в Париже была свергнута монархия Бурбонов и Луи-Филипп взошел на французский престол как «король-гражданин». Пример Франции вызвал краткие революционные вспышки в Италии, Германии и Польше. Все они потерпели печальную неудачу, потому что народ нигде не поддержал их. Лишь в Бельгии революция победила. 25 августа в столице Бельгии Брюсселе студенты слушали популярную тогда оперу Д. Обера «Немая из Портичи», в которой прославлялось восстание неаполитанцев против испанского владычества в 1647 г. Возбужденные дуэтом «О, священная любовь к отчизне», студенты вышли на манифестацию, которая стимулировала целый ряд событий, приведших к признанию независимости Бельгии европейскими державами 14 октября 1831 г. В целом революция 1830 г.в Западной Европе прошла успешно. Законы Англии, Франции и Бельгии стали более либеральными, средние классы добились большего влияния, историческое развитие, начавшееся в 1688 и 1789 гг., получило продолжение. Однако в Центральной и Восточной Европе старый порядок остался нерушимым в 1830 г. Восстания были быстро подавлены. Из Италии, Польши и Германии в Швейцарию и Англию устремились потоки беженцев. Среди них был итальянец Джузеппе Мадзини (1805-1872 гг.).

Идеи Мадзини были типичными для национализма того времени. Он становится неустанным проповедником националистской мысли и действий. Столкнувшись с инертностью народа и с малодушием средних классов, Мадзини воззвал к энергичному руководству «Молодой Италии». «Секрет возбуждения масс, — писал он, — находится в руках тех, кто проявит готовность воевать и завоевывать, став во главе масс». Он призывал молодежь и народ пожертвовать всем во имя создания объединенной, сильной, централизованной нации. Он даже высказывал убеждение, что подлинное искусство может процветать только у такой нации. Он забыл, что великое искусство расцвело в Италии Средних веков и эпохи Возрождисия, когда итальянского государства не существовало, и это искусство вдохновляло человечество, когда еще не было никаких националистических устремлений. Как и многие националисты, Мадзини в своем увлечении допускал неверное прочтение истории. Столь же неверное прочтение допустил он, восхваляя итальянскую революцию, которая, как он полагал, пойдет дальше Французской революции, к которой он относился отрицательно. Французская

революция провозглашала свободы и разрушила старый мир; на его руинах должна подняться новая вера, которая заполнит пустоту, оставленную Французской революцией. Мадзини был убежден, что только итальянцы могут принести положительное послание новому веку и установить единство, которое Рим уже дважды приносил человечеству — в эпоху цезарей и в эпоху пап. Третий, еще более великий Рим — Рим народа — принесет Европе руководство и единство более прочное, чем это могли сделать Рим античной эпохи и Рим средних веков. «Ныне над нашей Италией встает заря новой миссии, — писал Мадзини в 1858 г., — еще более величественной, чем миссии прошлого, ибо итальянский народ в свободной и объединенной стране будет более великим и могучим, чем цезари и папы».

Молодая Европа. В 1831 г. Мадзини основал движение «Молодая Италия». Будучи эмигрантом в Швейцарии, он вдохновил подобные же движения немецких и польских эмигрантов и пытался вместе с ними создать объединение «Молодая Европа». Эти тайные революционные организации не стали подлинными провозвестниками революции. Однако Мадзини сказал новое слово и выдвинул идею, которая отозвалась во всех националистических движениях XIX в., вплоть до движения младотурок и младокитайцев. Мадзини верил в истинное товарищество всех молодых национальных движений. Период между 1830 и 1848 гг. был временем пробудившихся надежд и бурного оптимизма. Мадзини, следуя традициям Руссо и Гердера, верил в добродетель народов, тогда как правительства и государства представлялись ему воплощением разврата. Эти убеждения разделял французский историк Жюль Мишле (1798—1874 гг.), написавший вышедшую в 1846 г. книгу «Народ», воплотившую патриотизм и мессианские страсти того времени. Подобно Мадзини, Мишле верил, что народ — это воплощение нации, и что народы, освободившиеся от деспотизма правителей, создадут мирный европейский союз. Мишле был другом и единомышленником польского поэта Адама Мицкевича (1798-1855 гг.), который жил тогда в эмиграции в Париже. После поражения восстания 1831 г., в котором он не участвовал, великий поэт стал вождем польского национализма. Своей мессианской страстностью Мицкевич и его соотечественники — поэты-эмигранты поддерживали дух поляков в годы поражения и отчаяния. В мессианском истолковании польское мученичество обретало смысл. Польша была провозглашена Христом народов: безвинно распятая, она воскреснет вновь, и ее освобождение станет освобождением всего человечества от угнетения и войн.

