Текст:Константин Крылов:Россия — 1999

Россия — 1999

статья

Автор:

Константин Крылов

• Крылов К.А. «Россия — 1999» // Спецназ России. — декабрь 1999. — № 11 (39).

Дата публикации:

декабрь 1999

Предмет:

Политические итоги 1999 года

Этот год следовало бы назвать годом несостоявшихся катастроф. Среди всего прочего, планировался конец света. Назначенный день, правда, прошёл как-то пресно, без особенных волнений. Всем стало ясно, что ещё поживём. Несколько сложнее обстояло дело с концом света в одной, отдельно взятой стране. Правда, он тоже не состоялся (и даже как бы не наоборот), но было достаточно поводов для того, чтобы заказать себе то ли гроб, то ли билет в один конец до Нью-Йорка, или любого другого города любого другого цивилизованного государства, где не знают ужасного слова «дефолт».

Впрочем, всё началось несколько раньше. В прошлом году в один прекрасный летний день Россия оказалась на грани катастрофы. Её устроил молодой, прогрессивный, приятный во всех отношениях премьер-министр Кириенко, который где-то что-то перемудрил с государственными финансами. Цены скакнули, как резвые кони, в запредельную высь. Испуганные граждане побежали скупать крупу и макароны из армейских запасов. Величественные финансовые учреждения скукоживались на глазах, извергая из своих недр толпы хорошо одетых человечков, ещё вчера именовавшихся «нарождающимся средним классом».

По телевизору непрерывно выступали Властители Дум, оживлённо обсуждавшие разные планы спасения «этой страны» (а точнее, её «финансовой системы») от гибели — путём введения currency board (фактически — вежливого и щадящего патриотические чувства варианта введения иностранной валюты в качестве российского платёжного средства). Либеральные экономисты почти не скрывали своей радости: разразившийся кризис открывал приятную возможность сделать «ещё один шаг по пути реформ».

Под этот самый «шаг» (а также подо что угодно ещё) российские власти вымаливали кредиты у разного рода «международных финансовых организаций», соглашаясь на всё, только бы дали денег, а точнее — небольшую отсрочку выплат по счетам, чтобы ещё хоть чуть-чуть пожить. Международные организации кочевряжились, воротили от России нос, говорили, что от русских дурно пахнет, и соревновались в придумывании всяких условий.

Экономика страны уже не умирала — она агонизировала. Россия как-то расплывалась и теряла очертания. В моду вошло слово «регионализация». Гордая независимая Чеченская Республика Ич-керия, успешно построившая на своей территории прогрессивную террористическо-рабовладельческую экономическую систему (прекрасно гармонирующую с национальной культурой, традициями и обычаями этого замечательного народа) напоминала кремлёвским сидельцам о невыплаченной контрибуции, угрожая в случае задержек походом на Москву. Москва, как могла, ублажала бандитскую малину, исправно снабжала её газом и электричеством, не говоря уже о деньгах, которых требовалось всё больше и больше, отчего малина куражилась всё сильнее, требуя уже территориальных уступок. Кавказ бурлил: русские уходят, надо приспосабливаться к другим порядкам и заводить отношения с новыми хозяевами (а очередь претендентов на кавказское хозяйство выстроилась длинная). Под шумок собрались куда-то (наверное, в Просвещённую Европу?) всякие «субъекты Федерации» с особыми правами и привилегиями. Не обладавшие таковыми начали их вымогать, а при случае и требовать. Под это самое окраинные князьки спешно (и даже не очень скрываясь) примеряли на себя атрибуты верховной власти — кто президентский галстук, кто корону, кто золотую саблю. Оживились разговоры относительно правового положения некоторых лишних российских территорий — Курил, Калининградской области, «далее везде». Прогрессивные аналитики прикидывали, распадётся ли Россия в 98-м или всё-таки дотянет до января 99-го. Нашей последней надеждой был Международный Валютный Фонд.

