Текст:Павел Святенков:Нация — могильщик суверена
История текста[править | править код]
Опубликовано в Агентстве политических новостей 21 октября 2005 года.
НАЦИЯ — МОГИЛЬЩИК СУВЕРЕНА[править | править код]
Последний год прошел под знаком идеологических споров — следует ли отстаивать суверенитет России или же необходимо строить национальное государство? Не приведет ли строительство национального государства к утрате Россией самостоятельности и превращению ее в колонию западных держав? Идея суверенитета и идея нации почему-то противопоставляются в современных политических дискуссиях. Между тем в современном обществе это вещи, друг друга дополняющие. Ибо российское государственное устройство, предполагающее наличие суверена-президента и псевдоимперской государственной конструкции, изжило себя.
Суверен есть тот, кто может убить любого человека и «ему за это ничего не будет». Согласно классическому определению Карла Шмитта, суверен есть тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении. Таким образом, суверен есть лицо, стоящее выше законов общества и могущее действовать вне них в случае необходимости.
Для нации характерно равенство граждан, ибо все они выступают, как убийцы суверена. В одном из детективов Агаты Кристи (кажется, он называется «Убийство в поезде») группа людей, действуя из соображений мести, убивает героя. Причем каждый заходит в его купе и всаживает в него нож. Таким образом, убийство налицо, но не известно, кто убийца. Подобными же характеристиками обладает и нация. Граждане единой нации равны потому, что все они убили (вариант — изгнали) суверена (но нельзя точно сказать, кто).
Самим фактом своего существования суверен порождает неравенство. Ибо если признается, что суверен вправе решать вопросы жизни и смерти, то признается и его право устанавливать неравенство между людьми. Почему это так? Потому что решение вопросов жизни и смерти есть предельное право установления неравенства между людьми. Покойник не равен живому и аналога этому неравенству нет. Поэтому Бог выше суверена, ибо теоретически имеет право сделать мертвое — живым (воскресить).
Суверен как инстанция, порождающая неравенство, противостоит нации как инстанции, порождающей равенство. Ибо если суверен есть источник неравенства, то равенство может быть достигнуто исключительно убийством суверена как инстанции, это неравенство порождающей. Равенство, таким образом, возникает как исключение неравенства.
Народ — органичен, он вырастает из природы вещей. Что может быть естественней и природной господства сильного, господства убийцы? Книга «Крестный отец» подробно исследует процесс становления суверена на примере мафии. Если вчитаться в классический текст, можно видеть, как суровый дон Корлеоне строит свою монархию — захватывает контроль над силовыми группировками, с их помощью подчиняет дельцов, внедряет своих людей в официальную власть. Наконец, становится «доном» (титул сродни монархическому), а также ведет войны с мафиозными «государствами», возглавляемыми другими «донами».
Сила приводит к концентрации финансовых ресурсов, концентрация финансовых ресурсов приводит к силовой монополии на определенной территории. Концентрация в одних руках силы и ресурсов естественным образом приводит к наследственной монархии (поскольку соотношение сил в окружении дона может измениться в результате смерти суверена, проще передать власть сыну в целях сохранения внутреннего равновесия, чем устраивать «гражданские войны» внутри мафиозного клана, ибо они грозят поражением в войне с внешними силами). Все естественно. Читатели книги находятся под обаянием грозного суверена, который судит не по закону (закон — продажен), а «по правде». Умный дон старательно культивирует свою легенду. Дон не обидит лоха, то есть, тьфу, старого гробовщика, отомстит нарушителям общечеловеческой морали и т. д. и т. п. Так возникает монархия, так возникает суверен.
И век бы правили классические суверены, если бы не одно но. Общество развивается быстрее, если существуют механизмы, способные абсорбировать полезные мутации социального организма. Система, основанная на власти суверена, не терпит мутаций, ибо любая мутация в ее рамках проходит в форме горячей гражданской войны и тотального кризиса. Однако развитие науки потребовало создания не просто свободного общества, но общества, способного тестировать социальные инновации и абсорбировать те из них, которые показали себя с лучшей стороны. Для этого потребовалось усилить автономию людей от власти, а саму власть организовать таким образом, чтобы она не мешала внедрению полезных мутаций. Для этого пришлось пойти и «устранить» суверена.
Нация в период своего становления — антинародна. Это неудивительно, ведь нация пытается заставить народ «мутировать», измениться в нужном направлении. А для этого все средства хороши. «Малый народ» Шафаревича — это нация, вступившая на тропу войны с народом.
Смысл нации, конечно, состоит не в том, чтобы уничтожить народ физически, но в том, чтобы уничтожить его как структуру, как совокупность людей, потенциально преданных суверену. А для этого все средства хороши. «Человеческий материал» в случае разрушения структур «народа» легко включается в состав нации. Именно поэтому мы можем наблюдать странный феномен — после завершения революции и установления новых порядков «малый народ» как бы «рассасывается, исчезает. Это объясняется не столько победой государства над «малым народом», сколько распространением принципов нации на население в целом.
