Марья-краса — долгая коса

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь с царицей. И была у них единственная дочь Марья-краса — долгая коса. Жили они хорошо и счастливо.

Вдруг пришла на них страшная беда. Налетел на царство-государство страшный Змей о девяти головах, о девяти хоботах, о девяти хвостах. С ним два сына Змеёныша. Старший о шести головах, младший о трёх. Закричал Змей такие слова:

— Слушайте, царь с царицей и весь народ! Всё я царство огнём сожгу, пеплом развею. все леса повыдеру, все реки-озёра повыплесну, все поля, луга притопчу, всех людей погублю! А хотите живыми быть, кормите меня с сыновьями по самую смерть. Чтобы каждый день к вечерней заре оставляли на Буян-горе́ девушку молодую. Нам на съеденье, вам на спасенье.

Что тут делать?

Заплакал весь народ горько, да делать нечего. Стали с той поры каждый день к вечеру брать по девушке молодой, вели её на Буян-гору, к столетнему дубу приковывали.

Налетали тут зме́и, девушку пожирали, косточки в озеро бросали.

В ту пору, в то время был у бедной бабушки-задворенки на краю го́рода любимый внук Ваня.

Увидал раз Иван, как у синего моря на золотом песке Марья-краса — долгая коса хороводы водила, и полюбил её без памяти.

Вдруг весть пришла, что завтра царевне на съеденье к Зме́ю идти.

Встал поутру Иван, говорит бабушке:

— Готовь мне, бабушка, льняную рубашку чистую, пойду я биться со Змеем лютым — или живым не буду, или Марью-царевну освобожу.

Заплакала тут бабушка, приготовила ему льняную рубаху, побежала в огород, принесла жгучей крапивы, стала из жгучей крапивы вторую рубаху плесть. Плетёт рубаху, сама от боли плачет.

— Вот, — говорит, — Ванечка, надень ты эту рубаху. Будет Змей тебя кусать — языки обожжёт.

— Хорошо, — говорит Иван.

Вот на вечерней заре обрядился Иван. Взял острую косу, железную палицу, надел льняную рубаху, сверху крапивную, попрощался с бабушкой и пошёл на гору Буян.

Стои́т на горе́ Буян столетний дуб. У дуба Марья-краса — долгая коса золотой цепью прикована. Увидела она Ивана — заплакала.

— Ты зачем пришёл, добрый мо́лодец? Мой черёд смерть принимать, горячую кровь проливать, а тебе за что пропадать? Прилетит сейчас Змей и тебя сожрёт.

— Не бойся, красна де́вица! Авось не сожрёт — подавится.

Подошёл Иван к царевне, ухватил золотую цепь богатырской рукой, разорвал, как гнилую веревочку. Пото́м лёг на песок, положил голову Марье-красе на колени и говорит:

— Я посплю, царевна, недолгим сном, а ты на море смотри. Только туча взойдёт, ветер зашумит, море всколыхнется, тотчас разбуди меня!

Заснул Иван богатырским сном. А Марья-краса на море смотрит. Вдруг туча надвинулась, ветер зашумел, море всколыхнулось, из синей волны трёхголовый у змей идёт.

Разбудила Марья-царевна Ивана. Только тот на ноги вскочил, а Змей уже́ тут как тут.

— Ты, Иван, зачем пожаловал? Богу молись, с белым светом простись да полезай скорей сам в мою глотку, тебе же легче будет.

— Врёшь, проклятый Змей! Не проглотишь! Подавишься.

Схватил Иван острую косу, размахнулся во всё плечо и скосил у Зме́я все три головы́. Поднял серый камень, собрал три головы́. Языки вырезал, в сумку спрятал, го́ловы под камень положил, туловище в море столкнул, сам на песок упал, заснул богатырским сном. Стои́т Марья-краса — долгая коса ни жива ни мертва. Не знает — плакать или радоваться. Се́ла на песок, подняла голову Ивана, на колени себе положила, шёлковым платком пот вытерла. Вдруг видит: туча надвинулась, ветер зашумел, море всколыхнулось. Лезет из синего моря Змей, на Буян-гору поднимается. Стала царевна Иванушку будить. А Иван спит богатырским сном. Ухватила его царевна за волосы.

— Проснись! Проснись, Иванушка! Наша смерть идёт!

Тут вскочил Иван на ноги. Увидал его шестиглавый Змей, заворчал, зафыркал.

— Жалко мне тебя, добрый мо́лодец! Тебя есть — вкусу в тебе нет. Проглочу тебя разве не разжевывая.

— Ничего, — говорит Иван, — авось подавишься!

