Текст:Виктор Ларионов:Корни русского фашизма

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

Корни русского фашизма



Автор:
Виктор Ларионов




Дата публикации:
19 июня 1939







Предмет:
Русский фашизм



Истоки нашего фашизма давно уже оставлены, полузабыты и даже частично осуждены многими течениями эмигрантской политической мысли.

Но не потому ли и зашли эти течения в тупик, не потому ли столь велики принципиальные расхождения, а программы почти всех партий и союзов загромождены сложнейшими надстройками и формулировками, доходящими иной раз до заумного бреда?

Страшно подумать, но в случае возникновения прямой возможности соприкосновения с народными массами, немногие лидеры будут этими массами поняты. Даже самые талантливые, самые одухотворенные проповедники: «неослабляемого, творческого динамизма», «идеализма» и «солидаризма» рискуют быть непонятыми не только колхозником, или «маслом»-красноармейцем, но и рядовым краскомом, самым вероятным вершителем грядущей национальной революции.

«За Россию драться пойду», скажет «братишка», а за «освобождение от этатизма» иди сам… И как бы не пришлось, вновь и новому российскому интеллигенту подобно отцу «проповеднику марксовой веры» оказаться чужим и непонятным своему народу: «Уж больно много и непонятно говоришь…» Многие лидеры наши и будущие трибуны хотят постичь «русскую правду», то есть нашу национальную идею, борясь друг с другом не только по программным, но и по личным вопросам и хотят напряжением ума, каким-то отвлеченным синтезом решить то, что давно у них же перед глазами, что решено и положено в основу самой жизнью. Забывают всегда простую истину: чтобы добиться победы на политических дорогах нельзя ничего «разработать», вымучить, или скопировать готовое, надо лишь суметь учесть существующее живущее подсознательно в толщах народных. Это существующее и будет светлым мечем, рассекающим мглу.

Интересно вспомнить какие простые понятные народу лозунги-формулы были выброшены германскими национал-социалистами в первый период их борьбы: 1) упразднение Версальского договора; 2) ограничение всемогущества капитала; 3) работу всем германцам и 4) массовый мир.

Никого не осуждая, кроме устаревших либералов, пытающихся руководить молодыми национальными течениями, можно утверждать, что эти течения уперлись в тупик, охолощенные искусственным отрывом от основной своей базы, от белого движения, от идеи русского воина-бойца и защитника родины, от русской жертвенной молодежи, погибавшей в ледяных и степных походах. Искусственно оторванные от корниловской идеи, от русского фашизма первых лет борьбы с коммунистическим интернационалом, молодые течения бродят безнадежно в потемках; одни ударились в оборончество, готовые почти признать «сталинизм», другие — лучше поют гимны — стихи, опираются на библейские тексты и подчас напоминают филиал армии спасения.

От духовных гимнов и «умствований» рождается неуверенность в действии: Невозможность пожертвовать партийной запятой ради хотя бы великой цели — возможности помочь опасению своего народа.

Тут нельзя говорить о партийкой массе, она как и вся русская молодежь, в большинстве хороша и жертвенна, но непреклонны партийные лидеры:

«Позвольте» — скажут они, — «а еврейский вопрос, а постановления такого-то Н-ского съезда по вопросу украинскому… позвольте, а провозглашенный нами принцип только внутренней революции, позвольте…»

Революционеры они лишь на словах, в душе они тряпичны и как чеховские интеллигенты на веки вечные самой своей природой осужденные сидеть «между двух стульев» ни на какое действие, ни на какую борьбу они эти интеллигенты, хотя бы в одеждах национальных бойцов — не способны.

Говоря о нерешительности, колебании, неспособности к действию, весьма кстати привести слова статьи бывшего красного командира и ленинградского рабочего В. Носанова, бежавшего в 1932 году (журнал «Белая идея», № 2):

«Нас пугают потерей территории, но забывают, что в течение двадцати лет гибнет лучшая часть русского народа. Путают нас те, кто двадцать лет живут сытой, обеспеченной жизнью, не зная ни угрозы расстрела, ни ареста органами ГПУ. Они не пережили в большинстве ни пафоса белой борьбы, ни тяжелой подсоветской жизни, не знали ни тюрем, ни лагерей, ни расстрелов. Кто эти эмигранты, желающие оборонять советскую власть вопреки воли русского народа?» — спрашивает бывший красный командир и перечисляет все оборонческие оттенки, особо останавливаясь на младороссах, восхвалявших в свое время советских пограничников, которые расстреливают бегущих из неволи русских людей.

