Текст:Егор Холмогоров:Игра на своем поле

ИГРА НА СВОЕМ ПОЛЕ

 

- Что такое дипломатия?

 — Дипломатия — это искусство произносить фразу "хороший песик" до тех пор, пока под руку не попадется хороший булыжник. Этой шуткой определяется роль дипломатии во внешней политике любого современного государства. Мир — это состояние "до" и "после" войны, а целью дипломатии является обеспечить стране максимально выгодную позицию в любом грядущем военном столкновении. После 11 сентября  началась эпоха военных столкновений, их маховик раскручивается по всему миру. Успешность той или иной дипломатии будет проверена на практике, и один из наиболее жестких экзаменов предстоит пройти дипломатии российской.

 

В последнее время внешнеполитический курс Президента Путина вызывает все больший интерес и, в  то же время,  все больше вопросов — нужны ли прозападные жесты, стоит ли впускать янки в Среднюю Азию (спешно переименованную в "центральную"), надо ли выводить военные базы с Кубы и из Вьетнама, следует ли намекать на возможность вступления в НАТО, уместно ли делать из Президента "первого европейца" России, стоит ли уже в который раз пытаться дружить со Штатами?

На недоумениях антизападнически ориентированной части российского общества уже начинают играть либеральные СМИ и политтехнологи, прозрачно намекающие, что Путин чуть ли не предал национальные интересы (как достаточно грубо указывают явно антипрезидентские СМИ) и уж точно "''впервые явно действует вне рамок мандата "путинского большинства"". Общество, пока что, никакого серьезного недовольства не испытывает, но, если его обрабатывать и дальше в том же направлении, то рано или поздно начнет беспокоиться и даже всерьез роптать. Нас усиленно разводят и будут разводить на такой ропот, поэтому понять смысл и содержание современной внешней политики России настоятельно необходимо.

 

Возвращение субъектности

Хорошо уже то, что она у России есть. Сегодня  мы знаем, — кто у нас определяет и озвучивает внешнеполитическую линию и кто отвечает за ее успех или провал. Это явный прогресс по сравнению с эпохой Ельцина, когда ответственность за внешнеполитический курс была "разлита в воздухе", его проводили все и никто. Дипломатия путинского времени — авторская. У России появилось свое лицо. Даже если бы Путин не делал ничего больше, то один "психотерапевтический" эффект его выступлений для страны, пережившей тяжелейший шок девяностых, значил бы очень и очень много. Но личностность, даже – авторитаризм, дипломатии Путина — это не просто символика, но и проекция возвращающейся в нашу внешнюю политику субъектности, умения выступать не только как жертва, но и как творец обстоятельств.

Достигшая исключительного имперского могущества страна "играет" миром по своему произволу, выступает как сверхдержава. Для сверхдержавы характерно сочетание во внешней политике универсализма — убежденности в том, что она единственный центр мира, что ее идеология — единственно верная и что владычество над миром — ее удел и достояние, — и изоляционизма, то есть взгляд на все, что происходит за ее границами как на "неинтересное" и незначительное.  Чаще страна выступает как внешнеполитический "объект", подвергаясь воздействию "хозяев" мирового политического пространства, навязывающих ей определенную роль. Но любая страна, даже не очень сильная, может выступить и как субъект, попытаться самостоятельно реализовать свою миссию и внешнеполитическую судьбу вопреки обстоятельствам. Для этого приходится ломать чужую внешнеполитическую игру, делать резкие, неожиданные, экстравагантные заявления… 

Россия долго была игрушкой обстоятельств, не определяла сама своей судьбы. Долгие столетия наша политика была политикой имперской, но сегодня мы далеки и от универсализма и от изоляционизма, не рвемся навязать всему миру свой идеал и не уверены в том, что наш идеал "идеален", что он вообще существует, а не подлежит импортированию с Запада. Из-за кризиса имперской внешнеполитической доктрины ельцинское десятилетие было временем превращения России во внешнеполитический объект. Мы вяло реагировали на внешние вызовы, подчинялись "внешнему управлению". России было просто нечего предложить, и не на чем настаивать. Кризис доктрины продолжается и сегодня, потому что не имперскую внешнеполитическую доктрину выдумать сложно, точнее -   невозможно.

