| к оглавлению | NO | |
О средствах массовой информации “Характерной
чертой масс-медиа Ж. Бодрийяр О чем бы не говорили и что бы не имели в виду средства массовой информации, они всегда обращаются к “среднему” индивиду и, вместе с тем, неизменно ведут речь от его имени. Отправитель и получатель информации совпадают, связывая себя чем-то весьма напоминающим круговую поруку. Эта круговая порука преследует одну цель – утвердить мысль о реальности того, чего в действительности не существует, провозглашая: вот он обычный человек – такой, каким он должен быть, вот его помыслы и деяния, страсти, разочарования и проблемы. В итоге, перед нами предстает вспученная аморфная масса человеческих “Я”, – сколь не похожих друг на друга, столь и однообразных, – слипшихся в один невообразимо странный конгломерат. Мы слышим почти неразличимый шорох мифического социального муравейника, сам образ которого призван поддержать иллюзию общности, доверия, почти что солидарности: “Все мы люди”./ “Все мы живем в одном мире”./ “Весь мир – это и есть мы сами”. Во имя чего заводится разговор об этой “всеобщности”? Кто ведет разговор от лица этого “мы”? Чьим миром выступает этот “мир”? Средства массовой информации предъявляют НОРМУ. Ее усвоение предполагает восприятие того, что надлежит мыслить, как нужно действовать, о чем стоит сетовать etc. Эта норма не навязывается насильственно – скорее можно сказать другое: она могущественна, потому что незрима. Иными словами, насилие, на которое она опирается, тем значительней, чем незаметней. В сущности, такого рода норму нельзя точно определить и выразить, – ей самой свойственно устанавливать форму выражения и форму определения чего бы то ни было. Задавая вопросы, осуществляя вошедшую в моду интерактивное обращение к потребителю информации, СМИ программируют не столько возможные суждения: “Разделяю” – “Не разделяю”, “Одобряю” – “Не одобряю”, “Согласен” – “Не согласен”, сколько саму возможность обладать мнением и, соответственно, его высказывать. Эта возможность предполагается актом обобщения мнений, – являющего собой заурядную систематизацию и каталогизацию вечных истин, и, одновременно, актом их демонстрации – теми способами, которые допустимы в рамках господствующего стиля демагогии. Возникновение данной перспективы не представляет собой результат каких-либо поползновений на монополию производить “точки зрения”, тем более она не выступает средством ее разрушения. Сам факт обладания мнением и его высказывания не есть нечто существующее вопреки монопольному владению правом говорить от имени общества, олицетворяемого “средним” индивидом. В той мере, в какой этот факт подразумевает веру в фикцию под названием “общественное мнение”, он, независимо от искренности или неискренности верующих, выступает и условием, и результатом совершающейся монополизации такого права. Изначальным допущением, лежащим в основе концепции “общественного мнения”, оказывается демократическая иллюзия равенства граждан: все равны как в отношении средств самовыражения, так и в отношении формулирования позиции. Отсюда не должен следовать нелепый вывод о том, что мы должны обрекать себя на молчание: молчать самому и заставлять молчать других – значит участвовать в установлении и поддержании завесы тайны, клубящейся вокруг одного предмета – публики и публичности, иными словами, тайны вокруг всего, составляющего самую суть проблемы средств массовой информации. “Говорить”, точно так же, как и “не говорить”, означает в данном случае концентрировать и узаконивать власть. Для того, чтобы разрешить эту антиномию между речью и немотой, воспроизводящую более общую антиномию общественного и приватного, необходимо понять, что различаются не только возможности обладать мнением и его выражать, но и возможности авторитетно влиять на это мнение. Препятствием безусловного и неограниченного влияния авторитетов несомненно является уровень и качество образования. Кажется, что в противовес всем ценностям национального образа жизни, ценности СМИ подчеркнуто универсальны. На самом деле, в рамках СМИ нормы определенной нации или группы наций обосновываются как универсальные. Какая идентичность навязывается безапелляционно и настойчиво – без всякого “ответа” со стороны ее обладателя? Какая идентичность является социальной конструкцией, – создаваемой в рамках социального, политического, символического, культурного производства, – и становящейся чем-то вроде родимого пятна или, по крайней мере, несмываемого клейма? Разумеется, национальную идентичность, точнее, все то, что, выражаясь языком Пьера Бурдье, составляет суть “универсалистского империализма” и “интернационального национализма”. Страны Запада виртуозно овладели средствами массовой информации как орудием универсализации собственных форм поведения и мышления. Влиятельность этого орудия зиждется на мнимой неощутимости последствий его применения, которая, в свою очередь, выступает еще и признаком такой влиятельности. Доступ к универсальному всегда ограничен и потому те, кто не получают подобный доступ, оказываются отверженными – заложниками резервации частного и особенного: желаний, волений, склонностей. Отверженные никак не относятся к тем, кто определяет и исполняет долг. Чтобы не очутиться в числе отверженных, нужно создать альтернативный образ универсальности, иное видение мира и свой собственный способ его переустройства. Короче говоря, иную НОРМУ – в том числе и для средств массовой информации, каким они должны стать, чтобы обрести адресата, дающего ответ, без которого неосуществима и абсурдна любая ответственность.
|
АНДРЕЙ АШКЕРОВ Я NO...
О масс-медиа
|
3 |
| к оглавлению | к оглавлению |