Отсюда — русофобия и народофобия Малого народа, отсюда же «низкопоклонство перед Западом», вообще, сильными и процветающими странами. Можно возразить, что русские оппозиционеры XIX-го века идеализировали народ. Однако в действительности они идеализировали не столько народ, сколько свои представления о народе и о том, каким он должен быть. «Мужик» должен был быть революционером, стихийным коммунистом и свергать царя. То есть предполагалось, что «простой народ» исповедует те же взгляды, что и интеллигентская верхушка — «нужно срочно убить царя и дать свободу Польше». Реальное столкновение «народа» и «нации» в 1917 году привело к тотальному геноциду русских (народ) советскими (нация). Примерно к 1950 году советская нация распространилась на весь бывший народ. Забавно, что существование советской нации было закреплено убийством суверена, правда, иностранного — убийством Гитлера.
Посмотрим на сегодняшнюю Украину, государство, находящееся в процессе национального строительства. Народом на Украине является русскоязычное население Юго-Востока (печально, но это приходится признавать). Нацию традиционно представляли украинские националисты, которые были именно «малым народом», то есть странной, назойливой группой, упорно продвигавшей свои интересы и презиравшей основную часть населения за отказ становиться украинцами. Приход к власти Ющенко и предшествовавший этому период привел к распространению нации на половину территории Украины, в том числе и Киев. Нация Майдана «убила» суверена (то есть попросту изгнала Кучму и его преемника из власти). Тем самым была сделана серьезная заявка на создание украинской нации на всей территории нынешней Украины. «Оранжевые» непременно перемелют и Юго-Восток, если только там не возникнет своя нация, воспринимающая нацию Майдана как тирана-узурпатора.
Чем нация отличается от народа с точки зрения своего внутреннего устройства? Только ли равенством? Нация есть явление становящееся относительно самого себя. Народ кажется неподвижным. Народ — просто совокупность людей под контролем суверена. Разумеется, способностью к трансформации обладает и традиционное общество. Но в нем для трансформации нужен кризис. Гражданская война, убийство монарха феодалами или иной катаклизм. Ибо если нет суверена, то человек человеку — волк. Больше того, если нет суверена, то человек человеку — не человек. В самом деле, протестант эпохи религиозных войн охотно бы убил католика и наоборот.
В рамках же нации все люди — братья и заговорщики (просто потому, что замазаны и повязаны — они убили суверена). А раз так, то появляется возможность установления правил игры, партийной системы. Кризис в рамках традиционного общества — это война. Два войска встречаются на поле битвы, кто победил — тот и прав. Арбитра между ними нет. Борьба же в рамках нации похожа на футбол. Коль скоро все люди братья, а все граждане — равны, они вправе объединяться в отдельные «команды», и забивать голу друг другу. Но есть «судейская коллегия», есть «арбитр», который диктует единые правила. Вне поля футболисты разных команд могут иметь неплохие личные отношения.
Для того чтобы сменить монарха в традиционном обществе, необходимо выйти за пределы правил игры. Ибо, даже если и существует механизм легального отстранения суверена от власти, широкие народные массы к нему не допущены. Ибо основания власти суверена лежат не в народе, а в Божестве.
Нация же обладает суверенитетом сама по себе. Именно поэтому в рамках нации возможна демократия. Больше того, для нации она естественна. Ибо нация, как мы уже видели выше, есть явление механическое, а не органическое. Демократия напрямую происходит из идеи нации. Ибо приняв идею равенства граждан, а также идею нации как совокупности этих граждан, обладающей суверенитетом, то следующим ходом мы должны признать, что граждане имеют право выбирать верховного правителя, формировать парламент и т. п.
В современной России нация не сложилась. Изгнав в 1991 году советского суверена Михаила Сергеевича, «дорогие россияне» выдвинули на «царский престол» бывшего удельного князя Бориса Николаевича. Который подтвердил свое право «всех убить» в ходе событий 1993 года, чем закрепил статус суверена за президентом России. Проблема в том, что действующая политическая система обладает всеми недостатками, присущими подобным обществам. Любое полезное изменение в государственном устройстве России вводится в результате серьезного кризиса. Кризисом является также отставка президента России (отсюда «проблема 2000» и «проблема 2008»). По сути дела, в России система суверена барахлит как ни в какой другой стране мира. Над громоздкой империей одерживают верх не только относительно крупные национальные государства, вроде Украины, но и страны третьего мира, стоящие на одном уровне развития с самыми слаборазвитыми государствами Африки, вроде Грузии. Выясняется, что национальное государство по эффективности в разы превосходит «государство суверена».
Многие уверены, что национальная революция в России приведет к утрате суверенитета. Однако парадокс состоит в том, что чем дольше сохраняется нынешняя, изжившая себя система, тем более вероятной остается вероятность развала России. Просто потому, что бесконечные кризисы при переходе власти от одного суверена к другому страна может и не пережить.