Мицкевич, Мадзини и Мишле, как и вся «Молодая Европа», будучи националистами, были демократами. Они сознавали, что пробуждение наций требует активного участия народа. В промышленных странах Европы той эпохи призывы к рабочему классу нередко имели националистический оттенок: они взывали к патриотическим чувствам и зачастую повторяли лозунги парижан 1792—1793 гг. В Центральной и Восточной Европе главной проблемой, стоящей перед патриотами, было освобождение крестьян. Польское национальное дело потерпело поражение в основном из-за апатии крестьянских масс и их недоверия к повстанцам-шляхтичам. Польские демократы, среди которых самым известным был историк Иоахим Лелевель (1786-1861 гг.), настаивали на необходимости народного образования и на равенстве всех классов. Однако Лелевель, который был учителем Мицкевича в Виленском университете, подобно многим соотечественникам, провел в изгнании последние тридцать лет жизни и не мог влиять на происходящее на родине. Больших успехов добился датский пастор и поэт Николай Северин Фридерик Грюндгвиг (1783-1872 гг.), горячий патриот, создававший в Дании народные школы для крестьян; в этих школах поэзия и история составляли важную часть обучения.

В Ирландии XIX в. крестьянский вопрос решался политическими мерами (в 1829 г. право голоса получили все католики Великобритании и Ирландии), а также социальными и экономическими — посредством земельной реформы, которую проводили все британские правительства после «Ирландского земельного закона» 1870 г., принятого при Гладстоне. Однако чаяния ирландцев шли дальше. Под руководством Дениэла О'Коннела (1775-1874 гг.) началась агитация за отмену союза 1800 г. между Великобританией и Ирландией и за восстановление ирландского парламента. Еще более радикальные идеи выдвинуло общество «Молодая Ирландия», основавшее в 1842 г. в Дублине еженедельник «Нация». Члены «Молодой Ирландии» пошли даже дальше, чем позволяли католические рамки агитации О'Коннела. Они обращались ко всем жителям Ирландии — католикам и протестантам, кельтам, норманнам и саксам.

«Молодая Ирландия» прославляла великое прошлое страны, которая в раннем средневековьи была центром, откуда просвещение и христианство распространялись в другие районы Европы. В «Молодую Ирландию» входил поэт Томас Осборн Дэвис (1814-1845 гг.) - протестант, который в своих стихах прославлял, среди прочих, короля Дати - последнего ирландского монарха-язычника, совершавшего завоевания на европейском континенте и даже вторгшегося во владения римлян.

Революционное возбуждение эпохи распространилось на испанскую Америку. Под влиянием американской и французской революций на борьбу за национальную независимость испанских колоний поднялось креольское население и американцы испанского происхождения, которые считали, что к ним относятся как к гражданам второго сорта по сравнению с испанцами, присылавшимися из метрополии на все важные посты. Восстанием руководили венесуэлец Симон Боливар (1783—1830 гг.) и аргентинец Хосе Сан-Мартина (1778-1850 гг.). В 1823 г. испанское правление было ликвидировано. Испания весьма мало подготовила своих американских подданных (как, впрочем, и граждан самой Испании) к самоуправлению и демократии. Иберо-американцы преуспели в XIX в. в преодолении политической и социальной отсталости так же мало, как и сами испанцы. И в самой Испании, и в испанской Америке не укоренились принципы демократии и федерализма, введенные в англоязычной Америке—в США и в Канаде. В большинстве испано-американских республик анархия и диктатура сменяли друг друга. Военные вожди — каудилъос нередко захватывали власть и удерживали ее надолго. Лишь бывшая португальская колония Бразилия в правление монарха Педро II (1840—1889) получила более упорядоченное и стабильное руководство. В большинстве случаев местное индейское население осталось вне новых наций. Только в XX в. были предприняты усилия (в основном в Мексике) интегрировать индейцев со всем народом, оживить их древнюю народную культуру, изучить историю индейцев и традиции, осуществить синтез американской и испанской цивилизаций.

