Текст:Вильфрид Штрик-Штрикфельдт:Русский человек

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК[править | править код]

Кто из нас в состоянии дать полную характеристику какой-либо личности? Может быть, писатель, но и он лишь субъективно. Насколько труднее становится задача, когда вопрос идет о характеристике целого народа.

Так как точных научно-психологических данных о характере русского человека не имеется, я, используя мои личные наблюдения, основываюсь главным образом на материалах немецкого института психологического анализа и психотерапии.

В первой части моего доклада я хочу обратить внимание на психограмму русского человека, которая отнюдь не претендует на исчерпывающее научно-психологическое исследование его характера, а ограничивается лишь контурами духовного облика.

Во второй части я попытаюсь охарактеризовать представителя новой русской интеллигенции, крестьянина, рабочего и красноармейца, с которыми мы встретились во время этой войны.

Предметом данного исследования является русский человек, который еще и сегодня представляет собой решающий фактор на огромном пространстве с его многими народами. ВЕДЬ ЭТО НЕ КТО ИНОЙ, КАК ОН, НАЛОЖИЛ НЕИЗГЛАДИМУЮ ПЕЧАТЬ НА ЭТО ПРОСТРАНСТВО ВПЛОТЬ ДО ТИХОГО ОКЕАНА И МАЛОЙ АЗИИ.

Не касаясь истории открытия и расширения этого пространства, следует указать на своеобразный народно-психологический факт: одну шестую земной поверхности с более чем 160 миллионами населения МОЖНО ПРОЕХАТЬ ВДОЛЬ И ПОПЕРЕК, ОБЛАДАЯ ЗНАНИЕМ ТОЛЬКО ОДНОГО — И ДАЖЕ ПОЧТИ БЕЗ ДИАЛЕКТОВ — РУССКОГО ЯЗЫКА.

В психической структуре русского человека наталкиваешься в первую очередь на огромное богатство чувств и аффектов, импульсов и волевых порывов, которые играют решающую роль в его поступках.

Чрезмерная интенсивность чувств и эмоций, а также частая и внезапная смена самых противоречивых настроений являются его характерными чертами. Поэтому мы наблюдаем у русского человека наряду с животной грубостью нежнейшее участие, наряду с глубокой верой сухой материализм, светлое вдохновение рядом с апатией, храбрость наряду с изменой, сильное намерение и внезапный отказ от него. Наблюдаемые нами противоречия в душе русского являются и его слабостью и его силой; он сознает это, но не находит в себе силы сгладить эти противоречия, а может быть, и не хочет этого. Поэтому русский представляет собой прототип резко выраженного противо-импульса, который после «да» ставит еще более сильное «но».

«Я думаю, но… я знаю, но… я не могу, но… может быть, случится чудо». Часто это производит на нас непонятное впечатление по той причине, что нам неизвестен тот противо-импульс, который вспыхивает внезапно в тайниках его души.

Напряженное состояние в душе русского вызывается его инстинктивным стремлением к абсолютной истине. Его не может удовлетворить тут, на земле, мысль Фауста: «След наших земных дней не может погибнуть в вечности!» Это инстинктивное тяготение к абсолютной истине, которое налагает на каждого русского печать искателя правды и справедливости, является, пожалуй, коренным основанием того, что большинство русского народа по своей натуре глубоко религиозно. Рамки этого доклада не позволяют рассматривать подробно его связи с Божественным.

Столкновение вышеупомянутых противоречий представляет собой для русского человека не только беспрестанно бьющий источник страдания, — а с ним и силу, — но и подтверждение ЕГО БОЛЕЕ ВЫСОКОГО ДОСТОИНСТВА ПО СРАВНЕНИЮ С ЗАПАДНЫМ ЕВРОПЕЙЦЕМ.

Мы читаем у Льва Толстого («Война и мир», III, I часть): «Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо- обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего государства в мире и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хороню. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что-нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая есть абсолютная истина».

В этом признании обнаруживаются и глубокое противоречие между прорывом и противопрорывом, характерное для русского человека, и особая неприязнь его к западным европейцам.