Однако дальше всё пошло не по плану. Дума взбрыкнула, не утвердив Степаныча. В результате всеобщего раздрая и скандала премьером утвердили Евгения Максимовича — старого, больного, не разбирающегося в сложной рыночной экономике, и во всех отношениях безопасного.

Он быстро и тихо решил парочку нерешаемых проблем, после чего финансовая система, о состоянии которой так беспокоились, вдруг начала подавать признаки жизни. Полудохлое производство тоже зашевелилось. Люди, производившие не финансовые отчёты, а хлеб, муку и макароны, почувствовали, что у них появился шанс. Остатки несостоявшегося среднего класса — тоже огляделись, оклемались, и поняли, что надо как-то устраиваться.

А между тем Запад, окончательно списавший «эту страну» с баланса, занялся без помех любимым делом — уничтожением всех тех, кто ему по каким бы то ни было причинам не нравился. На очереди была исконно сербская земля Косово, всё несчастье которой состояло в том, что на ней нашли приют албанцы.

Албанцы, некогда составлявшие в крае меньшинство, усиленно плодились. Кроме того, их число изрядно увеличилось из-за эмиграции с их исторической родины, Албании, жить в которой многим почему-то показались тягостно. Когда албанцев стало много, они начали вытеснять сербов, а когда те вздумали сопротивляться — показали им, как храбро умеют убивать безоружных людей горячие албанские парни.

Всем нормальным людям было понятно, что происходит и на чьей стороне справедливость, суд, правда и законы божеские и человеческие. Однако Мировое Сообщество Цивилизованных Стран встало на защиту бандитов и подонков. Совокупное хайло Свободной Прессы раззявилось, и оттуда понесся дикий гон о страшном, невиданном, неслыханном «геноциде албанского населения», учиняемого сербами. Европа поднялась на дыбы: оказывается, в её священных пределах обнаружился новый Гитлер (им был назначен Слободан Милошевич). На недовольное бурчание некоторых нецивилизованных стран (типа России) обращать внимание никто не собирался. Цивилизованное Сообщество ринулось наказывать злых сербов при помощи бомбовых ударов по электростанциям, мостам, заводам, и прочим военным объектам:

По расписанным заранее ролям России полагалось чуток поворчать, но потом вовремя осознать свою отсталость и присоединиться к ликующему хору. Однако «эта страна» повела себя неожиданно плохо. Старый больной премьер, летевший в Америку на поклон, вдруг развернул самолёт над Атлантикой. Москва выдала не обычное желудочное бурчание, а вполне внятные ноты протеста и дипломатические инициативы. Дрессированное российское руководство, выученное отвечать на каждую нахлобучку из Вашингтона дежурной фразой «Yes, Sir!», вдруг откуда-то узнало, как произносится слово «нет».

Самой же большой неожиданностью оказалась реакция простых русских людей: в Первопрестольной стали бить рекламные щиты с улыбающимися ковбоями, посольство США забросали дерьмом, а рейтинг премьера оторвался от земли и полетел вверх, к немыслимым доселе высотам.

Те, кто сейчас критикуют Примакова за слабость, нерешительность, преклонный возраст и радикулит, забывают о том, какую роль в национальном возрождении России (а это следует называть именно такими словами) он уже сыграл. Фактически, это был первый политик, готовый встать на защиту национальных интересов. Впрочем, ради справедливости следует добавить, что cамым первым был мэр Москвы Юрий Лужков.

Некоторые патриоты и защитники национальных интересов, иронизировали по поводу лужковской персональной войны за Севастополь. Но Лужков говорил и делал это тогда, когда сама мысль о том, что Россия имеет какие-то права и интересы, казалась дикой и безрассудной. Во всяком случае, в приличном обществе такие вещи не обсуждались. Тогда в моде были разговоры о том, как бы нам изжить наше позорное имперское прошлое, чем бы ещё ублажить провинции, ставшие «новыми независимыми государствами» (и немедленно выстроившимися в очередь на вступление в НАТО), и почему бы, в конце концов, не обменять Курилы на дополнительную порцию кредитов. Точно так же, нынешние критики позиции Лужкова по Чечне, при всей справедливости этой критики в известных пунктах, всё-таки не имеют морального права забывать, что именно Лужков первым назвал «хасавюртовские соглашения» так, как их следовало назвать — предательством и капитуляцией.

