Кортни Селус о восстании, психологии туземцев и «праведных» обличителях
Родезия || Кортни Селус о восстании, психологии туземцев и «праведных»
обличителях
Из предисловия к книге
SUNSHINE AND STORM in RHODESIA being A NARRATIVE OF EVENTS IN MATABELELAND
BOTH BEFORE AND DURING THE NATIVE INSURRECTION UP TO DATE OF THE DISBANDMENT OF THE BULAWAYO FIELD FORCE
BY
FREDERICK COURTENEY SELOUS GOLD MEDALIST OF THE ROYAL GEOGRAPHICAL SOCIETY
WITH MAP AND NUMEROUS ILLUSTRATIONS
second edition
LONDON ROWLAND WARD & Co., Limited 1896
Чтобы показать, что ни вопросы скота, ни трудовые споры не являлись единственными причинами восстания, я упомяну, что на ферме мистера Артура Родса на реке Импембези, расположенной на 50 тысячах акров, проживало значительное количество коренного населения, которое было освобождено от обязательного труда – хотя и было обязано предоставлять рабочую силу мистеру Родсу если возникала насущная необходимость в срочном разрешении сельскохозяйственных вопросов на ферме. Населению было роздано 1600 голов скота, в дополнение к тому количеству, которое у них уже было, и которыми оно пользовалось абсолютно на тех же условиях, какие были при Ло Бенгуле. Население на ферме мистера Родса жило в состоянии полнейшего довольства, как мог бы заметить любой сторонний наблюдатель: они получали молоко от коров, количество которых было куда большим, чем во времена Ло Бенгулы, учитывая, что тогда эти коровы туземцам не принадлежали, являясь собственностью короля, и на аборигенов возлагалась обязанность пасти королевский скот, причем кража молока строжайше каралась смертью; также на ферме Родса коренное население могло строить свои краали, где им вздумается, использовать для сельскохозяйственных целей любую землю, и устраивать свою жизнь любым способом, без того, чтобы в нее вмешивались посторонние, поскольку количество юношей, добровольно желавших трудиться на ферме значительно превышало потребности в рабочей силе поместья. Однако, когда вспыхнул мятеж, все эти люди (за исключением слуги капитана Финна из Делагоа-Бэй), присоединились к восставшим, и не только сожгли ферму мистера Родса и увели весь его скот, но также убили соседнего землемера мистера Эдвардса, в то время работавшего на ферме, и к которому они не испытывали никакой враждебности, поскольку он им был решительно незнаком. Опять же, если кому доводилось видеть и слышать, как танцуют и поют туземцы (каковому занятию они предаются каждую ясную лунную ночь), проживающие в краалях, расположенных рядом с моей фермой в Эссексвэйле, то вряд ли бы этот человек предположил, что коренное население страдает под гнетом насилия и несправедливости; на самом же деле они только и делают, что радуются, считая себя вполне счастливыми. Понять образ мыслей каффира очень трудно, что засвидетельствует каждый, кому довелось долгое время прожить среди туземцев, но тот факт, что матабелы подняли мятеж против руководства Компании, созданной на основе указа Ее Величества, не является per se для меня доказательством какого-то особенного беззакония со стороны руководства; ибо история нам показывает, что всякий раз, когда дикие племена, абсолютно незнакомые с порядком и государственным устройством, бывают покорены высоко-цивилизованной нацией, немедленно берущей на себя неблагодарный труд управлять оными племенами со всей возможной гуманностью, действуя в конечном итоге в своих собственных интересах, нежели в интересах покоренного племени, то результатом является мятеж покоренных племен против более развитого правящего класса; потому что обычаи цивилизованного человека разнятся от обычаев дикарей, которые, вне всякого сомнения, предпочтут остаться при том зле, от которого, по нашему мнению, мы их освободили, нежели подчиниться тем правилам и ограничениям, которые устанавливает правительство. В сущности, дикарь говорит: «Отойдите со своим Pax Britanica»; верните мне старые добрые времена преклонения перед идолами, суеверий и кровопролития; а далее, даже если неведом мне ни день, ни час, когда меня разоблачат как знахаря и немедленно истребят, то в любом случае я буду лениво лежать на солнце до той поры, пока не придет мое время; а когда impi грозно пойдут вперед, то-то славное время будет, когда можно беззастенчиво проливать кровь и невозбранно грабить!
