Текст:Здравствуй, мостик

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
(перенаправлено с «Здравствуй, мостик»)
Перейти к навигации Перейти к поиску

Здравствуй, мостик



Автор:
Словацкая народная









Язык оригинала:
Словацкий язык





У одного вдовца была дочка. И, как у молодых де́виц водится, частенько ходила она к соседям то просто так посидеть, то с какой-нибудь работой. Соседская дочка была её лучшая подружка. Не обращала наша девушка внимания на то, что люди говорят, будто подружкина мать — ведьма. Та с ней всегда была приветлива и обходилась, как с родной дочерью. И дочь вдовца считала её чуть ли не матушкой.

Приходит как-то наша девушка на посиделки, сели подружки за прялки, сидят, прядут. А ведьма, будто невзначай, глянула эдак на девушек и говорит:

— Хорошо бы вам вместе, детки мои, в одном доме жить, да всегда рядышком сидеть! Вы уже́ и сейчас будто две сестрицы! А ты, соседушка,

— продолжала она, — могла бы отцу шепнуть, неплохо, мол, в дом помощницу взять. То-то вам вдвоём было бы хорошо. Лучше некуда!

Молодая соседка ничего не ответила, но про себя подумала: «Верно, неплохо бы».

Пришла домой и говорит отцу:

— Почему бы вам, батюшка, не жениться? У вас в доме помощница будет, а мне, сироте, — матушка. Я добрую женщину приглядела. Соседку нашу, она всегда ко мне ласкова!

— Ах, доченька, — отвечает отец, — про неё люди говорят, будто она ведьма. Какая же она тебе матушка?

— Мало ли что злые языки мелют! Возьмите её, батюшка, в жёны. Уговорила отца и женился он на соседке.

И что из этого вышло? ещё свадьбу не отыграли, а мачеха уже́ себя показала! Так она подчерицу обижала, что и передать невозможно. Работу самую чёрную даёт, целый день до поздней ночи спины бедняжка не разгибает. И не ест досыта. Из одной плошки с собакой ополоски хлебает, да лепёшки-опекиши жует. Вместо платья обноски с мачехиной дочери надевает.

Зато свою доченьку мачеха наряжает, на славу, масляными лепёшками потчует да сладким гостинчиком карманы набивает.

Оказалась и дочка не лучше мамаши. Подойдёт к бедняжке, когда та за работой надрывается, и похваляется:

— Погляди, какое платье на мне! А на тебе одно тряпье. У меня есть лепёшечки сладкие, а тебе не дам — шиш тебе!

Не ожидала бедняжка-сиротинушка такого от своей лучшей подружки. Плачет-заливается, сердечко от го́ря ноет. Пойдёт бывало к колодцу, там и наплачется вволю.

Сидит она как-то у колодца, а тут отец идёт.

— Видишь, дочка, — говорит он, — сказывал я тебе, что не будет добра от мачехи. Да делать нечего. Терпи, пока жизнь к лучшему не изменится.

— Как вы хорошо говорите, батюшка! Вот я и дождалась вашего доброго слова, а не надеялась, — отвечала дочка. — Я уж как-нибудь сама со своей бедой справлюсь, пойду по белу-свету, поищу себе работы.

— Ну что ж ступай, может, так оно и лучше будет, — согласился отец. Стала наша девушка в дорогу собираться. Просит мачеху проводить её из

дому, как у людей положено. Та на неё раскричалась: чего, мол, ещё тебе надо! Разве платье нехорошо? Или рук у тебя нету самою себя обиходить! Так ничего и не дала, только сухих корок сунула. Пошла бедняжка куда глаза́ глядят. Шла она шла, добралась до мостика, через ручей переброшенного.

— Здравствуй, мостик! — говорит.

— И тебе доброго здоровьица, — отвечает мостик. — Куда путь держишь?

— Иду работы искать.

— Ох, переверни меня на другой бок! — просит мостик. — Сколько лет по мне люди ходят и всё по одной стороне и никто не догадается на другую перевернуть. Помоги мне, а я тебе добром отслужу!

Перевернула девушка мостик и дальше пошла. идёт, идёт, видит — собачонка шелудивая.

— Здравствуй, собачка! — поздоровалась девушка.

— И тебе доброго здоровьица, — отвечает собачка. — Куда путь держишь?

— Работу ищу.

— Ох вычеши меня, голубушка! Сколько людей мимо прошло, никто надо мной не сжалился. Я тебе добром отплачу! — просит собачка.

Вычесала девушка собачку и дальше пошла. Вскоре к старой груше подходит.

— Здравствуй, груша! — говорит она.

— И тебе доброго здоровья, красавица! Куда путь держишь?

— Иду по белу свету работы искать.

— Ах, обтряси мои плоды! Видишь, мне их удержать не в мочь и никто не оборвёт. Я тебе добром отслужу! — просит груша.

Путница обтрясла спелые плоды и сразу дереву стало легче. А сама дальше пустилась. идёт, идёт и приходит на зелёный луг. А там бычок пасётся.