Даже этот поверхностный обзор является вполне достаточным, чтобы иметь представление о том народе, с которым после тяжелой и продолжительной войны мы должны будем сотрудничать в течение предстоящего мирного времени.

Из многих вопросов, к которым русский человек относится совсем иначе, чем западный европеец, следует отметить три: его отношение к власти, к собственности и к страданию.

ВЛАСТЬ[править | править код]

Отношение русского человека к власти существенно отличается от отношения к ней западного европейца. Как «искатель правды», русский относится отрицательно ко всякому применению силы, но из-за вспыхивающего порой в глубине его души противо-импульса он сам склонен к актам насилия.

Это хаотическое отношение к власти сложилось, по-видимому, исторически. В то время как германские племена выдвинули правящую аристократию из своей же среды, славянские племена управлялись варяжскими князьями, то есть норманнами, (Что в корне противоречит современным исследованиям по данному вопросу. — Ред.)

Таким же чуждым было и татарское иго, оставившее после себя глубокие следы. Власть всегда была чуждой и далекой. «Царь далеко», — говорил обычно русский — и царь действительно был далеко. Он находился в Москве или в еще более отдаленном Петербурге, но бдительность полиции простиралась до самой глухой деревни.

В Германии император должен был считаться с гражданскими и духовными деятелями страны. В Англии после известной борьбы уже давно пришли к парламентаризму и тем самым к умиротворению. В России же все больше и больше усиливался противо-импульс, проявляясь по временам в хаотических вспышках и террористических актах (русский «бунт» — восстание против всего существующего — непереводимое слово).

Германские герцоги, короли и император («первый слуга своего государства») — все они олицетворяли собой близкую и приемлемую власть, тогда как русский знает лишь далекую, чуждую и суровую, которая, не имея с ним никакой внутренней связи, требовала от него безусловной покорности. Я показал одному пленному советскому генералу здание, где живет наш вождь.

«Так здесь живет ваш вождь? — сказал он удивленно. -Совсем среди народа… никакого Кремля, никаких стен, никакой дистанции… просто невероятно!»

Власть имущие в России хорошо знали, что «внутреннее сопротивление русской души» можно обуздать только беспощадными мерами. От опричнины Ивана Грозного идет непрерывная цепь той же системы безопасности и полицейского шпионажа до Чека и НКВД.

Вспомним полицейские застенки при Павле I, военные поселения графа Аракчеева при Александре I, корпус жандармов при Николае I и т. д.

Большевизм является продолжением той же далекой и суровой власти с той лишь разницей, что его господство над русским человеком стало тотальным, тогда как прежние властители оставляли в покое того, кто не касался ни церкви, ни правительства. Большевизм держит в своих руках не только полицию и законы, но и жизнь советских граждан, потому что он безгранично владеет хозяйством страны, к которому прикреплены все граждане. Своей жестокостью Кремль превзошел все предыдущие правительства. Ни один западный европеец не был бы в состоянии выдержать такой гнет в течение четверти века, не надломившись духовно. Известно, что западные европейцы, оставшиеся в Петербурге после 25-летнего там пребывания, были окончательно обезличены.

Русские же были в состоянии претерпеть это жуткое время, причем они и сейчас еще обладают неисчерпаемыми силами, которые дают им возможность перевоплотиться в «нового человека».

На это своеобразное отношение русского человека к власти следует обратить особое внимание, когда придется устанавливать новую власть в России — или далекую и суровую, или же близкую и легкую.

СОБСТВЕННОСТЬ[править | править код]

Еще понятнее станет нам своеобразный характер русского человека, если мы обратим внимание на его особое отношение к собственности. Собственность для русского человека является не самоцелью, а лишь средством к достижению цели, но это не значит, что русский не стремится к собственности. Он был бы ближе и понятнее Западу, если бы широкие массы русского народа уже давно оценили достоинства частной собственности. Если бы русскому премьер-министру Столыпину удалось в свое время осуществить его большую аграрную программу, то возможно, что в России не дошло бы до хаоса и большевизма. А теперь мы встречаем русского, лишенного какой-либо собственности.