Что же касается общих обвинений в адрес Компании в систематической несправедливости и жестокости по отношению к туземцам, которые звучат и, более того, будут исходить от личных врагов мистера Сесила Родса, делаемых с целью оправдать жестокие убийства белых женщин и детей, совершенных в период мятежа, то я бы отметил, что данные обвинения прозвучали странным образом запоздало, поскольку туземцы Матабелеленда до начала мятежа более двух лет жили в благоприятных условиях под управлением руководства Компании, а в течение этих лет на землях находились четверо миссионеров из Лондонского миссионерского общества, и, помимо этого, люди, именующие себя «адвентистами седьмого дня» (что сие значит, я, право, не имею ни малейшего понятия), которые не только жили среди туземцев, но и трудились на их благо. И если бы систематические жестокости, несправедливости и репрессии в отношении туземцев со стороны руководства Компании творились с постоянством в течение двух лет, то оным людям это было бы без сомнения известно, и их долгом явилось бы не только протестовать против отвратительного руководства, докладывая об этом администратору компании в Булавайо, но и сообщать о данном насилии своему начальству в Англии. Тем не менее, ни одного подобного обвинения до начала мятежа не прозвучало, а буде таковые сделаны сейчас, по окончании восстания, то к ним стоит относиться со всем возможным скепсисом. Хотя в отношении туземцев в Матабелеленде в течение последних двух лет, вне сомнения, и совершались отдельные случаи насилия – подобно тому, как совершаются они в любой стране мира – и был допущен ряд ошибок, особенно в вопросах скота и труда, однако же в целом, условия, в которых проживали туземцы, были таковы, что ни одному жителю страны, будь то миссионер или рудокоп, не пришло бы в голову, что среди них существует недовольство. Я не намерен заявлять о том, что правительство туземцев являлось с их точки зрения наиболее желаемым, поскольку придерживаюсь мнения, что при завоевании европейцами земель с черными туземцами, законы, которыми будет впоследствии будет управляться данная территория, устанавливаются в интересах белых, и некоторые из этих правил могут быть весьма нежеланными для туземцев, какими бы справедливыми и мудрыми они не казались для завоевателей. Мы, европейцы, совершаем ошибку, когда думаем, что, освобождая дикарей от наиболее жестокого и деспотического с нашей точки зрения правительства, и устанавливая вместо тирании закон и порядок, при котором жизнь и имущество каждого человека находятся под защитой, а власть шаманов не признается – мы заслуживаем благодарность дикарей; но суть в том, что этого не происходит, как показывают нам многочисленные восстания туземцев в Капской колонии против империи. Но так же, как это было в Капской колонии, так же будет и в Матабелеленде. Дикари поймут всю бессмысленность мятежа против белого человека, и с ходом времени примирятся с обычаями своих завоевателей; недовольства их будут внимательно выслушаны и по возможности улажены, на что я искренне надеюсь, и скорейшим образом прекратятся, подобно тому, как закончился нынешний мятеж; потому что без восстановления взаимного доверия между белыми и черными невозможно процветание Родезии. С точки зрения черного, белый человек не является определяющим фактором успешного развития страны – дикарь вполне может обходиться и без белого. К сожалению, без черных мы обойтись не можем; они крайне необходимы нам для того, чтобы мы могли развивать страну по плану, установленному белым человеком. Но угрюмый и мятежный каффир, который находится в подчинении исключительно с помощью угроз, является одновременно бесполезной и опасной личностью, а, следовательно, требования политики указывают нам, чтобы управление туземцами Матабелеленда осуществлялось с доброжелательностью, справедливостью и одновременно с необходимой жесткостью.
Добавлю следующее. В своей книге я приводил описания варварских поступков туземцев, совершенных в ходе восстания в Матабелеленде. Не пряча ничего, я рассказываю одну лишь голую правду, описывая не только то, как белые мужчины, женщины и дети были убиты, и тела их впоследствии были свирепо расчленены черными, но и то, как, соответственно, черные были безжалостно расстреляны белыми, при этом разъяренные колонисты не выказывали в отношении туземцев смирения и прощения. Те, кто взыскует подобных историй, вне сомнения, найдут их в нижеследующих главах, тем самым обнаружив для себя лишние доказательства виновности колонистов в Родезии, должных быть преданными проклятиям за «бойню несчастных туземцев»; что явится благодатной пищей для измышлений, что «бедные туземцы» были истреблены безо всякой жалости и безо всякого повода, только лишь ради того, чтобы удовлетворить свою кровожадность, которая, как считают некоторые мои соотечественники, овладевает всяким англичанином всякий раз, когда он ступает на иноземную почву. Но я уверен, что большая часть английского населения не станет осуждать действия своих родных и близких во время восстания в Матабелеленде. Стоит помнить, что белые выступали в роли мстителей за женщин и детей их расы, которые были безжалостно умерщвлены, и, сражаясь с полчищами дикарей, намеревающихся пролить кровь каждого белого в Родезии, дикарей, в языке которых отсутствуют слова «жалость» и «милосердие», белые в час своей победы не стали проявлять пощады к врагу, запятнавшему себя убийством невинных душ – и сложно было бы ожидать от них иного. Сколь несправедливо столь же и нелепо говорить о «резне» туземцев, которые пришли с оружием в руках с тем, чтобы убить не только тебя, но и супругу с детьми, коих они полагали без защиты, но вдруг обнаруживших, что их планы расстроены, а предполагаемая жертва наоборот застрелила вторгнувшихся. Возможно, в Англии и найдется человек филантропического склада, столь смиренный и мягкий, кто, столкнувшись с бандитом, преисполненным намерения убить жертву и ограбить дом, скажет, пусть даже и держа в руке заряженный револьвер: «Убей меня и войди в дом мой, поскольку сие есть против моих убеждений и совести – запятнать руки свои убийством столь выдающегося представителя рода человеческого». Я не утверждаю, что столь благородный муж существует в пределах Британской империи, но буде таковой и вправду есть, я полагаю, что искать его стоит среди тех, кто громче всего проклинает поселенцев в Родезии, и кто, таким образом, безо всякого основания приписывает себе такое редкое благородство души, каковое простые смертные могут навсегда оставить надежду когда-либо заполучить.
Ф.К.Селус, Булавайо, 21 августа 1896