Текст:Егор Холмогоров:Россия одна

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
(перенаправлено с «Егор Холмогоров:Россия одна»)
Перейти к навигации Перейти к поиску

<DIR>

РОССИЯ ОДНА

В чем и как изменился мир после пресловутого "11 сентября" и как изменилось положение в нем России? Да и изменился ли мир? Лишь в одном — тайное стало явным. Агрессия, циничный расчет, желание властвовать любой ценой почти перестали скрываться, выпятились наружу из-под небрежно накинутого, рваного покрывала дипломатической риторики. Вопрос надо ставить иначе — наша внешнеполитическая ситуация не столько изменилась, сколько прояснилась и стало понятно, что Россия в XXI столетии обречена на одиночество, и на одинокую борьбу практически против всего остального мира, раскачивающегося между варваризацией и "глобализацией"…


Одни полагали, что новая эра обернется бескрайним разгулом терроризма и рисовали поражающие воображение картины десятков и сотен терактов, которые якобы последуют за американскими, потому что теперь "возможно все". Герой Достоевского думал, что "все позволено", если Бога нет, если "Бог умер". Нынешним пророкам, чтобы решить, что "все позволено", оказалось достаточно гибели Нью-Йоркских "близнецов". Другие надеялись на то, что, ужаснувшись террористического варварства, все цивилизованное человечество еще теснее сплотится вокруг США, прежние геополитические противники забудут старые и новые
распри, объединившись в антитеррористическую коалицию и сделают своей главной совместной целью новый "крестовый поход" против Зла.

Последнее, вопреки здравому смыслу, вызвало розовые надежды в России. Устав за время войны с терроризмом в Чечне получать новые и новые ножи в спину со стороны европейских и американских "доброжелателей", мы хотели надеяться на то, что теперь будем поняты "цивилизованным миром", который сам всерьез столкнулся с терроризмом того же производства и той же торговой марки, как и тот, с которым находимся в давнем противоборстве мы. Но вполне понятный прагматический поворот российской внешней политики был воспринят некоторыми из наших "крестоносцев" слишком буквально. Не раз и не два наши телешахерезады, в том числе и самые благонамеренные, обрушивали на изумленных россиян информацию о том, что некий "единый христианский мир" выступил в общий "крестовый поход", и ради великой цели необходимо забыть всевозможные "устаревшие" мелочи типа национальных интересов, национальной безопасности и непосредственных внешнеполитических целей нашего государства.

Жестокое разочарование наступило как похмелье. Большинству сентябрьских "пророков" не очень уютно вспоминать свои "пророчества" и свои вещания о радикально изменившемся мире. Многие и вовсе отрицают, что 11 сентября произошло что-либо из ряда вон выходящее и фраза "мир после 11 сентября" вышла из моды. Крестоносные надежды так же не сбылись. Действительность оказалась жесткой и неромантичной: мы присутствуем при полномасштабной геополитической и военной операции мировой "супердержавы" — США, которая, пользуясь терактами как предлогом, укрепляют свое влияние в ключевых с точки зрения своих национальных интересов регионах. "Антитеррористическая борьба" США отнюдь не является интернациональным "крестовым походом", прочие нации могут только присоединиться и одобрить американцев, но никак не играть свою собственную, тем более — ключевую роль. Как говорили древние римляне — quod licet Iovi non licet bovi, — что позволено Юпитеру — не позволено быку.

