Текст:Константин Крылов:Идеалы и интересы
Противопоставление «идеалов» и «интересов» — одна из немногих внятно проговоренных парадигм перестроечной публицистики. Разумеется, само её появление было связано с чисто прагматическими обстоятельствами: под «идеалами» обычно понимался марксизм-ленинизм, а под «интересами» — стандартный набор желаний советского интеллигента (ездить за границу, читать запрещённые книги, и т. п). Необходимость в этой нехитрой конспирации вскоре отпала. Однако, само противопоставление оказалось плодотворным, и до сих пор воспроизводится в текстах российских либералов.
Даже самый поверхностный анализ соответствующих текстов позволяет установить следующее. «Идеалы», как и «интересы», понимаются как телеологические регуляторы человеческого поведения — то есть как то, ради чего совершаются человеческие действия. Это множество замкнуто: все остальные регуляторы поведения рассматриваются либо как причинные (то, почему [1]), либо как формальные (то, как [2]).
Далее, пара «идеалы/интересы» обычно понимается как антагонистическая: идеалы противостоят интересам, и наоборот. При этом симпатии автора всегда на стороне «интересов», какими бы они ни были. Интерес — это нечто такое, что следует удовлетворять, с чем следует считаться, или хотя бы «относиться толерантно». Напротив, любой идеал (даже приемлемый для самого автора) заранее полагается чем-то дурным (сомнительным, ограниченным, опасным, тоталитарным, etc). При этом любые отрицательные оценки интересов (с точки зрения государственной или общественной пользы, социальной приемлемости, моральных или эстетических норм, или как-либо иначе) также считаются априори некорректными — просто потому, что любая оценка исходит из каких-то «идеалов». Напротив, идеалы (даже признаваемые общественно-полезными, морально-приемлемыми, и т. д). находятся под подозрением.
При этом содержательные различия между «идеалами» и «интересами» весьма малы. В некоторых случаях одни и те же вещи могут рассматриваться и как «идеалы», и как «интересы». Это предоставляет широкие возможности для оценочного произвола: как правило, всё то, что автору текста несимпатично, относится к категории «идеалов» (и в качестве таковых развенчивается), а всё симпатичное объясняется «интересами», и таким образом выводится из-под любой возможной критики.
Таким образом, различие между «идеалами» и «интересами» не содержательное, а формальное. Выражается оно также через набор оппозиций.
Прежде всего, самое слово указывает на то, что «интерес» — это нечто, относящееся к сфере рассудка. «Интересоваться чем-либо» — значит, постоянно думать о чём-либо, часто возвращаться в мыслях к этому. «Интерес», в таком случае — это постоянный предмет размышлений, причём размышлений не теоретических, а практических. «Интерес» — это не то, что мы хотим знать, а то, чего мы хотим достичь.
При этом, однако, интерес не есть желание, и к желаниям никогда не сводится. Дело в том, что желание есть состояние, охватывающее субъекта извне. Например, покупка некоторого товара может быть вызвана желанием его купить, а само желание спровоцировано умелой рекламой, «пиаром», случайным капризом, и так далее [3]. Напротив того, интерес есть выражение воли самого индивида. Разумеется, в большинстве случаев воля индивида состоит в том, чтобы идти на поводу у своих желаний. Тем не менее, вполне возможны ситуации, когда интересы индивида не совпадают с какими-то его желаниями, и даже со всеми его желаниями сразу. Грубо говоря, «в его интересах» может оказаться то, чего ему совсем не хочется.
Интересы не даны нам непосредственно, как желания, но и не могут быть навязаны извне. Интересы осознаются. Более того, «понимание своих интересов» есть важнейшая характеристика индивида: если он не может «правильно понимать, в чём состоит его интерес», это не полноценный индивид, а своего рода полуфабрикат, или, как выражаются наши публицисты, «быдло» [4]. Правда, процесс осознания своих интересов труден, зато он допускает помощь извне — например, со стороны той же самой либеральной публицистики. Такое разъяснение ни в коем случае не отождествляется с пропагандой (и тем более «промывкой мозгов»): слово «пропаганда» относится исключительно к сфере идеалов. Однако, это разъяснение не тождественно и рекламе, или, тем более, «пиару». В идеале, помощь в осознании своих интересов — это сугубо позитивная процедура, ничего индивиду не навязывающая, а, напротив, позволяющая ему освободиться от навязываемых извне «идеалов» и осознать, наконец, подлинно своё.