Генерал Лебедь, подписавший позорный и омерзительный трактат о фактической капитуляции некогда великой державы перед самыми обыкновенными головорезами, отнюдь не был инициатором и виновником этого гнусного действа. Он всего лишь исполнил совокупную волю тех, кто тогда рулил Россией, шантажируя одновременно и власти и народ прямо с экрана телевизора. Усилиями мастеров информационных войн разбойничья малина, именующая себя «республикой Ичкерия», представлялась ужасающим монстром, перед которым России полагалось униженно трепетать и молить о прощении. Русские войска, преданные российскими политиками, оболганные российскими журналистами, и затравленные российским «прогрессивным общественным мнением», уходили из Чечни под бешеный свист и улюлюканье всей камарильи.

Будем называть вещи своими именами. К концу 90-х контроль над нашей страной осуществляла отлаженная машина по оказанию давления на общество и власть через СМИ. Этот контроль она продавала тем, кто готов был за него заплатить. Россию держали в состоянии непрерывной истерики. Поэтому любые действия властей, кроме самых глупых и вредных для страны и для самих этих властей, систематически извращались, осмеивались и морально уничтожались. Российским политикам непрерывно внушался комплекс их слабости и неполноценности, вины перед «цивилизованным человечеством», и, разумеется, страх перед народом. Народ убедили в том, что он глуп и бестолков, а его руководители подлы и продажны, а главное — что ничего другого в России не было, нет, и никогда не будет.

Вернёмся, однако, к нашим воспоминаниям. Мировое Сообщество, осознав серьёзность ситуации, нажало на все кнопочки и дёрнуло за все верёвочки, какие только у него были. Околокремлёвские шакалы засуетились, забегали, затявкали. Российскому истеблишменту всячески напомнили, что он живёт у Запада в кармане, и что покусывать руку дающую нехорошо, да и небезопасно для здоровья. Примакова убрали без объяснения причин. На его место посадили Степашина, известного своим пацифизмом. Виктор-Степаныч отправился заниматься «конструктивным переговорным процессом» (сдавать Сербию). Патриотические настроения в обществе мягко, но решительно загасили при помощи тех же СМИ. Сто тридцать третья серия мыльной оперы под названием «Переговоры с МВФ» сменилась сто тридцать четвёртой. Всё вернулось на круги своя.

Продолжалось это ровно до того момента, пока старый и больной Президент не понял окончательно и бесповоротно, что жить ему осталось от силы год, что окружившая его «семья» с Борисом Абрамовичем во главе интересуется исключительно тем, как бы устроиться так, чтобы управлять страной, манипулируя тушкой (а лучше — чучелом) дорогого дедушки Бориса Николаевича, что «друг Билл», как и прочие друзья, считали и считают его мелким, жадным и глупым туземным царьком. Б. Н. будучи кем угодно, но не дураком, свои выводы из этого сделал.

В это время руководство бандитского гнезда на юге России, пристально следившее за происходящим в Кремле, решило: пора. Полудохлый, по их мнению, президент и его жалкое и трусливое окружение не представляли серьёзной опасности, да и по всем остальным раскладам получалось, что Кавказ пора брать. Весёлые бородатые дядьки въехали в Дагестан, немножко постреляли по местным жителям, после чего уведомили Мировое Сообщество о создании нового независимого и суверенного государства, живущего по прогрессивным законам шариата:

Дальнейшее никому напоминать не надо. Стремительно назначенный на место стремительно снятого Степашина никому не известный Владимир Путин сумел в короткий срок переломить ситуацию, поразительным образом не обращая внимания на подаваемые ему со всех сторон знаки неудовольствия.

