Иван Михайлович Волынский

Внимание! Эта статья изложена неакадемично. Вы можете помочь Проекту, переписав её в энциклопедическом стиле. Спасибо.

«Хотя и невольно послан» Иван Михайлович Волынский 1730—Х740

В 1728 году Нижний Новгород покинул проштрафившийся вице-губернатор Ю. А. Ржевский. Найти замену уехавшему сразу не удалось, поэтому обязанности нижегородского наместника Сенат передал казанскому губернатору. И, несмотря на то, что в январе 1714 года Нижегородская губерния выделилась из состава Казанской, несколько десятилетий казанские губернаторы опекали нижегородских правителей, которые числились вице-губернаторами. Когда по какой-либо вине последних снимали, их обязанности передавались обычно казанским губернаторам. Несколько лет Казанью и обширной территорией вокруг нее правил Артемий Петрович Волынский. Происходил он из старинного и очень знатного рода. Наибольшую известность из Волынских приобрел Дмитрий Михайлович Волынский -Боброк, воевода, командовавший Запасным полком в Куликовской битве. В решающий момент сражения, когда русская рать дрогнула под напором врага, полк ударил в тыл татарскому войску, смял его, а потом несколько часов гнал и рубил по бескрайнему, тридцативерстному полю. Наградой за ту победу Волынскому-Бобро-ку стала княжна Анна, сестра Дмитрия Донского. Московский князь отдал ее в жены своему отважному воеводе. Род Волынских оказался очень жизнеспособным. В то время, как другие именитые роды хирели и пресекались, он процветал. Внуки, правнуки и праправнуки прославленного воина становились воеводами, боярами, стольниками при князьях и царях, послами в других странах. Всех же превзошел Артемий Петрович, человек деловитый, настойчивый и одновременно безмерно честолюбивый, алчный и суровый. В истории он больше всего известен как кабинет-министр Анны Иоанновны. Не довольствуясь ролью третьего (после Бирона и Ос-термана) лица в империи, Волынский осмелился выступить про-тив засилья иностранцев у подножия русского трона. Несдержанный в словах и поступках, первый русский националист недооценил ум и могущество главного своего врага — графа А.И. Остерма-на и поплатился за свою опрометчивость головой. Но все это произойдет летом 1740 года, а в 1728 году будущий кабинет-министр твердой рукой правил Казанью, обирал, кого мог, отнимал земли и имущество у монастырей, тягался с казанским вице-губернатором Н.Н. Кудрявцевым, пытавшимся защитить население от меркантильных посягательств губернатора. Занятый раздорами с Кудрявцевым Артемий Петрович без восторга отнесся к сообщению о необходимости управления Нижегородским краем — забот хватало и в Казани. Когда же Волынский узнал о смерти Петра II, ему и Казань стала не нужна. Все его мысли и действия были направлены к одному — «перемене чину». Находясь вдали от трона, трудно было рассчитывать на успех. Но Артемий Петрович присутствия духа не терял, еще до смерти юного царя обретя в Москве могущественного покровителя в лице московского главнокомандующего и свойственника С.А. Салтыкова. Другим пособником казанского губернатора стал его кузен — бригадир Иван Михаилович Волынский. И если на первого возлагалась роль заступника и ходатая, то на второго — информатора обо всех перипетиях борьбы за русский трон. В той борьбе основными противниками были две партии: группировка из забравших власть аристократов и партия сторонников абсолютистской монархии, членами которой были многие незнатные дворяне, не имевшие возможности влиять на политику. Признанными лидерами в партии аристократов считались князья Долгоруковы. После кончины Екатерины I этот семейный клан приобрел в России огромный политический вес. Членом Верховного Тайного совета, управлявшего государством, был Василий Лукич Долгоруков. Пестовал Петра II Алексей Григорьевич Долгоруков, сын которого Иван сделался фаворитом юного царя и непременным участником всех его забав. Не ограничиваясь ролью наставника, Алексей Григорьевич намеревался женить императора на своей дочери Екатерине. Далеко идущие планы Долгоруковых перечеркнула судьба: Петр II нежданно-негаданно умер от оспы. Пришлось русской аристократии срочно подыскивать кандидата на опустевший трон. Наиболее подходящей кандидатурой «верховникам» показалась курляндская герцогиня Анна Иоанновна. Одним из условий вступления герцогини на трон стало подписание «Кондиций», ограничивавших ее самодержавные права. Однако надменные потомки Рюрика и Гедимина недоучли настроений русского мелкопоместного дворянства. 