В царские времена лишь незначительный слой населения наслаждался богатством, причем отдельные его представители часто не знали, насколько велика их собственность, унаследованная от их отцов или дарованная им царями. Массы же народа были бедны и мечтали о собственности — о своем клочке земли. (Русский крестьянин имел земли больше до революции, чем любой крестьянин любой европейской страны, это факт неоспоримый, — Ред.).

Но даже и тогда, когда мужику дана была возможность убедиться в достоинствах собственности, добытой его трудом и старанием, он опять-таки был обманут. Последний чудовищный обман под названием «раскулачивания» произошел в 1929 году, несмотря на то, что 12 лет тому назад большевики захватили власть под лозунгом «земля — крестьянам».

На основании изложенного мы приходим к заключению, что русский, которого мы встречаем теперь, является много более независимым от материальной собственности, чем западный европеец, и это вызывает в нем — особенно по отношению к немцам — какое-то чувство превосходства (сего точки зрения).

Я приведу здесь еще одну выдержку из романа «Война и мир» Льва Толстого:

«…другое было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все то, что с таким старанием устраивают и берегут люди, — все это, ежели и стоит чего-нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить».

Руководящие представители большевизма отлично знают, что производительность и собственность в западно-европейском смысле слова представляют собой громадный источник силы, относящийся к ним враждебно. Им ясно, что эта сила несет с собой конец их владычеству.

СТРАДАНИЕ[править | править код]

С тех пор как существует человечество, страдание стоит на пути отдельных людей и народов как испытание их возраста и зрелости.

Западный европеец старается преодолеть страдания посредством деятельности, русский же научился покорно претерпевать их. Насилие со стороны далекой и суровой власти, отчаянная борьба с эпидемиями и силами природы, а может быть, и его религия научили его, что страдание является неизбежным элементом его жизни. И КТО ИЗ НАС БУДЕТ ОТРИЦАТЬ, ЧТО СПОСОБНОСТЬ ПРЕТЕРПЕВАТЬ СТРАДАНИЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ ГРОМАДНУЮ СИЛУ. Закаленный в страдании русский способен претерпеть не только теперешнее испытание, но еще очень многое в будущем.

Когда большевистская власть в 1918 году стала больше и больше крепнуть, так называемые «белогвардейцы» попытались организовать ей сопротивление. Но кто были эти люди, которые начали решительно действовать?..

Рядом с генералом Алексеевым был его начальник штаба Шварц, рядом с Деникиным, Колчаком и Юденичем были барон Врангель, Каппель, Дитрих, фон Нетт, граф Пален, на севере — генерал Миллер. Разве это не характерно?.. Большая часть людей германской крови делала попытки преодолеть беду, русские же сносили ее терпеливо и покорно. В этой способности претерпевать страдания русский усматривает свое превосходство над западным европейцем. Тут мы сталкиваемся с вопросом, который с древних времен остается спорным и неразрешимым: имеет ли над нами превосходство тот, кто умеет претерпевать страдания?..

Пусть каждый решает этот вопрос индивидуально. Мы, немцы, считаем своим долгом не быть пассивными, а преодолевать всякую беду, как этого требуют интересы нашей страны.

К какому же выводу мы должны прийти на основании вышеизложенного по поводу особого отношения русского человека к власти, к собственности и к страданию?..

Далекая и суровая власть была карикатурной; ей отвечали и отвечают актами насилия. Громадный пробел — отсутствие собственности — принуждает власть имущих применять крайние меры наказания во всех случаях. Они не могли штрафовать виновных «людей без собственности» материально, а потому им оставалось лишать их или свободы, или же жизни. Поэтому власть была суровая и абсолютная, и если появлялся исполнитель наказания, то это почти всегда был палач, к которому закаленный в страданиях русский уже привык; его уже давно не поражает то, перед чем мы приходим в ужас.

