КАК
Я
УЖЕ
СКАЗАЛ

ОБ
ИНФОРМАЦИОННОМ
РЫНКЕ

5

НЕХОРОШИЕ ЛЮДИ

Москва, 24 Января 2000 г.

После славных (или бесславных – это как кому угодно) телебаталий, связанных с думскими выборами и прочими такого рода делами, в обществе (особенно в среде людей деликатных) укрепилось мнение, что наши отечественные работники пера и микрофона (всякие там журналисты, телеведущие, и прочие трудящиеся на той же ниве) – люди нехорошие, злые люди, и даже, страшно сказать, страшные люди. Убедило в этом деликатную публику срамное действо, устроенное злыми “доренками” и над столичным мэром, бывшим премьером, и их партией, которая хотела в парламент, а её туда не избрали из-за доренковского гав-гав. Даром, что эта же самая субтильная и деликатная публика в своё время неистово аплодировала тем же самым ( точнее, куда худшим) журналистам и телеведущим, когда они изгалялись над “этой страной”, над этим “ленивым и бездарным народом”, над его нелепой и бездарной историей, и прочим совковорусским суксем и мастдаем. Однако “эту страну” было не жалко, а глядючи, как делают мартышку из конкретного человека (пусть и мэра), до многих чистых господ дошло, что этаким манером ведь можно обелорусить и кого-нибудь из них самих. Тут же начался визг о какой-то “журналистской этике”, о том, что не всё можно говорить с экрана, а то, что можно, не по-всякому… в общем, тут вспоминается гениальный Черномырдин, который откомментировал западные повизгивания на тему российских финансовых манипуляций коротким и презрительным: “Проснулись!”

Особенно забавной темой является обнаружение чистой публикой того факта, что журналисты, оказывается, продажны. Собственно говоря, это было известно и до появления доренок: на этом стояла вся российская независимая и свободная пресса, не говоря о TV - но только теперь началось жужжание на тему того, что это, дескать, не хорошо, и с этим надо что-нибудь делать. Разумеется, не нарушая свободы прессы, ибо она священна. “Но есть же какая-то этика”.

Что ж, поговорим об этике. Прежде всего, само слово “продажный” может иметь два смысла, и нужно чётко отделять один от другого, если мы претендуем на взвешенное этическое суждение, а не на пустое отбрёхивание в ответ на пустое брехание. Так, есть ситуация, обозначаемая словом “продаться” и есть ситуация, обозначаемая словосочетанием “быть купленным”. Разница тут такая: “продаться” (в обычном словоупотреблении) – значит, согласиться делать нечто за деньги (как правило – нечто скверное). “Быть купленным” означает следующее: есть человек, который нечто делает (как правило, умеючи), и этого человека нашел некто, предложивший ему деньги за то, чтобы он это самое делал специально для него.

Это звучит не очень понятно. Тем не менее, разница есть. Допустим, некоему магнату позарез нужно зачморить политика N. Он может пойти к какому-нибудь журналисту, пригрозить ему неприятностями, всучить ему денег, и приказать каждый божий день говорить о политике N всякие гадости, конкретно. Мнение журналиста по поводу политика N его не интересует – человечек-то подневольный, сделает. И журналюка, преодолевая отвращение (а может быть, просто безо всяких чуйств), поносит N с телеэкрана каждый божий день. Разумеется, если ситуация поменяется (скажем, к нему придёт этот самый N, пригрозит ему чем-нибудь похуже, или предложит больше капусты), он перестанет поливать N мочой и начнёт публично молиться на его светлый образ. Вот это и называется продажностью.

С другой стороны, магнат может поступить и иначе, а именно – найти такого человечка, который и без того ненавидит политика N, человечка этого поддержать, обогреть, и дать денег… нет, не на полив N в телепередаче, а просто на телепередачу. И слегка намекнуть, что тема мерзопакостности политика N не является запретной. Все довольны: и магнат, и человечек, который отнюдь не продавался (он-то публично низводит и курощает этого проклятущего N совершенно искренне, ибо думает о нём, что он гад и паразит), а вот именно что “нашел покупателя” на свои взгляды. Или покупатель нашел его.