Американцы не будут одинаково относиться и к своей и к нашей антитеррористической операциям. Военные союзы и коалиции, особенно глобальные, создаются не на основе общих идеалов, а на основе общих интересов и цементируются взаимным страхом и подозрительностью. Когда США и Великобритания поддерживали во Второй Мировой войне Советский Союз, то они это делали отнюдь не из любви к русским. Уинстону Черчиллю принадлежит знаменитая фраза, сказанная 22 июня 1941 года: "если бы Гитлер вторгся в Ад, то я бы благожелательно отозвался о чёрте в Палате Общин". Россия должна была бы быть действительным врагом действительных врагов Америки, чтобы рассчитывать на искреннее и долговременное союзничество. В других случаях невозможно было бы рассчитывать на большее, чем улыбчивые обещания, которые на Западе нарушаются с той же легкостью, что и на Востоке: "я хозяин своего слова: я слово дал, я его и назад взял". Нас избавляют от ненужных и вредных иллюзий, возможно — от последних иллюзий, которые остались у России по поводу Запада после более чем десяти лет "западничества". А значит "в мире после 11 сентября" для России действительно нечто изменилось. И не только для России.

Не стало больше "сплоченности" цивилизованных стран против общей угрозы терроризма. Возможно, терроризм теперь запишут на первое место в числе "глобальных проблем человечества", — раньше чем СПИД, "глобальное потепление" и "нарушение прав человека", но вряд ли Запад будет уделять борьбе с Террором большее внимание, чем нужно для обоснования новых заморских акций американских зеленых беретов. Геополитическая борьба мировых держав за первенство и превосходство никуда не ушла. Появился, правда, в этой борьбе новый, внесистемный фактор — террористическая сверхдержавы, не имеющая ни определенной территории, ни устойчивого населения, но оттого еще более могущественная. Эта держава заявила о себе и о своих претензиях оглушившими мир взрывами 11 сентября.

Для нас призрак не нов, да и не призрак это. Долгие годы мы ведем с ним отчаянную войну. Для нас он плоть и кровь. И угрожает он в первую очередь России — и непосредственно, и руками тех, кто якобы борется с "глобальным терроризмом, новой угрозой, затмившей собою все остальные угрозы для человечества". В Европе этот призрак кажется столь непонятным и иррациональным, что европейцы принимают "меры предосторожности", которые больше напоминают детское "чур меня". Так, в Париже, сразу же после 11 сентября заколотили все урны, предоставив парижанам выкидывать мусор на месте "где стояла урна", а у авиапассажиров отбирают маникюрные ножницы и штопоры для бутылок. Трагедия превращается в фарс: представьте террориста, вооруженного штопором!

"Мир после 11 сентября" изменился прежде всего для России — если у Америки появился новый повод для экспансии в мире, то у России появился новый могущественный противник, против нее открылся "второй фронт". Точнее, фронт открылся гораздо раньше, как минимум с тех пор, как в наш повседневный язык вошло слово Чечня. Ведущая войну против варварского нашествия Россия уже в полной мере представляет силы этого противника. Новым оказалось только то, что мировой терроризм своей атакой на Америку как бы провозгласил геополитическую независимость и подчеркнул свою крайнюю дерзость и уверенность в своих силах. Ведущая войну против варварского нашествия Россия уже в полной мере представляет силы этого противника, однако нам еще только предстоит осознать свое одиночество на этой войне.

Россия одна — с принятия этой аксиомы нам придется начать непростое осмысление положения России в новую эру, эру глобального террора. У нас могут быть временные союзники, у нас могут быть притворные и искренние друзья, но в глубинном, если угодно — историософском, смысле Россия на этой войне одинока. Противостояние Россия против Глобального Террора еще только набирает силу. Те войны, которые в последнее двадцатилетие вела наша страна, обозначили противостояние. "11 сентября" с полной определенностью обрисовало образ врага. Последующие события выявили наше одиночество на этой войне. Разворачивание "горячей войны" с Террором отнюдь не списало на свалку истории "холодную войну" России с Западом.