Национальные движения в Центральной и Восточной Европе. В 1815 г. в Центральной и Восточной Европе правили три монарха, объединившиеся в Священный Союз, а также оттоманские (турецкие) султаны. Великороссы, немцы и турки были тремя господствующими нациями над всей этой огромной территорией, населенной множеством разнообразных этнических групп. Между этими группами не было ничего общего, кроме отсутствия национальной государственности; они относились к различным расовым, религиозным и лингвистическим семьям. Наиболее многочисленной лингвистической группой были славяне, среди которых великороссы были единственной независимой нацией. Русские исповедовали православие, подобно сербам и болгарам, жившим на Балканском полуострове под властью турок. Поляки, принадлежавшие к римско-католической церкви и в XVIII в. сформировавшие мощное образование, которое включало многие непольские народы, — литовцев, украинцев, белорусов — жили на землях, часть которых в 1815 г. находилась под властью российского императора, а часть — под властью прусского короля и австрийского императора. Австрийский император правил также принадлежавшими к римско-католической церкви чехами в Богемии и Моравии, словаками — в северо-западной Венгрии, хорватами и словенами, жившими в южной части его империи и этнически близкими к сербам. Славяне — украинцы и белорусы, принадлежавшие к греческой православной церкви и к греко-католической униатской церкви, по большей части находились под властью великороссов. Земли украинцев в Новое время из-за своего географического положения не раз становились полем битв, которыми решались имперские конфликты русских и поляков, хотя украинцы — народ, по численности уступающий среди славян только самим великороссам.

Славяне, составлявшие большинство населения на территориях между Германией и Италией, смешались с другими народностями, жившими на этих территориях, в результате чего этническая карта Центральной и Восточной Европы сделалась еще более пестрой. На побережье Балтийского моря жили лютеране - финны, эстонцы и латыши, а также литовцы - римские католики. На просторах Российской империи жили различные народы, в основном угрофиннского или татарского происхождения, которые были поглощены империей в ходе ее экспансии, но не ассимилировались. На Венгерской равнине по среднему течению Дуная жили мадьяры (венгры), принадлежавшие к римско-католической церкви, а к северу от устья Дуная — румыны, принадлежавшие к греческой православной церкви, которые сохраняли диалект латинского языка с тех времен, когда древние римляне учредили на их землях провинцию Дакия. В южной части Балканского полуострова и в Малой Азии жили греки, культура и религия которых доминировали среди славян и румын полуострова, политически управлявшихся султаном из Константинополя, но в общественном и духовном отношении — греческим константинопольским патриархом. Кроме того, на западе Балкан жили албанцы — частью мусульмане, а частью принадлежавшие к греческой православной и римско-католической церквам.

Столетие, разделявшее 1815 и 1918 г., было заполнено борьбой некоторых этих народов за национальную независимость. К 1918 г. русская, австрийская, прусская и оттоманская правящие династии лишились власти. Однако по всей территории их империй, исключая балтийские народы, создание независимых и политически удовлетворенных своим положением национальных государств западного типа натолкнулось на непреодолимые трудности. В большинстве случаев оказалось невозможным провести четкие этнические границы. Возникла чересполосица расовых, языковых и религиозных групп, что препятствовало приемлемости сложившегося положения для всех заинтересованных сторон.

