Теория идей- отнюдь не платоново изобретение. Можно сказать, что тема идей в их противоположности вещам (или в их единстве с вещами) была модной (ну, скажем, актуальной) как раз в тот момент, когда Платон писал свои диалоги. Сам Платон обращался к этой теме явно без охоты, даже с некоторой досадой, как к чему-то давно пройденному.

Кроме того, к тому моменту уже существовала как минимум одна признанная "теория идей" - а именно, у Демокрита.

Именно в этом вопросе так разошлись "материализм" и "идеализм". Весь космос Демокрита держится на одном гвозде: он заранее предполагает, что существуют части материи, сами по себе обладающие определенной формой. Разумеется, разновидностей этих форм бесконечно много. (Атомы Демокрита не унифицированы: они, наоборот, бесконечно разнообразны по своим очертаниям, среди которых попадаются самые причудливые.) Эти частицы просты внутри себя, полностью замкнуты и неизменны: раз уж форма им присуща от века, она не может меняться, а поскольку у них нет ничего, кроме формы, меняться в них больше и нечему. Единственный вид движения, который им доступен - механическое перемещение в пустоте. Комбинации этих частиц (цепляющихся друг за друга разными выступами и крючками) и образуют мир.

На то очевидное соображение, что справедливость или добро (или, скажем, математическое равенство) являются состояниями мира, некоторым вариантом "положения дел", Платон отвечает пессимистическим аргументом: нигде и никогда эти "положения дел" не достигались хоть в сколько-нибудь полном и совершенном виде. Где же это вы видели полное равенство двух мер? где вы видели хоть один полностью справедливый поступок? А если нет, как же вы можете говорить, что это "состояния"? Мир явно не в состоянии пребывать в этих "состояниях", как это ни грустно. Люди с трудом поддерживают жалкие подобия справедливости, добра, математического равенства и т.п. Опять-таки мы приходим к тому, что этих вещей в мире нет (даже как "состояний мира"), и тем самым возвращаемся к теории идей.

Итак, идеи для Платона - это прежде всего идеи, которым не соответствуют никакие вещи. Что касается вопроса, существуют ли "идеи вещей", то и сам Платон здесь колебался. Идеи добра, справедливости, равенства, порядка, величины, подобия и тому подобного представлялись ему куда более необходимыми, нежели "идеи" стола или стула. Кстати, существование последних Платон отрицал: согласно учению Академии, у искусственных предметов нет идей. Даже на идею человека (и уж тем более - воды или огня) Платон не хотел соглашаться: платоновский Сократ относительно этого вопроса предпочел "остаться в недоумении" (Parm. 130 c). И нарвался на ехидный вопрос Парменида, а существует ли, по его мнению, идея дерьма.

Излагатели Платона, впрочем, редко этим смущаются: их "платонизм" зачастую сводится как раз в предписывании каждой вещи ее архетипа. Дополнительную путаницу вносит очевидная аналогия с аристотелевскими "формами". Не вдаваясь в исследование этого вопроса, заметим только, что идеи начинаются там, где кончаются формы. Говорить о "форме добра", "форме величины","форме числа" довольно нелепо, а вот об идеях величины или добра - вполне уместно. Напротив, "идея дивана" нелепа или по крайней мере явно избыточна: иначе придется допустить отдельную"идею", скажем, козетки и т.д. и т.п. Тут следует вести речь о формах, и только о формах.

Противоположность идей и вещей проявляется прежде всего в том, что идеи, по Платону, вечны и неизменны, а вещи возникают и гибнут. Заметим, что вечность и неизменность - это опять же то самое, чего в мире нет. Даже Космос (весь целиком) не вечен и уж тем более не неизменен: он был некогда создан (Tim. 30a-31b), а от разрушения его удерживает бог (Pol. 269c-270b), поскольку Космос "не мог не получить в удел перемен" (269 e). Идеи же существовали до творения мира (созерцая их, Демиург и сотворил Космос), и ничто происходящее в мире на них не влияет.

Но гораздо более существенным свойством идей является следующее: для каждой идеи можно указать ее точную противоположность. Идее "великости" противостоит "идея малости", идее тепла - идея холода, и т.д. Вещь причастна идее настолько, насколько точно можно указать на противоположную вещь. Это легко проверяется. Существуют день и ночь, и они противоположны. Значит, существуют и идеи дня и ночи. Горе противоположна долина - значит, есть идеи горы и долины. Но что является противоположностью стулу или столу? Нелепый вопрос. Значит, идей стула или стола не существует. (Это, кстати, и объясняет, почему Платон сомневался в существовании идей материальных объектов.)

Практически везде, где Платон упоминает об идеях, он в той или иной форме касается проблемы противоположностей. Можно сказать, что мир идей вообще понадобился Платону затем, чтобы решить проблему противоположностей. В наиболее чистом виде это выражено в Пармениде (129a-e), где Сократ ставит и решает проблему противоположностей в наиболее ясной и четкой форме. Практически любая вещь, говорит Сократ, обладает (с определенной точки зрения) противоположными характеристиками. Это кажется странным. Решение проблемы в том, что существуют, с одной стороны, противоположности сами по себе (они-то и есть "идеи"), а вещи только причастны к противоположному, как бы одновременно касаясь их обеих, не будучи ни одной из них.

С этим учением о причастности противоположностям связаны многочисленные платоновские учения о кругооборотах. Можно сказать, что платоново учение об отдельно существующих противоположностях и учение о кругооборотах вещей предполагают друг друга. Раз есть пары неизменых противоположностей и нечто среднее между ними (вещь), естественно предположить, что она не подвешена в равновесии между ними (иначе это равновесие было бы вечным, и сама вещь обладала бы свойствами идеи), но и не стремится к одной из них (иначе рано или поздно мир бы погиб), а колеблется между противоположными пределами.

Учение о кругооборотах Платон прилагает к самым разным вещам - начиная от души (Федон 71a- 72e) и кончая Космосом в целом (Политик 269c-270b). В сущности, это одно и то же учение. Наиболее подробно, однако, теория кругооборота как взаимоперехода противоположностей разобрана именно в "Федоне"; там дана четкая картина двух противоположностей как пределов и двух взаимопереходов между ними, причем одна противоположность возникает из другой.

В таком случае мы можем снова вернуться к платоновским "идеям" и дать им еще одно определение: идеи - это пределы вещей. Вещи же понимаются как одновременно причастные противоположным пределам, хотя мера этой причастности не является неизменной, она зависит от времени и других вещей.

В таком случае (раз все идеи имеют свою противоположность), мы можем задать последний вопрос: а есть ли нечто противоположное идеям вообще? Логическая конструкция Платона требует введения такого начала. Его свойства прямо следуют из свойств идей: если всякая идея является пределом, то противоположное идеям как таковым должно быть беспредельным. Далее, если идеи противоположны друг другу и раздельны, то противоположное всем идеям должно быть слитным и ничему не противоположным. В том числе слитным (как это не покажется странным) и с миром идей. Наконец, это начало должно быть каким-то образом причастно времени, раз идеи вечны и неизмены. И такое начало у Платона действительно имеется. Это материя. Сама по себе вечная, она изменяется, принимая различные образы. Ее причастность ко всему выражается в том, что эти образы являются подобиями идей. Здесь нужно заметить, что материя противоположна идеям только с точки зрения самих идей. С точки зрения материи, ей ничего не противоположно (поскольку у материи вообще нет никакой "точки зрения"). Наконец, материя сама по себе беспредельна, на чем Платон останавливается особо.

Наконец, последнее замечание. Касающееся на сей раз теории познания.