Отрицательные последствия этого кризиса для положения страны в мире были преодолены только за счет становления личной внешней политики Президента. Для того, чтобы страна могла быть субъектом, а не объектом мировой политики, при отсутствии четкого внешнеполитического принципа, нужна  жесткая и уверенная в себе воля, воплощающая единство и осмысленность внешнеполитической линии даже при ее колебаниях. Россия сегодня выступает как великая держава не только потому, что у нее есть ракеты, а потому, что у нее есть Власть, есть властитель, воля которого этими ракетами подкреплена. Только за счет этого Путин и может ставить перед собой масштабные политические цели и добиваться своего.

 

Технология смещенного смысла

Путин делает неожиданные, яркие ходы. Часто там - где от него их не ждут. Его любимый прием — смысловая провокация,  то есть неожиданное и весомое высказывание, которое влечет за собой целый ворох недопониманий и различных толкований создавая, за счет этого, пространство для маневра, новые возможности для себя и сужение возможностей для противника.

Вспомним, как это было сделано в случае с Абхазией, где заявление Путина о том, что Россия не вмешивается во внутренние дела Грузии, вызвало поначалу чуть ли не испуг: "Россия сдает Абхазию". Шеварнадзе явно навязывает России лобовое столкновение, использует чеченских бандитов, требует вывести миротворцев (чтобы обвинить Россию в военном вторжении, если они останутся), выходит из СНГ. Вместо долгой "разборки" со стороны Путина следует ясный ответ: "Мы вас не держим. Мы уходим. Разбирайтесь сами". На первый взгляд это воспринимается как предательство Абхазии, но если вдуматься — для Шеварнадзе это равносильно смертному приговору, он остается с ситуацией один на один, не имея возможности её решить (вряд ли НАТО решится собирать в Абхазии тот же урожай, что в Македонии), Россия его теперь ни от чего не страхует и на нее ничего нельзя будет свалить. А сражаться с прекрасно подготовленной абхазской армией — придется. Мнимым "самоустранением" из абхазской ситуации Путин ставит детский мат Шеварнадзе. И вот не проходит и месяца, как Шеварнадзе становится попросту не до Абхазии.

То же — с НАТО и вообще с европейским прорывом Путина. Он не просит, он держит себя уверенно и по хозяйски. Россия не "просит принять" ее в НАТО, а предлагает такую возможность в качестве своего широкого жеста, Россия не вымогает у Германии дружбу, а предлагает ее со снисходительным широким жестом. Наверное, самой удачной политической шуткой года были воспоминания об Екатерине Великой в путинской речи в Бундестаге. Тогда Россия была могущественной огромной империей, уже решавшей судьбы Европы, а немецкая принцесса родилась в крохотном княжестве (и вся Германия состояла из таких крохотных княжеств) и стать российской императрицей было для нее пределом мечтаний, а уж стать полновластной государыней — об этом и мечтать смысла не имело. Екатерина и Россия — это как бы метафора самореализации маленькой страны через большую и упоминание об этом Путиным в Германии проливает парадоксальный свет на формат предлагаемого им сотрудничества. Фактически Путин предлагает Германии и Европе покровительство со стороны России, в условиях, когда США становятся кризисным партнером.

Демонстрация экономических успехов страны, почти издевательство над директором МВФ с предложением выплатить долги раньше времени (вот уж чего от нас никто не ожидал) и оказать МВФ "помощь", должна показать всю серьезность планов России по возвращению себе доминирующего положения. Неудивительно поэтому и то, что Путин во многих случаях уходит от навязываемого столкновения — "уступает" Среднюю Азию, устраняется от происходящего на Кавказе. Игра идет по крупному и надо сосредоточиться на главном и не давать уцепить себя за мелочи, вместо того, чтобы тратить ресурсы там, где сейчас приложен максимум усилий противника. Если мы выиграем, то к нам вернется все.

 

Путин, как российский Колумб

Главным внешнеполитическим достижением Путина, помимо возвращения России уверенности и внешнеполитического престижа, можно считать переоткрытие Америки, как внешнеполитического партнера России. Как это не покажется парадоксальным, но за время "перестройки" СССР Америку потерял. Горбачесвское "новое мышление" на международной арене с беспринципной сдачей всех мыслимых и немыслимых позиций попросту дискредитировало нормальные, то есть основанные на взаимном соперничестве-сотрудничестве двух великих держав, отношения между Россией и США. Американцы поняли, что с Россией можно не считаться, что любая ее глобальная внешнеполитическая активность — клоунада несмешного коверного, и вся ельцино-клинтоновская эпоха была расплатой за созревшее в 1989-91, при Буше-старшем, убеждение американцев. А это убеждение блокировало любую нормальную внешнюю политику, любую нормальную коммуникацию между двумя странами — с Россией обращались как со слабоумным ребенком, которого надо либо пороть, либо кормить пряниками. Путину эту тенденцию и удалось переломить.