Столкновение «исторических» прав народов оказалось еще более опасным для дела мира, нежели конфликт их «естественных» прав. Каждый народ требовал расширения своей территории до границ в период его наибольшей экспансии, которые вовсе не соответствовали историческим и этническим переменам, происшедшим в истекшие века. Некоторые территории в разные исторические эпохи входили в сферу влияния различных народов, и теперь каждый из этих народов предъявлял требования на эти территории. Такого типа национализм не вел, как того ожидали Мадзини и «Молодая Европа», к братскому единению соседних наций и к международному миру. Пробуждение народов высвободило коллективные страсти, ставшие в столетие после 1848 г. основной причиной ненависти и подстрекательства к войнам. Проблемы многонациональных империй мог бы решить демократический федерализм, однако для этого требовалось предпочтение упорядочения системы правления путем компромиссов, по аналогии с тем, как это происходило в англоязычном мире. Однако на европейском континенте этот способ удалось успешно применить лишь в Швейцарии, где после краткой гражданской войны осенью 1847 г. был установлен демократический федерализм, что обеспечило мирное и свободное развитие этнических групп, говоривших по-немецки, по-французски и по-итальянски и имевших весьма отличающиеся традиции и религию. В течение последних ста лет народы, говорящие по-немецки, по-французски и по-итальянски за пределами Швейцарии, вели друг с другом ожесточенные войны и жертвовали свободой во имя национальных требований. Британский либеральный католик XIX в. лорд Актон предвидел опасность такого развития. Нигде эта опасность не ощущалась так остро, как в Восточной и Центральной Европе после победы национальных революций.

Успех этих революций был подготовлен усилиями деятелей культуры - ученых и поэтов. Под влиянием Гердера они сосредоточились на создании литературы на местных языках и на изучении фольклорных традиций. До начала XIX в. образованные классы говорили по-французски, по-немецки и на латыни. В XIX в. молодое поколение принялось писать грамматики и составлять словари родных языков, переводить на них иностранные сочинения, собирать народные песни, исследовать памятники национальной культуры, изучать исторические хроники и архивы. И все это не ради самого исследования, а к «вящей славе нации», для возглашения славы собственного народа, для доказательства его равенства с соседними народами, более развитыми нациями, а то и превосходства над ними. Словак Ян Коллар (1794-1852 гг.), лютеранский священник и поэт, в цикле сонетов «Дочь Славы» (1824 г.) сетовал на падение славянской мощи, призывал к единству славянских народов и предрекал им великое будущее — заселение огромных территорий от Эльбы до Тихого океана, от арктических морей до Средиземного моря. Чех Франтишек Палацкий вспоминал гуситские войны XV в., когда чехи были первыми борцами за дело Реформации, а Карел Гавличек (1821—1856 гг.) посвятил свой талант журналиста и критика демократическому воспитанию соотечественников.

Под влиянием наполеоновских войн национальные чувства пробуждались у южных славян — сербов, хорватов и словенов. Часть сербов пребывала под властью православных епископов-князей, сохраняя независимость от турок в недоступных горах Черногории (Монтенегро); в 1815 г. сербы, жившие в долине Моравы, восстали против турок, и в 1830 г. создали свое независимое княжество. Сербы, жившие под владычеством Оттоманской империи, в культурном отношении были значительно более отсталыми, чем сербы и другие южные славяне, жившие на территориях империи Габсбургов. Среди этих последних хорваты и словены на короткое время были включены Наполеоном в его империю; следуя своему обычаю, Наполеон назвал новые провинции древнеримским именем Иллирия. В итоге националисты из южных славян стали именовать себя иллирийцами. Их ведущим публицистом был Людевит Гай (1809-1872 гг.), а самым крупным исследователем — Вук Караджич (1787—1864 гг.), который оказал решающее влияние на формирование общего литературного языка хорватов и сербов и на собирание их народных песен. Иллирийский национализм вскоре уступил дорогу нередко враждовавшим между собой национальным движениям сербов, хорватов и словен, однако у славян этого района сохранилось чувство общности, югославского родства этих трех народов.