Наконец, интерес — это нечто личное, относящееся к индивиду. Бывают, правда, коллективные интересы, но они являются суперпозицией интересов индивидуальных.
Идеал же — это, прежде всего, нечто сверхличное. Очень часто приставкой «сверх» идеал обязан своей «коллективистской» природе: очень часто идеалы являются объединяющим фактором для множества людей. В отличие от «коллективных интересов», идеалы не являются суммами частных идеалов. Напротив, идеал разделяется всеми причастными к нему. Однако, не стоит полагать, что идеал — это всегда и во всех случаях что-то коллективное. Бывают и личные идеалы, измышленные и разделяемые отдельным индивидом — что не мешает им оставаться именно идеалами, а не интересами.
Далее, идеал, в отличие от интереса, вполне может быть «навязан» — например, родительским воспитанием, обществом, умелой пропагандой, да мало ли ещё чем. Это навязывание может быть как грубым и очевидным, так и весьма тонким. Тем не менее, во всех случаях такое навязывание считается насилием над индивидом. Признаётся, что бывают люди, которые по тем или иным причинам охотно идут навстречу такому насилию над собой — но, в общем-то, это дурно, поскольку любой идеал — это всё-таки нечто чужое, пусть и принимаемое за своё. Наконец, интересы всегда полагаются «рациональными», а идеалы — «иррациональными» или даже «антирациональными».
Все эти рассуждения можно проиллюстрировать следующим образом. Интерес — это, к примеру, то, что заставляет наёмного работника уволиться с привычной работы и заняться собственным бизнесом, жену — уйти от неперспективного мужа, и т. п. Идеал же — это что-то такое, что заставляет Александра Матросова — закрывать грудью амбразуру, Павку Корчагина — ударно трудиться, а обычного наёмного работника — публично критиковать начальство, прекрасно зная, что его за это уволят.
Всё это можно обобщить следующим образом.
- Интерес — это то, ради чего стоит жить.
- Идеал — это то, за что можно страдать и умереть[5].
Здесь нужно сделать несколько важных оговорок. Прежде всего, надо заметить, что интерес не столько сообщает жизни какой-то «смысл» (ниже мы убедимся, что все разговоры о «смысле» идут по ведомости идеалов), сколько мотивирует человека к тому, чтобы «жить дальше». На это можно возразить, что жизнь не нуждается ни в каких мотивациях — достаточно инстинкта самосохранения и страха перед смертью. На самом деле это далеко не так. Человек и в самом деле боится умереть — но из этого совершенно не следует, что ему при этом хочется жить. Для большинства людей жизнь как таковая — это тяжёлое, нудное, пустое и безрадостное занятие, которое приносит гораздо больше страданий, нежели удовольствий. Для того, чтобы продолжать жить, требуется нечто большее, чем страх смерти — и это «большее» и есть интересы [6].
Теперь о «смерти». Под «смертью» следует понимать не только финальное прекращение существования, но и всё то, что воспринимается нами как «не-жизнь». Строго говоря, опыт смерти нам дан именно в опыте страдания, прежде всего — физических и моральных мучений. Сюда же можно отнести и все формы самоотчуждения человека, и прежде всего труд. Опыт труда, особенно монотонного, изматывающего, отвратительного [7] — это опыт «погребения себя заживо», и в этом смысле труд есть смерть, и никак иначе. Точно так же следует понимать и несвободу во всех её проявлениях.
Разумеется, следование идеалу далеко не всегда требует страданий и смерти. Но оно всегда предполагает постоянную готовность к этому. Из этого, впрочем, вовсе не следует, что идеал есть нечто пассивное, не требующее от человека ничего, кроме ожидания соответствующей ситуации, и «достойного идеала» поведения в ней [8]. Разумеется, это не так: идеалы заставляют людей не только терпеть лишения, но и делать усилия по их достижению. Более того, сама возможность трудиться обусловлена именно наличием идеалов (см. выше о природе труда).