— Здравствуй, бычок!

— И тебе доброго здоровьица, девонька! Далеко ли путь держишь?

— Иду работу искать.

— Выведи меня с этого луга! ... Я тут с незапамятных лет пасусь, и никто меня не выведёт. Я тебе добром отплачу! — просит её бычок.

Вывела она бычка с луга и дальше поспешила. Подходит к печке. А там неугасимый огонь пылает.

— Здравствуй, печка!

— И тебе доброго здоровья, девушка! Далеко ли идёшь?

— Службу ищу.

— Ах, выгреби из меня жар! Столько лет он меня жжет, никто его не выгребёт. Я тебе добром отплачу!

К печке кочерга приложена. Взяла наша путница кочергу и выгребла из печи жар. А сама дальше пошла. идёт, торопится, подзадержалась.

Идет она дремучими лесами, идёт заброшенными дорогами. Кругом ни души. Наконец добралась до лесочка, а там одинокий домик стои́т. Вошла. Никого в доме нет. Только старая женщина сидит. Да и та вылитая Баба-Яга!

— Здравствуй, хозяюшка! — говорит наша путница.

— И тебе доброго здоровья, девонька. Ты зачем сюда забрела?

— Я работу ищу. Может вы меня возьмёте?

— Почему не взять? Возьму. Работа не трудная, всего-то дел — эти одиннадцать комнат подметать. Помаленьку справишься. А вон там, двенадцатая, туда не смей даже одним глазом глянуть!

— Как скажете, так и сделаю, — ответила девушка, — и сразу, только с дороги передохнула, за работу принялась.

И стала она изо дня в день одиннадцать комнат подметать. А в двенадцатую заглянуть ей и в голову не приходит. И всё-таки чудно ей показалось, что на двенадцатую нельзя даже одним глазком поглядеть! Думала-думала, что же там такое? Да так и не надумала. И решила, наконец, хоть в щелочку да глянуть.

Отправилась как-то Баба-Яга в город по своим делам. А нашей девушке только того и надо. Отшвырнула она веник, подобралась к дверям и приотворила: а там посреди комнаты три больших кадки стоя́т.

«Ох, — думает она, — что же в этих кадках может быть?»

Распахнула двери пошире, подошла поближе и видит: в одной — червонцы, в другой — серебро, а в третьей — золото. Тут ей, будто кто-то подсказал, вскочила она в кадку с золотом, с головой окунулась и вся стала золотой.

— Хоть память останется! — говорит.

Но сообразила, что оставаться ей у Бабы-Яги уже́ нельзя и пустилась что было духу прочь.

Вроде бы всё хорошо, да не очень!

Является Баба-Яга из го́рода. Одиннадцать комнат не подметены, а

в двенадцатой — дверь нараспашку, на полу золотые следы. Поняла Баба-Яга что к чему. Схватила железные гребешки, уселась на прялку и айда за де́вицей!

Вот-вот настигнёт возле самой печки! Да только печка беглянку пропустила, а на Бабу-Ягу выбросила весь свой жар. Прялка дотла сгорела, а Баба-Яга без памяти свалилась. А золотая девушка уже́ далеко убежала.

Баба-Яга за ней припустилась, только пятки сверкают. Возле бычка стала ведьма де́вицу нагонять. Сейчас схватит. А сама кричит, бранью осыпает:

— Ах ты, негодница, ну, погоди, поймаю, сдеру с тебя позолоту железными гребешками!

Но бычок де́вицу пропустил, а бабу на рога поднял, далеко загнал, отсюда не видать.

А красавица всё вперёд бежит, около груши Баба-Яга её опять настигать стала. Но дерево на ведьму рухнуло, чуть было на смерть не придавило. Пока старуха из-под груши вылезала, наша беглянка уже́ к собачке подбежала.

— Ах, собаченька милая, помоги мне! — кричит.

А Баба-Яга по пятам мчится! Собачка к тому времени совсем поправилась. Шустрая да здоровая стала. Выскочила Бабе-Яге навстречу, рвёт, кусает.

Дальше девушка спешит. Перебежала через мостик, только на том берегу оглянулась. Баба-Яга следом за ней на мостик вскочила. А мостик возьми да перевернись. Свалилась злая ведьма в воду, погрузилась по самые уши! Тонет, пузыри пускает, но угрозами так и сыплет:

— Повезло тебе, негодница! Догнала бы, всю шкуру спустила б! Погляди на мои железные гребешки!

Да только напрасны были её угрозы да стращанья. Здесь, у реки, её власть кончилась.

А наша золотая красавица уже́ к дому подходит. Увидал её петух на отцовском дворе, закукарекал:

— Кука-реку, перешла реку, домой идёт свою красу высоко несёт! свет — впереди блеск — позади!

Но золотая девушка в дом не пошла. Мачехи побоялась. А пошла она к колодцу, где когда-то слёзы лила. Се́ла там, сидит. Увидала её мачехина дочка, кинулась к матери:

— Мама, мама, наша то уже́ вернулась! Поглядите на неё — вся чисто из золота!