Все эти наблюдения, приведенные здесь лишь поверхностно, должны заставить каждого глубоко задуматься, потому что решение восточной проблемы не так-то легко и просто, как это думают некоторые, говоря лишь о ежовых рукавицах и совершенно упуская из виду психологические факторы.

НОВЫЙ РУССКИЙ РУКОВОДЯЩИЙ КЛАСС[править | править код]

Первое, что вызвало наше удивление, — я говорю о тех, кто не был в красной России с 1918‒20 годов, — это то, что из широкой народной массы всплыл на поверхность национальный слой новой русской интеллигенции. Мы слышали только о систематическом уничтожении старого руководящего класса,- такого уничтожения, примера которому не знает история,- и вот мы видим перед собой новую русскую интеллигенцию. Правда, наружный вид и манеры этой новой интеллигенции показались нам настолько чуждыми, что мы почти не могли отличить офицера от солдата и инженера от рабочего; напрасно мы старались встретить прежнего вполне культурного русского интеллигента.

Это будет нашей задачей изменить их внешность и быть им лучшим примером, если мы в Новой Европе — в общем жизненном просторе — не намерены продолжительное время взирать на эти чуждые нам физиономии.

НЕЛЬЗЯ ОТРИЦАТЬ ФАКТА, ЧТО РУССКИЙ НАРОД ОБЛАДАЕТ БОЛЬШИМИ СПОСОБНОСТЯМИ И ИЗОБРЕТАТЕЛЬНОСТЬЮ, ИБО ТОЛЬКО ЭТИМ МОЖНО ОБЪЯСНИТЬ ЕГО ВЫСОКИЕ ДОСТИЖЕНИЯ, ВЫЗЫВАЮЩИЕ И НАШЕ ПОЛНОЕ ПРИЗНАНИЕ.

Испытание интеллигентности среди русских военнопленных показало очень интересную картину. Как и у большинства народов, так и у них эта картина приблизительно одинаковая, то есть 50 процентов — среднего уровня, 25 процентов — ниже среднего и 25 процентов — выше среднего.

Хотя средний и ниже среднего уровни оказались значительно ниже германского уровня, зато 25 процентов ВЫСШЕГО УРОВНЯ ОБНАРУЖИЛИ ВЫДАЮЩИЕСЯ ЗНАНИЯ И ОДАРЕННОСТЬ, ПРЕВОСХОДЯЩИЕ ЗАПАДНО-ЕВРОПЕЙСКИЙ УРОВЕНЬ.

Из разговоров с русскими инженерами, врачами, химиками и другими стало очевидным, что их знания весьма односторонни и строго ограничены узкой специальностью.

В противоположность прежнему русскому верхнему классу теперешний не имеет ни строго очерченной национальной, ни славянской идеи. По отношению к немцам они настроены в настоящее время ни дружелюбно, ни враждебно. О новом переустройстве Европы задумываются очень немногие, зато национальная идея именно теперь стала все больше и больше волновать умы руководящего класса.

Вспыхнувшие повсюду во время войны искры национального чувства Сталин раздул в громадный отечественный пожар. Он дал советскому гражданину, который гордился своей великой и богатой страной и был воспитан в духе всемирной революции, еще и национальный фундамент. Русская история, ее герои, национальное искусство и даже православная церковь были им умело использованы, потому что голый террор был недостаточен, чтобы миллионные массы бросить в самое кровавое побоище всех времен.

Теперешний русский, по-видимому, не такой доктринер, как прежде, но он не может жить без какой-либо идеи, и это зависит от нас — открыть ему совсем новую идею. Он верит в то, что эта колоссальная страна с ее громадными проблемами может быть организована лишь с ним, но не против него. Но так как он русский и имеет терпение, он может и подождать.

РУССКИЙ КРЕСТЬЯНИН[править | править код]

И русский крестьянин, и русская деревня нам хорошо знакомы. Мы знаем, что крестьянин стал очень бедным с тех пор, как Россия получила название «крестьянской республики». Нам известно, что крестьянину практически не принадлежит ничего, кроме маленького огорода, одной коровы и нескольких кур, и что он ненавидит колхозную систему, которая превратила его, свободного хозяина-землевладельца, в земельного пролетария. Общее бегство с земли характерно для «внутреннего успеха Советов в области аграрной политики».