23 февраля 1730 года оно решило обратиться к Анне Иоанновне с просьбой объявить себя полноправной самодержицей всероссийской. Под челобитной, составленной князем A.M. Черкасским, начали собирать подписи, к документу приложили руку более двухсот дворян. Эта петиция возымела надлежащее действие — 25 февраля Анна Иоанновна публично разорвала навязанные ей «Кондиции», а уже 9 апреля издала указ об удалении от двора шести Долгоруковых. Расплатой за непомерную гордыню стало возвращение в казну всего ими награбленного в царствование Петра II. А присвоить Долгоруковы успели немало. Испанский посол при русском дворе герцог де Лирия писал: «Нельзя вообразить себе, сколько они накрали! Не только забрали они себе все брильянты Меншикова, а их было очень много, но и все казенные, лучших лошадей с придворной конюшни, серебро столовое, собак и наконец то, что чего-нибудь стоило». После конфискации наворованного вышел указ о высылке бывших баловней умершего императора и фортуны. Князья Алексей и Сергей Григорьевичи Долгоруковы вместе с семья- ми были отправлены в свои дальние касимовские вотчины, князья Александр и Иван Григорьевичи отправились воеводами — первый в Алатырь, второй — в Вологду. С князем Александром отправили и его сестру, Александру Григорьевну Долгорукову-Салтыкову. Среди двухсот дворян, подписавших историческую петицию к Анне Иоанновне, был и бригадир Иван Волынский. Вступление на престол новой императрицы сулило быстрое продвижение по службе, генеральский чин, и Иван Волынский постарался не упустить свой шанс. Заботясь о собственной карьере, он не забыл и о далеком кузене. В письме от 1 марта 1730 года служащий в Москве бригадир покровительственно поучает генерал-майора: «...яразумею, что вам надобно просить его (С.А. Салтыкова — И. М.) о перемене чину, извольте ко мне отписать, как вы намерены — в Сенате быть или губернатором..., а я Семену Андреевичу слегка о вас упоминал. Извольте ко мне отписать о своем намерении, чтоб я мог знать, где прилунится, говорить об вас». Бригадир слишком рано начал решать судьбы сенаторов и губернаторов. Не по чину активный и чрезмерно назойливый в стремлении подняться наверх офицер начал раздражать многих обладателей генеральских мундиров. А потому ближайшее окружение новой императрицы почло за благо избавиться от такого союзника. Платой за усердие перед Анной Иоанновной стал ему не генеральский мундир, а перевод из Москвы в Нижний Новгород. Честолюбивые двоюродные братья Волынские оказались в соседних губерниях и приблизительно в одинаковом положении: один — губернатором в опостылевшей Казани, другой — вице-губернатором в не менее постылом Нижнем Новгороде. 11 июня 1730 году новоиспеченный нижегородский вице-губернатор уныло писал в Казань о первых своих впечатлениях на новом месте службы, в частности рассказывая о попытке местных купцов дать ему взятку сахарными головами и признаваясь, что «к такому не привык». Однако, по его мнению, это дело легко поправимо: «Л ежели поживу доле безпечно, и полюбится мне здесь жить, хотя и невольно послан, то стану привыкать к белым и красным (сахарным головам — И. М.), только нескоро». Иван Михайлович как в воду глядел. Гражданская служба в Нижнем Новгороде оказалась долгой, но не столь беспечной, как ему представлялось вначале. Уже через неделю после отправки в Казань письма вице-губернатору пришлось заняться серьезным и весьма щекотливым делом. Речь шла о судьбе князей Долгоруковых. Ссылка в дальние имения тех, кто посягал на ее власть, спустя какое-то время показалась злопамятной императрице явно недостаточной карой. И 12 июня 1730 года Сенат издает новый указ о Долгоруковых. В соответствии с ним Алексея Григорьевича и Ивана Алексеевича лишили чинов, должностей, имений и сослали в Березов. Было ужесточено наказание и для Александры Григорьевны Долгоруковой-Салтыковой. В Алатырь отправился гвардии сержант Иван Астафьев со строгим наказом: «Взяв княжну Александру у брата ея князя Александра Григорьевича и при ней служительниц двух, отвезтъ в Нижний и отдать кому от нижегородского архиепископа Питирима принять поведено будет». В пакетах, которые вез сержант, были два указа, датированные 16 июня. Один из них, синодский, предписывал Питириму: «Оную Александру и служительниц ея, приняв, содержать в Нижнем, в девичьем монастыре, в котором по рассмотрении его (Питирима — И. М.) надлежит безисходно». В другом указе, сенатском, нижегородскому вице-губернатору предписывалось выдавать кормовые деньги (50 копеек в день) монастырским узницам из нижегородской губернской канцелярии из неположенных в штат доходов. В конце июня Астафьев доставил Долгорукову-Салтыкову и двух ее прислужниц в Нижний Новгород. 