Может показаться, что идеалы и интересы по природе своей противоположны. Однако, это не так. В частности, достижение тех или иных интересов, в том числе и самых распространённых (типа «вкусно поесть, сладко попить», «иметь много денег», и т. п). в современном мире невозможно, если они не являются одновременно и идеалами. Так, сам по себе интерес не может заставить человека приложить сколько-нибудь значительные усилия к своему достижению, особенно если эти усилия идут вразрез с другими его интересами. Конечно, зверь, терзаемый голодом, будет бегать в поисках добычи без всякого обращения к каким бы то ни было идеалам — но только потому, что его сейчас мучает голод. Но заставить человека, который в данный момент удовлетворил все первичные потребности (он сыт, одет, имеет крышу над головой, и т. п). встать с дивана и пойти работать, чтобы, скажем, «заработать много денег» — для этого нужно уже нечто большее, нежели «голый интерес». Надо, чтобы данный интерес переживался как идеал — нечто такое, ради чего стоит трудиться, утомляться, рисковать, и т. п. [9]
Разумеется, далеко не все интересы индивида могут стать его идеалами. У человека имеется ограниченное (обычно — очень небольшое) количество интересов, которые одновременно являются и идеалами. Нетрудно догадаться, что именно эти интересы-идеалы оказывают решающее воздействие на его поведение.
Хорошим примером такого идеала-интереса является идея успеха. Будучи по своему происхождению совокупностью материальных и социальных интересов («иметь много денег», «быть известным», «пользоваться уважением»), она в то же время является типичным идеалом — ради успеха следует много трудиться, переносить страдания, рисковать, и так далее. Другим (более распространённым, но менее популярным) «идеализированным интересом» является спокойствие, «обывательское житьё». Опять же, имея свои корни в личных интересах (таких, как лень, нежелание рисковать, отказ от ответственности и проч)., оно требует ещё и определённых идеалов — таких, как последовательное самоограничение в желаниях, воздержание от рисков, игнорирование возможностей, «знание своего места», и так далее. Ещё одним случаем совпадения идеалов и интересов является идея «самореализации творческой личности». И т. д.
Имеет место быть и обратная ситуация — подкрепление идеалов интересами. В частности, все успешные идеологемы основаны на подобном совпадении.
Интересно наблюдать, как идеалы и интересы взаимодействуют в политике. Известно, что политика — «грязное дело», но в то же время именно политика является областью реализации самых высоких идеалов. На самом деле противоречия здесь нет: сфера политики есть сфера совпадения идеалов и интересов. Поэтому, кстати говоря, успешный политик относится к собственным политическим убеждениям одновременно и цинично, и фанатично. Эта странная смесь цинизма (то есть последовательного понимания любых предъявляемых идеалов как чьих-то частных интересов, иногда очень мелких) и фанатизма (то есть не менее последовательного усмотрения в любых интересах тех или иных идеалов, иногда очень масштабных) и составляет самую суть политического мышления.
Примечания[править | править код]
- ↑ В частности, желание (в отличие от интереса) обычно понимается как причина поступка, но не как его цель.
- ↑ Например, к этой категории относятся все действия, которые объясняются фразой «таковы правила игры». То есть: для того, чтобы достичь некоторой цели, необходимо сделать много действий, вроде бы не имеющих непосредственного отношения к делу, но всё же необходимых. Подобные действия обычно понимаются как вынужденные, и, как таковые, не оцениваются.
- ↑ Интересно, что подобное понимание желания вполне соответствует античной традиции, где желания понимались как «пассивные состояния души», в которые она безвольно «впадает», подчиняясь какому-то внешнему началу (например, собственному телу, божественной воле или космической необходимости).
- ↑ Узус слова «быдло» вообще очень интересен. В современной русскоязычной публицистике «быдлом» принято называть:
- электорат левых партий;
- бедных (точнее, «не имеющих возможностей стать богатыми даже в перспективе», «депрессивных»);
- русских (с включением сюда «советских русскоязычных»);
- людей, не осознающих своих интересов.
- ↑ То есть «интерес» можно понимать как набор эротических (во фрейдистском смысле) ценностей, а идеал — как набор танатических ценностей.
- ↑ При этом сами по себе эти «интересы» могут быть сколь угодно мелки, смешны, ничтожны и т. д. Так, например, русская литература переполнена насмешками над обывателями, обуянными мечтами о покупке «волосатого пальто с телячьим воротником» (с) Ильф, Петров. Однако, не стоит забывать, что к той же самой категории относится и шинель Башмачкина.
- ↑ Впрочем, неизматывающий и неотвратительный труд вообще не есть труд.
- ↑ Хотя такие идеалы тоже имеют место. Они обычно описываются выражениями типа: «если будет надо, то я…», «в трудный час мы…», «когда, наконец, придёт наш черёд, то мы все…», и т. п.
- ↑ Классический пример переживания интереса как идеала — это знаменитый монолог Скарлетт из «Унесённых ветром»: «Господи, я никогда не буду бедной! Я буду лгать, красть (…), но я не буду бедной!»