Текст:Владимир Маяковский:Еврей (Товарищам из ОЗЕТа)

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

Членом правления московского отделения ОЗЕТ — «Общества землеустройства евреев — трудящихся» был пролетарский поэт Владимир Маяковский и его любовница Лиля Брик. В стихотворении «Еврей (товарищам из ОЗЕТа)», написанном в 1926 году, он разъяснял, что евреям отдают под колонизацию не курортный уголки Крыма, а сложные для жизни районы в степной части полуострова. Впрочем, разъяснения не имели успеха. Зато землетрясение в Крыму 1927 породило кучу анекдотов: мол, произошло, чтоб «встряхнуть» евреев с полуострова.

Маяковский вместе с известным тогда советским режиссером Абрамом Роомом и Лилей Брик сняли фильм «Еврей на земле» (1926). Он также написал сценарий и текстовые пояснения для еще нескольких фильмов. Некоторые из них: «День и работа колонии. Первая трактористка — Розенблюм», «Колония „Заря“, первый ребенок, рожденный в колонии», «Её зовут „Забудь беду“», «Бык не понимает еврея — евреи не понимают быка. Это было раньше. А теперь: еврей понял быка и бык понял еврея». В СССР ленты «Еврей на земле» не крутили, только за границей. Скорее всего, это был своего рода отчет за потраченные средства международных еврейских организаций.

Текст[править | править код]

Еврей (Товарищам из ОЗЕТа).

Бывало,

начни о вопросе еврейском -

тебе

собеседник
ответит резко:

— Еврей?

На Ильинке!

Все в одной линийке!

Еврей — караты,

еврей — валюта…

Люто богаты

и жадны люто.

А тут

им

дают Крым!

А Крым известен:

не карта, а козырь;

на лучшем месте -

дворцы и розы. -

Так врут

рабочим врагов голоса,

но ты, рабочий,

но ты -

ты должен честно взглянуть в глаза

еврейской нищеты.

И до сегодня

над Западным краем

слышатся отзвуки

стонов и рёва,

Это, «жидов»

за бунты карая,

тешилась

пуля и плеть царёва.

Как будто бы

у крови стока

стоишь

у столбцов статистических выкладок.

И липнет

пух
из перин Белостока

к лежащим глазам,

которые выколоты.

Уставив зрачок

и желт и огромен,

глядело солнце,

едва не заплакав.

Как там -

война
проходила в погроме:

и немец,

и русский,
и шайки поляков.

Потом демократы

во весь свой мах

громили денно и нощно.

То шел Петлюра

в батарейных громах,

то плетью свистела махновщина.

Еще и подвал

от слезы не высох, -

они выползали,

оставив нору.

И было

в ихних Мюр-Мерилизах

гнилых сельдей

на неполный рубль.

И снова

смрад местечковых ям

да крови несмытой красная медь.

И голод

в ухо орал:
 — Земля!

Земля и труд

или смерть! -

Ни моря нет,

ни куста,
ни селеньица,

худшее из худших мест на Руси -

место,

куда пришли поселенцы,

палаткой взвив

паруса парусин.

Эту пустыню

в усердии рьяном

какая жрала саранча?!

Солончаки сменялись бурьяном,

и снова

шел солончак.

Кто смерит

каторгу их труда?!

Геройство — каждый дым,

и каждый кирпич,

и любая труба,

и всякая капля воды.

А нынче

течет ручьевая лазурь;

и пота рабочего

крупный град

сегодня

уже
перелился в лозу,

и сочной гроздью

повис виноград.

Люди работы

выглядят ровно:

взгляни

на еврея,
землей полированного.

Здесь

делом растут
коммуны слова:

узнай -

хоть раз из семи,

который

из этих двух -
из славян,

который из них -

семит.

Не нам

со зверьими сплетнями знаться.

И сердце

и тощий бумажник свой

откроем

во имя
жизни без наций -

грядущей жизни

без нищих
и войн!