И далее: «СССР — тюрьма народов, — тюрьма, огороженная колючей проволокой и охраняемая двуногими и четвероногими стражами. Двуногие обмануты, четвероногие безответственны, но тем не менее сейчас они наши смертельные враги… Кто бы и по каким личным соображениям не помог разрушить, эту тюрьму, — будет встречен как освободитель подъяремным русским народом, а значит и нами, русскими националистами. Если даже встанет вопрос, как его любят ставить оборонцы — потери территории, то мы ставим вопрос иначе: Народ или территория. И мы идем за народом».

Нашим политикам трудно постигнуть простую истину, они предпочтут разработку вне времени и пространства рабочего вопроса или будут посвящать сотни страниц рассуждениям о «России Бога живого» в четвертом измерении.

Но все же пора спускаться с заоблачных высот и возвращаться к оставленным реальным путям, к путям белой борьбы — к истокам русского фашизма, ибо вне реальных путей невозможна победа России над коммунистическим иудо-масонским интернационалом.

Что касается «непредрешенчества» белого движения, то можно привести замечательные мысли Муссолини, цитируемые (там же в «Белой идее») в живой статье Сергея Раевского (молодого потомка известного бородинского героя):

«Годы, предшествовавшие походу на Рим были годами, в течение которых насущные требования борьбы не позволяли ни исканий, ни вырабатывания доктрины. В городах и деревнях сражались. Тогда спорили, обсуждали, но что более свято и более важно: тогда умирали. Умели умирать. Доктрина, вполне оформленная, разделенная на главы и на параграфы, сдобренная различными измышлениями, могла отсутствовать, но что бы ее заменить, имелось, что-то более решающее: вера…

Именно в течение трех лет (когда еще кипел бой. Автор.), фашистская мысль вооружалась, обострялась, организовывалась. Вопросы о личности и государстве, вопросы власти и свободы, вопросы политические и социальные и особенно национальные, борьба с либеральными, демократическими доктринами, все это велось одновременно с карательными экспедициями.

Но так как не хватало „системы“, то недобросовестные враги фашизма отрицал у него вообще всякую доктрину, тогда как доктрина рождалась правда бурно сначала в виде отрицания, бурного и догматического…»

Далее Сергей Раевский развивает свое мысли о русском фашизме:

"Здесь нарочно приведем текст на книги Муссолини. Слово за словом, запятая за запятой, эти мысли могут быть приняты для того, чтобы характеризовать зарождение русского белого движении и его доктрину — белую идею. Даже фраза о недобросовестных критиках так метко подходит к нашим тупоголовым реакционерам-предрешенцам, которые до сих пор не могут вместить в свои тупые черепа, что русское белое движение ничего не имеет, не могло иметь и никогда не будет иметь общего с интересами реставраторов и капиталистов, которые до сих пор отрицают за нами, белыми, право иметь свой собственный независимый идеал, которые до сих пор хотят нам навязать хотя бы контрабандой, свои хищнические аппетиты и свою реакционность, пахнущую нефтью, склепом и фаршированной щукой.

Как и у фашистов, у нас, белых, не было в 1917 году доктрины, деленной на главы. Да тогда не занимались измышлениями, «но что более свято и более важно, тогда умирали, умели умирать». «Доктрина… могла отсутствовать, но чтобы ее заменить, имелось более решающее… вера».

Как и в Италии наше белое движение в период 1-ой гражданской войны, уже носило в себе основные начала своей доктрины: «Белой идеи».

И как в Италии, идеи белых бойцов с течением времени «из под неизбежной скорлупы влияния временных обстоятельств… развились во вполне определенную доктрину…»

Русская молодая смена: представитель славной дворянской, военной семьи и с другой стороны бывший краском, ленинградский рабочий одинаково говорят о белой борьбе, о подлинной национальной революции — это ли не вызовет смущения среди любителей доказывать, что существует чуть ли не расовая разница между русскими людьми по обеим сторонам советской колючей проволоки.

Спящие вечным сном в безвестных могилах, затоптанных и забытых в степях Кубани и Дона, могут лежать спокойно. Грядущая молодая смена знает и помнит их подвиги и высоко поднимет их боевое знамя. Как Германия и Италия были спасены, так и Россия будет спасена не болтливым, либеральным интеллигентом, а воином-фронтовиком, познавшим в кровавом испытании святую правду своего народа.

Виктор Ларионов

«Новое Слово», 18 июня 1939 г., № 25