Никакого содержательного противоречия между условно "антиамериканским" и условно "проамериканским" сценарием путинской дипломатии на самом деле нет. Президент просто двигается по отработанному многими десятилетиями графику, в котором колебания отношений между США и Россией расчерчены между полюсами "тепло" и "холод". Эти колебания обусловлены исключительно выгодой России, тем способом использования мировой политической конъюнктуры, который нам более выгоден. Иногда выгодней больно кидаться снежками, иногда — разъезжать под дождем на джипе в обнимку с Бушем-младшим. В перестроечную эпоху произошел сбой в этих чередованиях, Путин его восстанавливает. За период резкого похолодания Путин успел несколько припугнуть США, напомнить им, что вокруг России следует "ходить опасно", что с ее интересами и с нею, как внешнеполитическим субъектом следует считаться всерьез и что тактика пинка и пряника не пройдет. Россия, как бы не хотелось обратного мечтателям типа Бжезинского (которого, почему-то, у нас воспринимают чуть ли не как главного советника Белого Дома), возвращается во внешнюю политику США и как тема и как субъект.

"Потепление" в отношениях тоже происходит по инициативе России, причем довольно резко, если не сказать — жестко. Путин практически бросает Америку в свои объятья и американцам не остается ничего, кроме как более менее вяло реагировать на энергичный российский напор, в котором уступки по тем вопросам, которые составляют скорее предмет политического торга, чередуются с довольно энергичной эксплуатацией тех тем, которые России действительно важны.

Возьмем для примера дебаты вокруг договора по ПРО. За символическую возможность уступок в этом вопросе "потом" Путин американцы платят обязательствами по сокращению стратегических вооружений уже сейчас до того уровня, который реально может выдержать Россия. При этом важно, что "потом" Россию интересует меньше. Американская ПРО будет создаваться еще много лет и за это время или ишак помрет, или падишах сдохнет, "работать ради будущего", которое настанет через десять лет, в сегодняшних условиях примерно то же самое, что инвестировать в Нью-Йоркских "близнецов" с пятилетней отдачей за два дня до рокового полета боингов. Россию сейчас интересуют в больше степени краткосрочные успехи, потому что страна на подъеме и нам важнее один доллар сейчас, чем сто потом, потому что на этот сегодняшний доллар потом мы купим не сто, а триста.

Таким "одним долларом" сегодня является пусть временный триумф России (причем именно России) в Афганистане. Достаточно сказать, что визит Путина проходит на фоне триумфального шествия по стране Северного Альянса, поддерживаемого и спонсируемого Россией, но не очень симпатичного американцам. Мазари-Шариф, Герат, Кабул, Кандагар, Джелалабад — даже если эти победы обеспечены в основном авиаударами американцев и деятельностью западных спецслужб, все равно это воспринимается как символическая победа России, которая добилась-таки перехода столицы под контроль альянса вопреки мнению госдепа США.  Вольно или невольно, Путин воспринимается в америке как победитель. Американцы задают Путину провокационные вопросы о "зверствах" северян в Кабуле, на что он отвечает вполне дипломатично, но твердо:

"Наши действия были направлены на то, чтобы освободить север Афганистана и столицу Афганистана от режима талибов… Северный альянс давно уже нависает над Кабулом, о чем, собственно говоря, мы и договаривались. Эта была наша общая позиция с Президентом Бушем… та черта, о которой мы договаривались, сегодня достигнута.". 

"Впустив" американцев в Таджикистан и Узбекистан Путин тут же отыгрался в Афганистане. Возможность для американцев закрепиться в Средней Азии весьма сомнительная хотя бы из-за того, что транспортный коридор туда, на сегодняшний день, существует только через Россию. А вот в том, что Россия сделает все, чтобы Альянс прочно закрепился хотя бы на севере, что отнимает у США возможность наложить лапу на регион. Так что "обмен", пока что, выглядит, мягко говоря, неэквивалентным и для американцев невыгодным — Россия играет на своем поле и играет уверенно. Они грают на чужом и если и добиваются своего, то только за счет огромного материального превосходства.