Русский крестьянин не интересуется политикой, а живет одной мечтой — иметь собственный участок земли. Его мало интересует, кто управляет страной и где границы государства, к которому он пренадлежит. Он будет приветствовать любое правительство, которое даст ему землю и будет справедливее, чем теперешнее. Земельный пролетарий станет снова самостоятельным хозяином-землевладельцем и начнет жить по-своему. Все теории о какой-то «русской массовой душе» лишены всякого основания. Русский крестьянин имеет те же стремления и надежды, что и крестьянин в Германии или в любой стране, но судьба все еще не дает ему возможности к развитию его личной инициативы на собственной земле. Было бы ошибкой на основании вышесказанного предполагать, что у русского крестьянина нет национального чувства. Тут следует указать на то, что его нужда при Советской власти была настолько велика, что все остальное должно было временно отойти на задний план. Нельзя забывать и то, что, несмотря на гнет красной власти, из крестьянской среды всплыл на поверхность национальный слой новой русской интеллигенции. Не любовь к отечеству в западно-европейском смысле слова, но какое-то особое и ясно выраженное чувство народного единства проявляется даже среди самых простых русских людей.

Русский крестьянин никому и ничему не верит; он слишком часто был обманут правительством, а потому убедить его могут не слова, а только факты. Число безграмотных среди крестьян уменьшилось значительно. Это было необходимо для Советской власти, потому что ее пропаганда могла вестись успешно главным образом посредством печатного слова.

Всюду в деревнях, где встречаем колхозника, мы узнаем в нем прежнего русского добродушного мужика, в душе которого таятся тысячи противоречивых и неожиданных возможностей.

РАБОЧИЙ[править | править код]

Если сравнить теперешнего рабочего с рабочим периода первой мировой войны, то следует признать, что он стал более смышленым и многому научился по специальности. Но несмотря на это по производительности его нельзя поставить рядом с германским рабочим. Ни его работоспособность, ни его заработная плата не могут измеряться западно-европейским масштабом. Вопрос о заработной плате и ценах не входит в рамки этого доклада, но на него следует обратить внимание, потому что только разумным и справедливым решением этого вопроса использование русского рабочего отвечало бы нашим интересам.

Рабочие массы были подвергнуты советской пропаганде интенсивнее и успешнее всех; это следует хорошо учесть, обращаясь к советскому рабочему. К нему бесцельно подходить с вопросом «о свободе различных вероисповеданий», о которых он ничего не знает, или об успехах «Германского рабочего фронта», о котором он пока что не имеет никакого понятия.

"Но я знаю,- говорит он,- что наших людей насильно увозят в Германию, где они ничего не получают за свой труд и вдобавок принуждены носить унижающий человека знак «Ost».

Лозунг, что мы воюем за победу национал-социалистического отношения к человеку труда, от которого отказались бы, пожалуй, чех и поляк, мог бы иметь большой успех среди русских.

Можно было бы написать особую главу о белых рабах в Советском Союзе, которые голодают и умирают, присужденные на пожизненные принудительные работы на аэродромах, автопутях, на каналах и лесных заготовках. Согласно официальным данным Советского правительства, число этих «политических» превосходит общее количество рабочих в высокоразвитой индустриально Бельгии.

Во время войны политические узники, а также и обычные уголовные преступники были призваны на службу в Красной Армии; их миллионы, и рано или поздно нам придется столкнуться с этой особой и весьма трудной проблемой, которая еще раз говорит о том, что в России нам во многом надо будет отказаться от западно-европейского масштаба.

ПРОСТРАНСТВО И НАСЕЛЕНИЕ[править | править код]

Теперь коснемся вопроса о пространстве и количестве населения, которые сильно повлияли на психику русского человека. Европеец, освоившийся в своем маленьком пространстве, должен приспособиться не только разумом, но и чувством, если он хочет успешно выполнить свою задачу на Востоке.