А главное обнаглевшие до беспредела журналисты вдруг почувствовали, что человек-то он серьёзный и занятие прямой антиправительственной пропагандой на центральных СМИ может оказаться не таким уж выгодным бизнесом. Щёлкающие пасти профессионалов свободы слова вполне могли оказаться пустыми. Надо было что-то срочно предпринимать, чтобы оживить обстановочку, замутить воду, короче — вернуться к нормальным формам жизнедеятельности.

Наши работнички пера и микрофона прибегли к обычному приёму любых террористов: внезапная атака, захват заложника, шантаж. Благо подвернулся крупный заказ именно на такую акцию.

Речь идёт о так называемой «антилужковской компании», якобы направленной против нынешнего мэра Москвы. Якобы, говорю я, потому, что дело здесь далеко не в самом Лужкове. На его месте мог бы оказаться кто угодно. Поэтому те, кто сейчас — по тем или иным причинам — увлечённо аплодирует так называемой антилужковской компании, не понимают главного: Лужков находится в положении заложника, на которого вместо ствола наставлен телеэкран.

Нет никакого смысла обсуждать, хорошим ли мэром является Лужков, или нет (хотя до сих пор он почему-то казался москвичам вполне приемлемым). Человек, на которого наставлен пистолет, может быть кем угодно, в том числе и плохим человеком. Однако, разбираться с его деловыми и моральными качествами имеет смысл потом, когда пистолет будет убран, выбит из руки, или отстрелен вместе с рукой.

И даже непримиримые враги Лужкова должны понять, что происходящее выходит за рамки «политической борьбы» и должно называться как-то иначе. Самым мягким словом здесь может быть слово «травля», самым точным — «информационный террор». Жертвой которого завтра может стать кто угодно, если не остановить это сейчас.

В принципе ничего нового и интересного в этом нет. Основы информационной войны мы все проходили на практике в младших классах средней школы. По большому счёту, это обычная «дразнилка» — разница только в масштабах. Однако, в какой-то момент количество переходит в качество. И есть та грань, где кончается «дразнилка» и начинается кухня доктора Геббельса.

Поэтому, имея дело со СМИ, необходимо всё время помнить, что «в телевизоре» сидят те же самые люди, которым Россия обязана поражением в Чечне, призывами к разделу России, и много ещё чем из той же серии. Эти люди не изменились ни на йоту. Это те же самые люди, даже если сейчас они говорят нечто патриотическое, исходя из нужд момента. Надо будет — и они снова сделают из Басаева героя, из Чечни — страшного монстра, из России — колониальную державу, из русской армии — вечно битых «федералов», из русских — оккупантов, из Мирового Сообщества — жупел, и т. д. и т. п. Поэтому всем тем, кому кажется, что журналистская свора занимается «полезным делом», следует помнить одну простую вещь: террористы никогда не останавливаются на достигнутом, но развивают успех и наращивают требования. Если им удастся затравить Лужкова и им сойдёт это с рук, они окончательно обнаглеют, и начнут «мочить» всех, кого захотят. Завтра на месте Лужкова может оказаться тот же Путин (впрочем, есть определённые признаки, что план кампании против него уже готов, и в случае надобности будет пущен в дело), или любой другой российский политик — достаточно развернуть телеэкран в нужном направлении и дать команду «фас» Сергею Доренко.

Очень хочется верить, что 1999 год так и останется годом несостоявшихся катастроф, в том числе и информационной. Уже ясно, что антилужковская компания выдыхается. По данным социологических опросов (при всей заданности и ангажированности последних), население, чуя перебор, ощетинивается: растёт число людей, готовых голосовать за Лужкова просто назло телевизору. Наверное, это будет самым любопытным случаем протестного голосования за всю историю российской политики.

Но этого мало. Пора серьёзно задуматься над тем, что нам вообще делать с обнаглевшими информационными террористами. Одно ясно: оставлять всё, как есть, нельзя. «Внутренний хасавюрт», подписания которого со стороны российской власти и российского общества они ждут и домогаются, принесёт России не меньше позора и вреда, нежели «хасавюрт» реальный.