Многовековое противостояние "Россия — Запад", во многом продолжающее более древнее противостояние православной Византии и католической Европы, никуда не девалось. Оно и не может никуда деваться — слишком разными являются те принципы, на которых строятся наша и западная цивилизации, слишком разными являются геополитические векторы и идейные ориентиры. Сколько бы нас не заклинали "единой христианской цивилизацией", мы не можем забыть, что стрелки средневековых "крестовых походов" были направлены не только на Иерусалим или Египет, но и на Константинополь-Царьград, и на Новгород и Псков. Мы не можем игнорировать того факта, что в прошлом "христианских цивилизаций" было две (причем враждебных друг другу), а сейчас ни осталось ни одной — ни Запад, ни Россия не могут сегодня считаться строящимися на религиозном основании, тем более — на общем религиозном основании. Это основание — блеф.

Это не означает, что Россия и Америка, Россия и Европа обречены быть вечными непримиримыми врагами, что невозможны плодотворное сотрудничество и взаимодействие. Сотрудничество возможно на основе формирующихся в той или иной конкретной ситуации общих интересов, а не из-за выдуманных "общих идеалов". Несомненно и то, что нас и американцев разделяет не столь глубокая пропасть, как та, которые отделяет оба народа от варварства талибов.

Но отсюда не следует, что мы всегда будем по одну сторону — русские князья феодальной эпохи были родственниками, были православными христианами, по своему любили Русь, однако не стеснялись "наводить" на земли друг друга варварские орды степняков. Так какие основания надеяться на то, что с нами будут церемониться больше, и что Запад, когда это покажется ему выгодным, не поддержит сколь угодно отвратительных носителей сколь угодно чуждых человечности идеалов, лишь бы причинить неприятности "неудобным" соседям? В 1980-х США своими руками вырастили в Афганистане и Бен Ладена и Хаттаба, в 1999 поддержали своими бомбами варварское нашествие албанских террористов на сербское Косово, сегодня, несмотря на все заверения в верности "антитеррористической коалиции" Госдепартамент США по-прежнему настаивает на том, что чеченские бандиты "не террористы". В логике прагматичных американцев все это вполне естественно и никакого особенного цинизма в этом нет — "плохо — это когда угнали корову у меня, а хорошо — это когда я угнал корову у соседа". Все предельно просто.

Судьба каждой страны и каждого народа во многом предопределяется его мировидением, а мировидение возникает не вдруг и не вдруг может быть изменено. Оно формируется под воздействием множества исторических успехов и неудач, культурных влияний соседей и собственных открытий, состоит из легенд и откровений, принципов и, даже, предрассудков, которые тоже не так уж легко искоренить, а возможно и не всегда нужно искоренять.

Одним из древних принципов нашей внешней политики является восприятие России не просто как одного из игроков на геополитическом поле, а как силы, выполняющей в мировом политическом равновесии совершенно особую функцию, функцию "удерживающего", то есть силы, которая препятствует нарушение мирового баланса Добра и Зла в пользу Зла. Представление об Удерживающем заимствовано из христианского Откровения, из книг Священного Писания, и очень рано было перенесено на мировую политику. Библейского "беззаконника", Антихриста удерживает от воцарения на Земле не абстрактная духовная сила, а вооруженная мощь одной из мировых держав, которая, в силу этой своей функции, и оказывается ведущей мировой державой. Сперва в качестве удерживающего мыслился Древний Рим, затем, по наследству, эта функция перешла к Византии. После того как Византия пала под ударами турецкого нашествия, наши предки на Руси ожидали Конца Света, но он не произошел, не произошел потому, что вместо Рима и Нового Рима, по мнению русских, возник новый, Третий Рим — Москва, Русское Царство. Россия отныне мыслилась как держава, сдерживающая Зло. Это зло символизировалось в древности в образе жестоких варварских народов, которых Александр Македонский якобы запер в Уральских горах — и Русь, которая овладела Уралом, как нельзя лучше соответствовала этой красивой легенде, она как бы держала эти ворота на запоре. Да и на самом деле — укрепление мощи Русского государства "заперло" ворота между Азией и Европой в Великой Степи, через которые прежде врывались в сердце цивилизованного мира дикие орды, подобные гуннским ордам Аттилы. Поэтому не случайно Александр Блок писал о Руси, "державшей щит меж двух враждебных рас — монголов и Европы".