Русский имеет врожденное чувство широты и непреодолимости родного пространства, а потому даже современные успехи в области передвижения не ослабили в нем этого чувства. Он знает, что одинокий человек обречен на гибель в этом необъятном пространстве. Он убежден, что каждый должен подчиняться большинству и что даже выдающиеся личности обязаны служить большинству, если они хотят управлять страной.

Широта русского пространства с его непроходимыми лесами и буйными реками несомненно тормозят каждый шаг прогресса и каждое к нему стремление. Поэтому изменить жизненный ритм в этом пространстве — да еще зачастую против индифферентной к этому массы — весьма трудно.

Широта и безграничность страны сформировали характер русского человека; отсюда — его хаотическая необузданность, а наряду с этим безмолвное и терпеливое преклонение перед силами природы, нуждой, эпидемиями и перед гнетом со стороны властей. Вот почему судьба отдельного гражданина всегда имела у русских второстепенное значение. Тут, кстати, следует указать на то, что германский человек, будучи иной духовной структуры, преодолел и подчинил себе и пространство и его необузданность. Америка тоже является этому примером. В настоящее время всюду перед нами стоит нетребовательный, безвольный, запуганный и безропотный русский человек, внешность которого говорит о нужде и нищете.

С первоначально провозглашенной реорганизации больного капиталистического хозяйства центр проблемы был перенесен Кремлем в плоскость культурной борьбы, где главным лозунгом является отрицание духовного начала и нашей западной культуры. И вот, наряду с этим официально требуемым отрицанием духа, стоит все тот же — «я знаю, что ничего не знаю» — ищущий, вопрошающий и готовый к восприятию русский человек.

Тут, пожалуй, будет кстати указать на причины сильного и упорного сопротивления, которое оказала нам Красная Армия. РУССКИЙ ВСЕГДА БЫЛ ОЧЕНЬ ХОРОШИМ СОЛДАТОМ 2-ДИСЦИПЛИНИРОВАННЫМ, ПОКОРНЫМ СУДЬБЕ И КРАЙНЕ НЕТРЕБОВАТЕЛЬНЫМ.

Эти-то его черты оказались теперь весьма полезными кремлевским властителям. Как патриотические, так и религиозные мотивы были ими весьма искусно использованы, а крестьянину недавно была снова подана надежда на собственную усадьбу.

Все средства были пущены в ход, чтобы пойти навстречу «ищущему»- и удовлетворить его всевозможные желания,- конечно, только обещаниями.

Даже на основании этой ограниченной характеристики нетрудно объяснить, почему русский так отличается от западного европейца. В будущем он явится главным объектом реорганизации восточного пространства, когда Германская армия ликвидирует красный режим.

Русский человек подходит к нам с вопросом, который интересует и нас: что же будет теперь? «До сих пор я был железнодорожником, чиновником, офицером… Кем стану я теперь?.. До сих пор я был советским человеком, и все мы были гражданами государства, которое хотя и поработило нас, но под лозунгом довести всех нас до лучшего будущего. Кем станем мы теперь?!»

Вопрос этот имеет двойной смысл — политический и психологический. Политические вопросы не входят в рамки данного доклада. Для затрагиваемого здесь вопроса не имеет значения и то, как будет выглядеть карта Восточной Европы. Однако в пределах известных границ мы встретим 100 миллионов русских и должны будем прийти с ними к какому-то соглашению, для чего практически существуют только две возможности: русский окажется враждебным или он окажется дружелюбным.

Враждебное к нам отношение заставит нас прибегнуть к насилию. В этом случае нас не будет интересовать своеобразная психика русского человека, и мы не должны будем считаться с его политическими и экономическими интересами. Правда, это не совсем так. Мы знаем, что отношение русского к власти, собственности и страданию совершенно иное, чем наше,- и вот мы появляемся там с нашей западно-европейской властью. Наша власть должна показаться русскому, в сравнении с советской, мягкой и вполне приемлемой.

В противном случае нам придется изменить наш курс, то есть организовать полицейский аппарат вроде НКВД. Это было бы возвращением к старому русскому методу.