Можно долго разбирать ходы Путина на американском направлении, однако общий итог будет одним. Россия "играет на потепление", преследуя свои реальные выгоды, а не разрушая собственную государственность, собственную власть, как это было при Горбачеве. Путин не столько копирует Горбачева, сколько "отматывает киноленту назад", восстанавливает утраченный ритм и смысл взаимоотношений, за счет этого и возникает "эффект узнавания", который пугает многих политологов. Россия навязывает США идеологию, как бы противоположную идеологии "нового мышления". Там — отказ от вражды, чем обусловлены уступки СССР и наше пристраивание "в хвост" США. Тут — успешный поиск "общего врага", логика военного союза против "террористического интернационала", при которой скорее уж США начинают таскать каштаны из огня для России. Россия навязывает Америке свои политические смыслы, в рамках которых наша игра начинает идти на нашем поле и по нашим правилам, а наши враги (тут же превращающиеся в общих врагов) оказываются, по выражению Президента, "вне национальности, вне религии, вне цивилизации", а значит и поступать с ними можно соответственно.

При этом Путин отнюдь не идеалист горбачевского типа. Это очень четко подчеркнуто его как обычно глубокой шуткой насчет двух Бушей, старшего и младшего. Когда Джеймс Бейкер, бывший госсекретарь США при старшем Буше, пошутил в Хьюстоне насчет того, что "желудь похож на дуб", Путин перевел это на русский как "яблоко от яблони недалеко падает". Если вспомнить, что именно при Буше-старшем горбаческо-ельцинскую Россию наиболее капитально "кинули" по всему спектру внешнеполитических вопросов, то это означает, что и в отношении младшего Буша Путин не питает никаких романтических иллюзий, более того — ставит на одну доску с отцом, но с одной маленькой поправкой. Видевший собственными глазами трагедию "сдачи" ГДР Путин уверен, что не допустит повторения горбачевского опыта, более того — намерен, елико возможно, отыграть ситуацию назад.

 

"Я тебя никогда не забуду…"

Путин сегодня напоминает в своем американском романе действительного камергера Николая Петровича Резанова, того самого, кто стал героем сентиментальной оперы "Юнона и Авось" (имевшей для своего времени очевидный подтекст связанный с "советско-американской дружбой"), и кто на самом деле был холодным, трезвым и прагматичным государственным деятелем, которого историки назвали "настоящим строителем империи, одним из последних кто пытался осуществить свою программу в Америке на практике". Резанов был опытным политиком, не стеснявшимся использовать любые средства, для того, чтобы принести пользу Отечеству, а среди таких средств для русского вельможи "галантного века" были и романтика и романы, включая знаменитый резановский роман с дочерью коменданта крепости Сан-Франциско Кончитой.

Вспомним резановские письма и отчеты об этом романе, и может быть нам что-то станет ясно и в нынешней путинской американской политике: “…Здесь должен я Вашему Сиятельству сделать исповедь частных приключений моих. Видя положение мое неулучшающееся, ожидая со дня на день больших неприятностей и на собственных людей не малой надежды не имея, решился я на серьезный тон переменить мои вежливости. Ежедневно куртизуя красавицу, приметил я предприимчивый характер ее, честолюбие неограниченное и, наконец, нечувствительно поселил я в ней нетерпеливость услышать от меня что-либо посерьезнее до того, что лишь предложил ей руку, то и получил согласие. С того времени, поставя себя коменданту на вид близкого родственника, управлял я уже портом Католического Величества так, как того требовали и пользы мои, и Губернатор крайне изумился, увидев, что весьма не в пору уверял он меня в искренних расположениях дома сего и что сам он, так сказать, в гостях у меня очутился. …Миссии наперерыв привозить начали хлеб и в таком количестве, что просил уже я остановить возку, ибо за помещением балласта, артиллерии и товарного груза не могло судно мое принять более 4500 пуд”. (Из донесения графу Н.П. Румянцеву от 17 июня 1806 года).

А вот еще одна цитата, из письма директору Российско-Американской Кампании М.М. Булдакову “Из моего калифорнийского донесения не сочти меня, мой друг, ветреницей. Любовь моя у вас, в Невском под куском мрамора (покойная жена Резанова Анна Григорьевна Шелихова-Резанова), 'а здесь – следствие ентузиазма и очередная жертва отечеству. Контенсия мила, добра сердцем, любит меня, и я люблю ее и плачу, что нет ей места в сердце моем'”. Умному, как говорится, достаточно…

 

Путинская Россия еще успеет предложить миру свою имперскую доктрину, выраженную в терминах универсализма-изоляционизма, сделать вновь актуальными  слова Александра III  "у России только два союзника — ее армия и флот". Но до тех пор ведущаяся Президентом игра является единственно возможной для того, чтобы выиграть.