30 июня Волынский и замещавший Питирима судья нижегородского архиерейского дома Алексий вручили сержанту рапорты в Сенат и Синод о заключении узниц в Нижегородский Васильевский девичий монастырь. Александра Долгорукова, перед братом и племянником которой Иван Волынский еще совсем недавно лебезил, оказалась в его полной власти. Приказ вице-губернатора игуменье девичьего монастыря гласил: «...ее, Александру, и при ней двух служительниц содержать под неослабенным сохранением неисходно и кроме церкви из монастыря, ни куда не отпускать». Вскоре несчастную женщину насильно постригли в монахини. У нового нижегородского правителя вначале далеко не все шло гладко. Бывали досадные промахи, неудачи. В марте 1732 года Сенат разослал во все губернии указ о взимании с населения недоимок за прошлые годы. Получил эту бумагу и Волынский, но вместо того, чтобы незамедлительно выполнять, положил под сукно и занялся другими, на его взгляд, более важными делами. Со временем он, по-видимому, совсем забыл об указе по недоимкам. Однако о нем не забыла расточительная, посто-' янно нуждавшаяся в деньгах императрица. 12 октября из Петербурга на имя нижегородского вице-губернатора ушла еще одна депеша с требованием взимания долгов без всякого послабления. А чтобы Иван Михайлович ненароком не забыл и про сей указ, ему сообщалось о наказании: «А для чего ты тех ведомостей на определенный срок не прислал и полное число лиц той доимки с получения перваго нашего указу и на ком имяно взыскано о том не рапортовал, за то поведено Сенату тебя штрафовать». Крупный денежный штраф оказался не самым неприятным эпизодом в деятельности Волынского на посту нижегородского правителя, случались несчастья и горше. В 1734 году центральную часть России (Смоленскую, Московскую и Нижегородскую губернии) поразила засуха. Осенью начался голод и массовая гибель беднейших слоев городского и сельского населения. Правительству пришлось выделять средства на спасение людей от голодной смерти. Сенатский указ от 27 января 1735 года предписывал губернским властям: «...во многих местах крестьяне от глада пухнут и лежат больны, а некоторые и умирают: того ради для таких неимущих купить провианта, а именно: в Нижнем до 5000рублей, в Арзамасской провинции до 2000 рублей... и раздавать тот хлеб совершенно неимущим... взаймы с расписками; а самым бедным крестьянам, которые, ходя по миру, глад претерпевают, давать в милостыню-». Как претворял в жизнь этот указ нижегородский вице-губернатор, неизвестно. Практически все документы той поры сгнили в губернском архиве еще в прошлом веке. Делавший при дворе Анны Иоанновны блестящую карьеру кузен Артемий Петрович не торопился вызволять из Нижнего Новгорода ретивого, но простоватого Ивана Михайловича. Столичный вельможа уже «забыл», что когда-то Иван Михайлович пытался перетащить его из Казани в Москву. Один из двоюродных братьев стал обер-егермейстером, кабинет-министром, другой же тянул лямку вице-губернатора. Переписка между ними скоро прекратилась — скромный бригадир уже ничем не мог быть полезен генерал-аншефу. Иван Михайлович исправно собирал в губернии налоги и рекрутов, поставлял в адмиралтейство корабельный лес и, кроме того, регулярно отправлял в Петербург большие партии всякого зверья — лосей, оленей, кабанов, охотиться на которых так любила императрица. Он поднаторел в административных делах и штрафов уже не получал. Долгие годы любимым занятием неумной племянницы Петра I была охота. Но со временем одолеваемой недугами самодержице всероссийской становилось все труднее выезжать в поле. На смену охотничьей страсти приходила фанатичная религиозность. Императрица начала обращать в православие иноверцев. В Нижегородской губернии было немало мордвы, чуваш, татар. Их-то