— Чего глупости болтаешь!

— Да не болтаю! Там она, у колодца сидит.

Мачеха — к колодцу. Притворилась, подольстилась, ласковым голосом в дом зовёт. А сама выведывает, где была, да что делала, почему вся в золоте.

Вошла падчерица в дом, а вокруг неё сиянье разлилось. Мачеха ещё пуще подлизывается, нахваливает, чуть не до небес превозносит. А свою девчонку срамит да бранит:

— Вот, гляди, недотепа! Кто по белу свету ходит, выгоду да пользу находит. А тебе бы только до́ма сидеть! Шла бы и ты из дому прочь, может от тебя тоже какой-никакой толк был бы!

— А что! — фыркнула дочка, — и пойду! Отчего не пойти, пускай только скажет куда.

Падчерица всё ей объяснила. Собрала мачеха свою дочку. Да только совсем по-другому. Напекла в дорогу масляных лепёшек, велела новое платье надеть. И далеко за воро́та проводила. И мешочек сама донесла!

Гордо зашагала мачехина дочка в золотую службу. идёт-бредет, подходит к тому самому мостику. Ни ему здравствуй, ни прощай. Попросил мостик, чтоб на другую сторону перевернула, только огрызнулась:

— Вот еще! Стану я с тобой возиться!

Подходит к собачке. А та просит, чтоб она её вычесала. Она, дескать, добром за добро отплатит. Но девчонка отвечает:

— Стану я со всякой дрянью мараться.

На грушу даже не взглянула. Бычка стороной обошла. Приходит к печке, а та вся пламенем объята. Просит-умоляет угасить в ней огонь, она, мол, добром отплатит. Но злая девушка притворилась, будто ничего не видит-не слышит.

Добралась она, наконец, к избушке в лесочке. Вошла. За столом Баба-Яга сидит.

— Здравствуй, хозяюшка! — поздоровалась девушка.

— Здравствуй и ты, де́вица! Ты откуда взялась такая? Куда путь держишь? — отвечает ей Баба-Яага.

— Пришла к вам на службу проситься. Может возьмёте?

— Отчего не взять. Возьму. Будешь подметать одиннадцать моих комнат. Только знай, в двенадцатую нос не суй! Коли хоть одним глазком заглянешь, пеняй на себя!

— Ладно, хозяюшка. Всё по-вашему сделаю.

И расположилась как до́ма.

Подметала, подметала она эти одиннадцать комнат. Надоело. Дождаться не может, когда Баба-Яга из дому уберётся. Ушла наконец ведьма в город. Мачехина дочка шасть — в двенадцатую комнату! Увидала золото, забралась в кадушку и вся-то, с головы́ до ног, в золоте искупалась. И платье и волосы, хоть выжми. Выскочила из бочки и прочь помчалась.

Вернулась Баба-Яга, а по всем комнатам золото растаскано да разбрызгано.

— Ну, погоди ж ты, негодница! — кричит, — я тебя проучу!

Схватила железные гребешки, на ноги железные семимильные сапоги натянула.

Подбегает девчонка к печке. А та на неё как жаром полыхнет, половины золота как не бывало. Добегает до бычка, тот рогами дорогу загораживает. Тут её Баба-Яга настигла и своими гребешками содрала с неё остатки золота! Девчонку бросила, давай золото собирать.

Девчонка к груше кинулась. Но груша рухнула на неё, ветками придавила, никак ей не выбраться. Догнала её Баба-Яга и чуть не всё платье с неё спустила. Тут собачка налетела, рвёт на девчонке одежду, царапает до крови. Бежит мачехина дочка по мостику, ног под собой не чует, тут мостик повернулся и она в воду бухнулась.

Еле-еле выбралась мачехина дочка из воды́. Вся изодранная, на обе ноги хромает. Домой потащилась.

Увидал её петух, кричит:

— Кука-реку, прошла реку! Одёжка в клочки, на лице синяки, впереди — пусто и позади — не густо!

Мачехина дочка домой не идёт. Мамаши боится. Доплелась до колодца, сидит, плачет:

— Ах, я бедная-несчастная! До чего дослужилась! Как теперь людям на глаза́ покажусь!

Услыхала мать. К колодцу бежит, плохого не ждёт:

— Ах, дочка моя милая, наконец-то, ты вернулась! Чего же ты от меня хоронишься? Ну-ка, покажись, что выслужила!

Глядит, а та вся ободранная да исцарапанная.

— Ах, чтоб тебя приподняло да хлопнуло! Где это тебя, негодницу, носило?

Так и ещё сильнее стала она бранить свою дочку. Из домов люди повыскакивали поглядеть, что происходит. С тех пор мачеха свою девчонку на дух не выносила. Знала, что ей, уродине несчастной, век теперь в девках сидеть.

А за нашей золотой де́вицей вскоре приехал богатый молодой господин. Посватался у отца и женился на ней. И стали они жить-поживать да добра наживать!