Разумеется, в чистом виде обе эти ситуации не встречаются. С одной стороны, всякая продажность имеет свои пределы. Даже циничная доренка не возвысит, наверное, свой голос на пользу коммуняк, или там за генерала Макашова, - ибо это уж слишком западло. С другой стороны, даже искренний и убеждённый враг “лужкова-примакова”, получая за публичное выражение этой вражды известную сумму денег, вынужден всё-таки кривить душой и закрывать глаза на некоторые реалии (например, на личность того, кто ему эту самую сумму даёт – а то вдруг выяснится, что этот хмырюга ничем не лучше тех хмырюг, которых он так не любит). Реальная ситуация, как правило, колеблется где-то посерёдке.

Существуют кое-какие эмпирические соображения на тему того, с кем и в какой ситуации лучше иметь дело. Для достижения кратковременного эффекта (пару раз тявкнуть) лучше обращаться к продажным перьям и голосам – с ними меньше возни. Однако, стратегически куда перспективнее отыскать, выпестовать, и поднять на щит, специального человечка, натасканного на твоего врага, причём так, чтобы он был свято убеждён, что это – его враг. С такими кадрами, правда, много возни, а главное – не вполне ненадёжны, ибо могут столь же искренне поменять убеждения и стать горячим поклонником того, что сжигал (что обычно сопровождается сожжением того, чему поклонялся). Тем не менее, Павлов из Савлов получается всё-таки немного: как правило, человек, вынужденный когда-либо высказать публично определённые воззрения (особенно если он это делал добровольно), так дальше за них и держится, ибо измена своим взглядам в большинстве случаев осуждается обществом куда сильнее, чем даже непопулярные взгляды.

Здесь мы опять же сталкиваемся с такой вещью, как пресловутый “уровень цивилизованности”. В совсем уж нецивилизованном обществе имеет место быть тотальная продажность, в том числе и в её крайнем варианте – продажность насильственная, когда к мордочке журналиста подносят заряженый шпалер (или мандат ЧК), и говорят – “пой, сука, пока не удавили”. В обществе же сильно цивилизованном бывает полезнее раскрутить нужного человечка до уровня звезды, чем пытаться купить уже состоявшуюся звезду [1]. Разумеется, это требует бОльших усилий, и не всегда с гарантированным результатом. Тем не менее всегда ведь можно найти какого-нибудь небесталанного молодого человека с холерическим темпераментом и внутренней потребностью кого-нибудь ненавидеть, прозябающего на должности воскресного колумниста в редакции паршивенькой газетёнки, - найти и слегка подтолкнуть в нужном направлении.

Тут мы, впрочем, уже вышли за пределы темы, потому что коснулись весьма важного соображения общего плана. А именно: там, где какой-нибудь наивный малый идёт и сам бьёт своему врагу морду, умный устраивает дело так, что появляется очень много охотников набить эту самую морду (по самым разным причинам). Имеющий сильного противника должен в первую очередь озаботиться увеличением числа врагов этого своего противника. Это не значит, что он обязательно должен вступать с ними в коалицию, или каким-либо образом завлекать их в свой стан. Враг моего врага – далеко не всегда друг; тем не менее, иной раз имеет смысл поддерживать (чтобы использовать) даже тех, кто никогда тебе другом не станет. Dixi.

[1] В этом смысле современное западное общество довольно быстро примитивизируется. Ну можно ли сравнить тщательное (я бы сказал, любовное) выращивание в России разного рода диссидентов, с их невероятной ненавистью к России и русским людям, не просто гавкавших в западных таблоидах (или в новые времена по "радио-свободе"), а создавшим целую русофобскую культуру, с нынешим довольно примитивным антирусским гоном? Впрочем, возможно, тут работает то соображение, что главное дело уже сделано, и теперь "сюда умного не надо".