и приходилось завлекать в христианство. Основная тяжесть миссионерской деятельности легла на плечи архиепископа Питирима, но не обошлось и без участия Волынского. Иллюстрацией может служить история некоего Федора До-гады, мордвина, крещенного в Москве в 1731 году. После крещения Догада отправился к себе на родину, в Арзамасский уезд, и занялся миссионерской деятельностью. Он не преуспел в сем деле — его соплеменники-язычники не слишком торопились менять дедовскую веру. За семь или восемь лет миссионеру удалось обратить в православие только свойственников, остальные односельчане предпочитали поклоняться идолам, а не распятому Христу. То, что не смогли сотворить проповеди Догады, сделала налоговая политика Анны Иоанновны. К концу 30-х годов наместник императрицы Волынский буквально разорил сельское население губернии. Поблажек и отсрочек он уже никому не давал и предпочитал силой выколачивать недоимки из крестьян, чтобы потом не платить за них штрафы из собственного кармана. Ясачные крестьяне (иноверцы) пустились в бега, но часть из них нашла иной способ избавиться от недоимок, Надоумил их все тот же Догада. Его односельчане решили всем миром креститься, но в обмен за это просили у Анны Иоанновны списания всех долтов. Эффект прошения превзошел самые радужные надежды его авторов. С жителей деревни Камкиной не только списали все недоимки, но нижегородскому вице-губернатору и архиепископу было поведено построить им церковь и отлить из казенной меди три колокола. Прослышав о монарших милостях, вслед за камкинскими жителями в православие хлынуло население других мордовских деревень. Этот поток новокрещенцев породил новую, совершенно неожиданную проблему. Новокрещенцы из мордвы практически не понимали русского языка, тогда как русские священники не могли изъясняться по-мордовски, возникла острая потребность в священнослужителях для открываемых в мордовских селениях храмов. Именным указом нижегородскому архиепископу было приказано начать набор в местную семинарию наиболее способных молодых людей из чуваш, татар и мордвы. В 1739 году Ивану Михайловичу пришлось удовлетворять последнюю экстравагантную причуду императрицы. Анна Иоан-новна решила обвенчать своего любимого шута Голицына. Невестой русского князя-шута стала шутиха-калмычка, поэтому в свадебном карнавале должны были участвовать представители всех населявших Россию народностей. Нижегородский вице-губернатор получил указ: «...для некоторого приуготовляемого здесь маскарата выбрать в Нижегородской губернии из мордовскаго, чувашского и черемисского народов каждого по три пары мужеска и женска полу пополам... и убрать их в наилучшее платье». Неизвестно, смеялся ли наместник, когда выполнял это повеление из Петербурга, но сама Анна Иоанновна и ее гости повеселились на карнавале вволю. Свадьба удалась. А вскоре после того состоялся самый страшный спектакль за все время царствования Анны Иоанновны: началось следствие по делу Артемия Петровича Волынского. Из столицы пришло известие об аресте, а вскоре и о страшной казни кабинет-министра и его сообщников. И хотя в течение нескольких лет Иван Михайлович практически не общался с кузеном, он чувствовал, что и ему несдобровать, и ждал неминуемого ареста. Долго ждать не пришлось. Об этом позаботились два когда-то обиженных чиновника: губернский прокурор Семен Полочанинов и асессор Степан Межени-нов, настрочившие в столицу донос. В подлой той бумаге они обвинили нижегородского вице-губернатора в соучастии в заговоре Артемия Волынского и многочисленных злоупотреблениях. Начавшееся следствие ничего хорошего Ивану Михайловичу не сулило — в лучшем случае ссылку на восточные окраины России и конфискацию имения. Но судьбе было угодно спасти попавшего в крайне опасную политическую передрягу родственника не в меру честолюбивого и самонадеянного вельможи. Анна Иоанновна ненадолго пережила своего бывшего кабинет-министра. 17 октября 1740 года императрица скончалась, через месяц отправился в ссылку Бирон, а в декабре распахнулись двери темницы, куда был заключен Иван Михайлович, уже потерявший надежду на спасение. После воцарения Елизаветы Петровны он вышел в отставку с чином генерал-майора. Его мечта о генеральстве все-таки осуществилась.

Источник: И.А.Макаров «Губернаторы и полицмейстеры». Н.Новгород: КНИГИ, 2005