Текст:Шурьенка и Атальенка
Жили когда-то старый дед и бабка. Украла бабка девочку. Звали девочку Атальенка. Выучила бабка Атальенку всяческому колдовству. Девчонка была проворная, по душе бабке пришлась: она во всём ей помогала. И начала бабка над дедом насмешки строить: у неё, мол, у бабы, девчонка есть, а у него никого нет.
Рассердился старик и украл он мальчика по имени Шурьенка. Стал его школить, да на свой манер учить, но ведь недаром говорится, не будет из карася порося — до того был Шурьенка тупой. И никак не может ничему выучиться! Сколько раз бедолага слезами умывался, как начнёт его старуха бранить, а дед то на неё, то на Шурьенку кричит.
День ото дня старуха всё злее! Однажды выгнала она Шурьенку на работу.
— Слышь ты, дурень, — кричит, — коли на той горе́ до вечера все деревья с корнем не выкорчуешь, не сносить тебе головы́!
Взобрался Шурьенка на гору, пыхтит, кряхтит, ни одного дерева вытащить не может. Сел и заплакал. А тут Атальенка пришла, обед принесла. Увидала, что он плачет, спрашивает:
— Ты чего?
— Как же мне не плакать? — отвечает Шурьенка. — Старуха приказала все деревья на горе́ до вечера выкорчевать, а я не могу, ни одного пенька вырвать. Боюсь домой идти, ведь она меня убьёт!
— Не бойся, Шурьенка, — утешает его Атальенка. — Пообещай, что не бросишь меня ни в горести, ни в радости, а я тебе помогу.
— Ах, душенька моя, всё тебе пообещаю, только помоги!
— Ну, коли так, садись, да ешь!
Пока Шурьенка ел, Атальенка выкорчевала все деревья и ушла. Вернулся Шурьенка домой, а старуха на него набросилась:
— Ну, что, выкорчевал?
— Всё, до последнего пенечка! — хвалится Шурьенка.
Не понравилось это старухе, давай ворчать, криком кричать, весь дом на ноги подняла: ей, мол известно, что Шурьенка с Атальенкой замышляют, какие козни за её спиной строят! Бесновалась, бесновалась, пока спать не легла, с тем и уснула.
На другой день велела она Шурьенке с большим мешком в лес идти и полный мешок мух наловить. Не наловит — тут ему и конец!
Пошёл Шурьенка в лес, ни одной мухи поймать не может. Сел и заплакал. Тут Атальенка пришла, обед принесла, пожалела Шурьенку, опять спрашивает, будет ли он ей верен и в гор?е и в радости.
— Буду, душенька моя, буду, только не отдавай меня старухе на растерзание!
Атальенка велела ему обедать, и пока он ел, наловила полный мешок мух. Но только Шурьенка с мухами домой возвратился, поднялся в доме крик. Старуха уснуть от злости не может. До самой полуночи в голос орет, что Шурьенка с Атальенкой против неё что-то замышляют.
На третий день послала старуха Шурьенку на мельницу, велела мух смолотить и вечером муки принести.
Пошёл Шурьенка на мельницу, а мельник не даёт ему жернова поганить.
Сел Шурьенка и заплакал.
Подоспела Атальенка с обедом:
— Ну, Шурьенка, клянешься в третий раз, что не оставишь меня ни в горе, ни в радости? — спрашивает она.
— Клянусь, всё тебе обещаю, только спаси меня! — отвечает Шурьенка.
— Ну, смотри, не забудь, что мне сейчас обещал! — говорит Атальенка и подаёт ему обед.
Пока он ел, Атальенка всех мух превратила в муку и говорит Шурьенке:
— На этот раз тебе от старухи не спастись. Она всё знает и надумала тебя в печи изжарить и съесть. Но если ты останешься мне верен и возьмёшь меня с собой, я тебе помогу из беды выпутаться. Вечером бабка тебя спать пошлёт, как ни в чём не бывало, а я начну посуду мыть. Как звякну тарелками в первый раз, ты просыпайся, как звякну во второй — вставай, а в третий — прыгай в окно, а я за тобой, вместе убежим.
Сказала Атальенка и ушла, а Шурьенка вечером принёс муку и, дрожа от страха, как осиновый лист, отдал её старухе. Та опять давай браниться да кричать, что Атальенка с Шурьенкой спелись. Пото́м вдруг притихла, накормила его ужином и послала спать. А старику тем временем печь велела топить. Когда вытопит, чтоб старуху будил.
Но Атальенка напоила его хмельным вином, свалился дед у печи на лавку и уснул мёртвым сном, не заметил даже, как кочерга сгорела.
Атальенка тарелки моет. Раз звякнула, два звякнула, как в третий раз звякнула, Шурьенка-то из постели в окошко и выскочил. Атальенка во все углы плюнула, ведьмины сапоги схватила и вслед за Шурьенкой кинулась.
Утром старая проснулась, как заорет:
— Атальенка, погляди, протопилась ли печка?
Тут из одного угла отзывается: — Сейчас, только оденусь!
Через минуту старуха снова закричала, из другого угла кто-то откликнулся: — Сейчас! — Обозлилась ведьма, из постели выскочила, видит: изба пуста, старик на лавке храпит, а в печи погасло.
Накинулась старуха на деда, честит его на чём свет стои́т, дубинкой охаживает, вслед за беглецами посылает.
Старик надел сапоги, что в углу остались и зашагал. Шаг шагнёт — верста позади.
Заметила его Атальенка, обернулась розой, а Шурьенку сделала острым шипом. Ничего старик поделать не смог, обратно домой вернулся.
— Ступай ещё раз! — шумит старуха.
Хочешь не хочешь, пришлось идти. Напялил дед другие сапоги — что ни шаг — две вёрсты.
Заметили его беглецы, превратились она — в часовню, он — в попа́.
Ничего с ними старик поделать не может, вернулся домой, и сказал жене, чтоб сама за ними бежала.
— Уж я-то их не упущу! — зашипела ведьма, — уселась на помело и полетела за ними в красном облаке. Вот-вот догонит! Но нет — превратились тут Шурьенка в полноводную реку, Атальенка — в уточку.
Хотела было старуха реку выпить, чтоб птицу схватить, стала пить да лопнула, тут ей и конец пришёл! А Шурьенка с Атальенкой стали снова сами собой. Шли-шли пока не пришли в ту страну, где Шурьенкины родители жили. А были они король с королевой. Велел Шурьенка Атальенке во дворе подождать, пока он родителям все расскажет.
Да только позабыл Шурьенка Атальенку! А вскоре задумал свадьбу с другой играть. Гости из за́мка выходят — видят на дереве возле колодца де́вица-красавица сидит.
Позвали её в за́мок, посадили за стол. Она за стол се́ла, достала из кармана золотой ларец, а в нём два голубка́ целуются. Девушка говорит:
— Сидят голубки́ милуются, ровно Шурьенка с Атальенкой!
Узнал тут Шурьенка свою Атальенку и взял в жёны, а ту, другую прочь послал.
И стали они жить вместе, как два голубка́, и до тех пор жили, пока не померли.