В "просвещенных" XVIII и XIX веках, когда властителям России было уже не до средневековых легенд, они все же чувствовали заложенный в них глубокий геополитический и исторический смысл. Екатерина II считала своим долгом вдохновлять войну всей Европы против угрожавшей старому порядку и сеявшей семена анархии Французской Революции, Александр I считал себя обязанным вести войну за войной против "узурпатора" и "антихриста" Наполеона, а после победы над ним призывать все страны Европы соединиться в "Священный союз" против грядущих посягательств на европейский мир. Николай I считал себя "жандармом Европы", главным защитником порядка против анархии, а его преемники видели в русской армии силу, которая единственная способна поддержать справедливый порядок среди цивилизованных народов. Пока европейские дипломаты выдумывали хитроумные схемы "европейского равновесия", русские цари знали, что только их Империя выступает в качестве щита Европы против давления извне, и в качестве стабилизатора напряженности в высокой "мировой политике". Разрушившие "до основанья а затем" старую Россию большевики очень скоро столкнулись с тем, что и им никуда от этой геополитической миссии России не уйти — и уже Сталин старался разумно выполнить те функции, исполнять которые он был обречен как властитель России.

Образовавшиеся "два фронта" — фронт противостояния глобальному Террору и фронт противостояния Западу, это ни что иное, как воплощение в новых исторических условиях двух функций "Удерживающего" — противостояние варварскому хаосу, который приносит с собой международный терроризм, и противостояние бесчеловечному и деспотическому по сути "новому мировому порядку", порождаемому либеральным "закатом Запада". Не отступая от своей идеи, от смысла своего существования, Россия не может "пойти на компромисс" ни с одним из противников. Невозможно выйти на борьбу против Терроризма, заплатив за поддержку Запада долгосрочным подчинением правилам игры "нового порядка", да и бессмысленно это — поскольку губительно и для России и для мира. Но еще более чудовищно и бессмысленно было бы, как предлагают некоторые неосмотрительные в своем ребячестве идеологи, "объединиться с Бен Ладеном" против Америки и свалить ее совместными усилиями. Не говоря уж о практической сомнительности подобного мероприятия, оно означало бы нравственное и политическое самоубийство России. Как это ни тяжело, но России и в самом деле предстоит долгосрочная война "на два фронта", в которой у нее, по бессмертному выражению императора Александра III, "только два союзника — армия и флот".

Россия одна — это мы должны понимать твердо. В "мире после 11 сентября" она еще более одинока и в еще более опасном положении, чем до того. Прежние геополитические противники никуда не делись, но еще и усилили свое давление, а угроза со стороны новой террористической схверхдержавы стала еще более мощной. Но терроризм — не мнимая и не призрачная угроза России и человечеству, сегодня — это ключевая угроза. Но эта угроза не единственная. Навязываемый Западом "Новый Мировой Порядок" столь же опасен. Если террористы убивают тело цивилизации, то радикальные либеральные идеологи убивают ее душу. Поэтому Россия, которая с древних времен выполняла унаследованную ею у великих исторических предшественников миссию Удерживающего, того, кто сдерживает глобальное торжество Зла, вынуждена будет в грядущем столетии вести изнурительную войну на два фронта — и против новых варваров, и против нового бесчеловечного "порядка". Россия слабая, Россия потерявшая себя, Россия погруженная в смуту, выдержать такую войну не в состоянии. Нужны радикальные изменения в нашем сегодняшнем бытии, нужна подлинная революция в бытии России, революция, сочетающая смелое новаторство и разумный консерватизм, сочетающая внимание к идеальному смыслу нашего исторического существования с жестким, лишенным сентиментальности прагматизмом. На основе нашего народа, нашей государственности, нашей Империи, должна быть создана новая великая цивилизация. Без этого изменения мы не приобретем ничего и не сохраним того, что имеем, только ускорив самопоедание человечества.</DIR>