Румынами, населявшими автономные княжества Турецкой империи, Молдавию и Валахию, управляли православные князья греческого происхождения, назначавшиеся султаном; румыны, или валахи, как их нередко называли, населяли также Трансильванию — область Венгрии, где они жили вперемежку с венгерскими и немецкими поселенцами, не пользуясь, однако, никакими правами и привилегиями, которыми располагали только эти два народа. Однако именно в Трансильванни началось национальное и культурное пробуждение румын. В XVIII в. все румыны принадлежали к греческой православной церкви, использовали кириллицу и старославянское письмо и почти не сознавали романского происхождения своего языка. В 1700 г. в трансильванском городе Альба Юлия — бывшей древнеримской колонии, румынские священники присоединились к Риму и создали румынскую униатскую церковь. Под ее влиянием Самуил Кляйн (1745-1806 гг.) ввел латинский алфавит и установил романское происхождение родного языка. Провозглашение романского происхождения внушило румынскому народу чувство превосходства над венграми, славянами, турками и греками. Они почувствовали себя форпостом имперской латинской цивилизации на Востоке. Учитель Георг Аазар (1779-1823 гг.) перенес этот латинский дух из Трансильвании в Валахию. В результате новый национальный дух преодолел греческое влияние, и с 1822 г. в качестве турецких губернаторов здесь стали назначать местных князей. Культурные и исторические изыскания, начавшиеся в XVIII в. в Альба Юлии, заложили основы румынского национализма; в свою очередь, этот национализм в 1918 г. способствовал объединению бывших турецких княжеств с Трансильванисй. Эта церемония была проведена в Альба Юлии.

Национальное движение и литература Украины зародились в 1848 г. В Киеве поэт Тарас Шевченко (1814-1861 гг.) сотрудничал с Кирилло-Мефодиевским братством. Русское правительство прекратило деятельность братства, арестовав и сослав Шевченко в 1847 г. Успешнее оказалось украинское национальное движение в австрийской провинции Галиция, где во Львовском университете была создана кафедра украинского языка и литературы и появилась возможность книгопечатания на украинском языке.

В то время как националистическая деятельность чехов, хорватов, румын и украинцев до 1848 г. была в основном ограничена областью культуры, мадьяры Венгрии обратились к преобразованию древнего многонационального королевства в национальное государство. Из-за сложностей этнического и лингвистического характера, официальным языком королевства ранее была провозглашена латынь. В 1833 г. по постановлению венгерского сейма официальным языком стал венгерский и начался процесс мадьяризации управления, хотя это вызвало глубокое недовольство других народностей — словаков, хорватов, сербов и румын. Значительный прогресс произошел в развитии венгерской литературы. Мадьярские националисты, выступившие под руководством Лайоша Кошута (1802-1894гг.), редактировавшего прогрессивную газету «Пешти Хирлап», требовали конституционных реформ, введения либерального законодательства и национальной независимости для Венгрии, не принимая, впрочем, во внимание таких же требований националистов невенгерских народов. Взывая к совести либеральной Европы в вопросах национальных прав и против господства Габсбургов, венгры в то же время ни в коей мере не собирались применить те же критерии к другим народам. В этом смысле «освобождение» венгров означало «угнетение» невенгерских народов в тех территориальных пределах, которые венгры считали историческими границами средневекового королевства Венгрии. Но не только в Венгрии произошло столкновение националистических чаяний разных народов. Именно эти столкновения привели к поражению революции 1848 г. в Центральной Европе.