Если вопрос собственности мы не разрешим вовсе или разрешим только полумерами, то рано или поздно мы так же, как и ненавистный большевизм, должны будем организовать тотальное и суровое управление. Если же мы ничего этого не предпримем, то мы можем пойти другим путем, то есть стремиться вызвать в русском человеке дружелюбное к нам отношение.

Это-то и есть естественная психологическая возможность, но она требует основательного знания характера русского человека, если мы случайной ошибкой или несогласованными мерами не желаем увеличить по отношению к нам затаенную неприязнь. Если мы хотим расположить к себе русского, то не ради его самого, а только потому, что мы рассматриваем это как нашу европейскую миссию: мы делаем это для нас и наших детей. Победу нашего оружия и результаты этой победы на Востоке мы хотим обеспечить на продолжительное время, а это возможно только заодно с русскими, но не против них. Только с ними мы можем объединить русский простор, установить в нем мир и извлекать из него пользу.

Вопрос о том, как расположить к себе русского, в настоящий момент не подлежит обсуждению. В дальнейшем мы должны будем привести ему доказательства в том, что наша идея выше, чем его, и объяснить ему не только то, против чего мы воюем, но и за что мы воюем. Советский человек после уничтожения нами Советской власти должен будет знать, кто он теперь. Его импульсы и противо-импульсы с их острой противоположностью должны быть сближены, тогда и его «искание» потеряет напряженность через достижение конкретной земной цели. Так как советский человек не может и не должен стать немцем, он должен сначала осознать, что он русский и как таковой может быть членом европейской семьи народов, руководимой Великой Германией, которая предоставит ему счастливую долю. Расположить к себе — значит воспитать, а воспитать — значит прежде всего быть примером.

Итак, перед нами громадная и трудная задача; она поставлена нам судьбой и является нашей культурной миссией — склонить в нашу сторону Восток с его народами, чтобы сделать его полезным для будущего Германии.

Так как наши интересы в данном случае совпадают с интересами русского народа, судьба всецело идет нам навстречу.

Послесловие[править | править код]

Об авторе доклада «Русский человек» капитане Вильфриде Штрик-Штрикфельдте. Прибалтийский немец, подданный Российской империи Вильфрид Карлович Штрик-Штрикфельдт родился в городе Риге. Окончил реформатскую гимназию в Петербурге. В первую мировую войну был добровольцем. На фронте получил офицерский чин. С 1918 года по 1920 год воевал с большевиками в белой армии. С 1924 года по 1939 год работал в Риге на немецких и английских предприятиях. В начале войны Германии с Россией фельдмаршал фон Бок назначил его офицером-переводчиком в штаб группы армии «Центр». Затем был представителем немецкого Верховного командования в штабе РОА, в которую вербовал пленных русских из концлагерей генерал Власов, добровольно сдавшийся немцам в плен со своим штабом. После войны Штрик-Штрикфельдт написал книгу воспоминаний «Против Сталина и Гитлера». Скончался в Южной Баварии в сентябре 1971 года.

Использованы материалы книги «Немцы о русских», составитель В. Дробышев, издательство «Столица», 1995 г. ISBN 5-87142-007-9.

Сборник «Немцы о русских» составлен из малодоступных для русского читателя исторических материалов — дневников, воспоминаний, записок и писем немцев, впервые столкнувшихся с русским народом в годы Великой Отечественной Войны. По существу, здесь собраны свидетельства массовых встреч с народом, России с Западом. Причем в годы критические, годы столкновения. Здесь — человеческое начало, а не идеологическое противоборство. Генералы, офицеры, солдаты отмечают то, то их больше всего поразило. Но и врачи, интенданты, писатели, многие другие говорят о том же. Особый интерес представляет исследование характера русского народа, его нравов и обычаев, доктора Екатерины Филипс-Юзвигг.

Источник — https://traditio.wiki/w/index.php?title=Текст:Вильфрид_Штрик-Штрикфельдт:Русский_человек&oldid=741951