Весна народов. Сигнал к революции прозвучал из Парижа, где 24 февраля 1848 г. была провозглашена Вторая республика. В следующем месяце революционные выступления произошли в Берлине и в Вене, в Праге и в Будапеште, в Милане и в Венеции. Немецкие, итальянские, славянские и венгерские националисты в Центральной Европе от Северного до Средиземного моря приветствовали зарю нового дня. Долгая зима Священного союза закончилась, - режим Меттерниха отринут, созывались национальные парламенты, и народы выступали как неодолимая сила — пришла их весна. Однако обещания и надежды этой весны вскоре завершились горьким разочарованием. Год 1848-й приветствовали как продолжение 1789 г. Провозглашение республики во Франции было воспринято Европой как исполнение вековых надежд, как послание, обращенное ко всем народам, и как гарантия мира для человечества. Однако в новом веке, начавшемся на континенте Европы в 1848 г., сложился мир не гармонии и братства, а вражды и насилия. Вскоре новый национализм поставил коллективную мощь и единство выше свободы личности: он обнаружил тенденцию предпочитать независимость от внешнего мира свободам внутри страны. Ни одно новое националистическое движение не могло удержаться от искушения, как только представлялась такая возможность, установить господство над этнически спорными территориями и народами. В середине XIX в. национализм сменил либеральный гуманизм на агрессивную исключительность, принцип достоинства личности — на принцип национальной мощи, принцип ограничения власти и недоверия к правительству — на преклонение передним.

Во Франции республика была свергнута не прежними монархистами и аристократами, а Луи Наполеоном, который на свободных выборах получил бесспорную народную поддержку. Большинство голосовало за него, поскольку он выступил за национализм и социальный прогресс. Он был кандидатом тех, кто скорбел по поводу мирной, но «антинациональной» политики Луи Филиппа, кто тосковал по славе победоносных армий 1793 г., мечтая о воскрешении Наполеона и отмщении за Ватерлоо и за договоры 1815 г. Наполеон I, будучи узником на острове Святой Елены, выразил понимание националистических движений и дал им верную оценку. Его племянник Луи Наполеон III в молодости участвовал в националистических выступлениях в Италии. После создания Второй империи он во все годы своего правления показал себя сторонником революционных принципов национализма. Но в самой Франции в 1848 г. не нужно было решать национальных проблем. Франция стала нацией в 1789 г. Однако в Центральной Европе положение было иным. Здесь 1848 год обозначил пробуждение народов и их первое ожесточенное столкновение.

В начале 1848 г. поляки и немцы братались на улицах Берлина, а чехи и немцы — на улицах Праги. Но с развитием революции стало ясно, что в Центральной Европе она стремится не столько к свободе человека и братству, сколько к национальному разделению. Личные свободы и конституционные гарантии были принесены в жертву национальным чаяниям. Революционные страсти скорее были направлены на национальные цели, нежели на достижение свободы. Там, где эти два направления сталкивались, национализм одерживал верх. Первый свободно избранный германский парламент, созванный в мае 1848 г. во Франкфурте-на-Майне, обсуждал границы германского национального государства, которое предстояло провозгласить. Территории, исторически ставшие датскими или французскими, или этнически бывшие польскими или чешскими, были определены как германские. Германский либерал Вильгельм Иордан (1819-1904 гг.) стал глашатаем немецких претензий на польскую территорию. Он взывал к «здоровому» национальному эгоизму, противопоставляя его «абстрактной» справедливости, и к праву на завоевание «плугом и мечом», а немцев, признававших справедливость польских притязаний, называл предателями своего народа. К концу 1848 г. мечта о братстве равноправных народов при всеобщем демократическом справедливом устройстве уступила место призывам, основанным на «исторических правах», на «реальности» силы и на предполагаемых жизненных или стратегических нуждах наций. Либеральный германский историк Фридрих Кристоф Дальман (1785—1860 гг.) провозгласил во Франкфурте 23 января 1849 г., что «сила — это единственное, что может удовлетворить и насытить желание свободы, которая возбуждает, но которая сама по себе еще не понята. Ибо в жажде свободы сокрыта и жажда власти, большей чем дарованная прежде. Германия должна, наконец, стать одним из величайших государств европейского континента.

Оглядываясь на события 1848 г., английский философ Джон Стюарт Милль уже в следующем году поставил необычайно проницательный диагноз сложившейся ситуации. Он с прискорбием констатировал, что национализм делает человека безразличным к правам и интересам любой части рода человеческого, «кроме той, которая зовется тем же именем и говорит на том же языке, что и он сам». Он охарактеризовал новое чувство национальной исключительности и призывы к историческим правам как варварские и горько заметил, что в «отсталых частях Европы и даже Германии (где можно было ожидать лучшего) национальное чувство настолько пересиливает любовь к свободе, что народы готовы помогать своим правителям сокрушать свободу и независимость людей, не принадлежащих к их расе или не говорящих на их языке».

Изменение характера национализма в середине XIX в. наблюдается не только у немцев, но у всех пародов Центральной и Восточной Европы. Новый дух насилия, прославления героических деяний, оживления мрачного прошлого и его использования в качестве источника вдохновения — все то, что омрачило горизонты XX в. — все это впервые высветилось в 1848 г. Не был исключением и папа Пий IX, взошедший на священный престол в 1846 г. как либеральный реформатор и завоевавший большую популярность в Италии своим решением послать папские войска на соединение с сардинской армией для войны против католической Австрии. В самом начале кампании, 30 мая 1848 г. сардинская армия, побежденная во всех своих столкновениях с австрийцами, выиграла незначительную и не имевшую серьезных последствий битву при Гойто. Через 44 года великий итальянский поэт Джозуэ Кардуччн (1835—1907 гг.), вспоминая об этой победе в поэме «Пьемонт», возвышенно воспевал «кровавый пар, вздымавшийся над полем битвы». Нетерпение повсюду возвело насилие и бунт, поставленные на службу нации, в ранг высших моральных ценностей; национальное самопожертвование заменило мученичество святых. Тот же дух ощущался и вне Центральной Европы — в Ирландии, а позднее в Азии. Мексиканский национальный гимн, написанный в 1854 г., звучал как призыв к войне. «Отечество! Отечество! — поется в его последних строфах, — Твои сыны клянутся принести свое последнее дыхание на твой алтарь, когда раздастся воинственный призыв твоих труб к доблестной битве. Тебе — оливковый венец! Им — славная память! Тебе — лавры победы! Им — почетная могила!» Столетие этой поэмы «рычащих пушек» было отпраздновано в 1954 г. по всей Мексике с необычайной торжественностью.

Всегда имелись под рукой ученые и писатели, готовые найти исторические и моральные обоснования национальных претензий и указать, что их народ и его нужды представляют собой нечто исключительное, к чему общие правила неприложимы. В запутанных конфликтах исторических претензий и контрпретензий национальные страсти достигали высокого накала, и историческое исследование нередко становилось служанкой национальных чаяний, а личная свобода оставалась в небрежении. В итоге получилось так, что революции 1848 г. по всей Центральной Европе не смогли укрепить дело свободы несмотря на искренний идеализм многих их участников. Поляки и пруссаки, датчане и немцы, чехи и немцы, хорваты и итальянцы, славяне и венгры, поляки и украинцы враждовали друг с другом. Эти националистические столкновения помогли возродиться силам абсолютизма эпохи Меттерниха. Идеалы 1848 г. потерпели поражение прежде всего потому, что они пробудили националистические страсти, а также от недостатка мудрости, предписывавшей терпение и компромисс. Конструктивным принципам предпочли энтузиазм риторики. К 1852 г. Вторая республика во Франции скончалась, никакого видимого продвижения к объединению Италии и Германии достигнуто не было. Однако дух национализма витал в воздухе; его главный носитель — средние классы — увеличили свою численность и экономическую силу; их националистические чаяния были осуществлены в двенадцатилетие 1859—1871 гг., но осуществили их не революционные идеалисты, а донационалистические правительства, действовавшие в собственных интересах: не народы на баррикадах, не голоса в парламентах, а битвы регулярных армий и ухищрения международной дипломатии. После 1848 г. национализм вступил в эпоху, которая характеризовалась немецкими терминами (ибо немцы сыграли ведущую роль в этом преобразовании) «махтполитик» и «реальполитик» — эпоху политики, основанной на силе и интересах, а не на принципах гуманизма.

Библиотека Егора Холмогорова