Схватил Иван свою острую косу, размахнулся широко рукой, отрубил Зме́ю три головы́. А три головы́ огнём палят, дымом дышат, глаза́ выжигают. Ухватила Марья-краса свою долгую косу, стала золотой косой Зме́я по глазам хлестать. Обернулся Змей в её сторону. Подскочил тут Иван, отрубил Зме́ю оставшиеся три головы́. Языки вырезал, го́ловы под камень спрятал, туловище в море столкнул. Сам упал на крутой берег, уткнулся в золотой песок и заснул богатырским сном.

Подняла Марья-краса его голову, себе на колени положила, шёлковым платочком пот вытерла. Вдруг туча надвинулась, ветер зашумел, море всколыхнулось.

Выходит из моря старший Змей о девяти головах, о девяти хоботах, о девяти хвостах. Каждый хвост в свою сторону бьёт, каждый хобот своим напевом поёт, каждая голова зубами щёлкает.

Испугалась Марья-краса пуще прежнего, стала Ивана будить.

— Вставай, вставай, Иванушка! Старший Змей идёт, нас с тобой сожрёт!

Спит Иван непробудным сном. Плачет над ним царевна, слезами обливается.

— Проснись, проснись, Иванушка! Русский человек смерть лёжа не встречает, перед нею на ногах стои́т!

Тут проснулся Иван, встрепенулся Иван, схватился за косу острую.

Налетел тут на него девятиголовый Змей, закричал, зафыркал.

— И хорош ты, и пригож ты, добрый мо́лодец! Да не быть тебе живому. Съем я тебя, да и с косточками.

— Врёшь, проклятая гадина! Подавишься.

Начали они биться смертным боем. Лес кругом на корню шатается, песок столбом поднимается, по синему морю волны идут. Змей огнём пышет, дымом душит. Иван косой косит. Коса у него в руках докрасна раскалилась. Семь голов Иван отрубил — две одолеть не может. Ухватил его было Змей поперёк, да выплюнул. Крапивная рубашка язык обожгла.

Подбежала тут Марья-царевна, стала Зме́я по глазам косой хлестать.

Обернулся Змей в её сторону, а тут Иван подскочил, две последние го́ловы Зме́ю ссёк. Языки вырезал, го́ловы под камень спрятал, туловище в море столкнул. Пала Марья-царевна Ивану в ноги.

— Спасибо тебе, Иванушка! Меня освободил, всю землю Русскую избавил. Будешь ты моим суженым, батюшке помощником, моей матушке — любимым сынком.

Сняла она с руки золотой перстенёк, Ивану на мизинный палец надела.

А Иванушка на ногах шатается, кровавый пот по лицу бежит. Упал Иван на сырой песок, заснул богатырским сном, — видно, смертно намаялся. Се́ла Марья-царевна около него, сон оберегает, комаров-мух отгоняет.

Ехал мимо царский воевода на белом коне. Сам страшный, голова стручком, руки-ноги граблями. Видит, Марья-царевна сидит, крепким сном Иван спит, под камнем го́ловы валяются. Ухватил он Марью-царевну за косу, посадил её на коня с собой рядом, завёз в густой дремучий лес и давай нож точить.

Спрашивает его Марья-царевна:

— Что ты, добрый человек, делать собираешься?

— Я нож точу, тебя убить хочу!

Заплакала царевна.

— Не режь меня, добрый человек! Я тебе ничего худого не сделала.

— Скажи отцу, что я тебя от смерти избавил, Русскую землю от гадов освободил, посулись, что будешь ты мне верной женой, — тогда помилую.

Ничего не поделаешь, пришлось Марье-царевне согласие дать.

Повёз её воевода во дворец. Привёз к царю, змеиные го́ловы показал.

— Вот, — говорит, — кто тебя от беды избавил!

Обрадовался царь, обнял воеводу.

— Через три дня, — говорит, — честным пирком да за свадебку!

Марья-краса плачет, а слово сказать боится. Только через три дня к вечеру проснулся Иван, видит — один он на Буян-горе, нет рядом Марьи-царевны, нет под серым камнем змеиных голов. Пошёл Иван в город, пришёл к бабушке. Обрадовалась бабушка. Пироги на стол тащит, жаркую баньку топит.

А Иван говорит:

— Пойди-ка, бабушка, в город, послушай, что люди говорят.

Сбегала бабушка в город, послушала, что люди говорят, воротилась назад, рассказывает:

— Идёт по народу молва, что будет сегодня у царя великий пир — честная свадьба. Выдаёт царь Марьюцаревну за воеводу. А ты думал, Иванушка, она за бедняка пойдёт!

Иванушка в бане вымылся, чистую рубаху надел, стал мо́лодец хорош-пригож — лучше не надо! Вечером пошёл во дворец. Там пир идёт. Гости пьют-едят, всякими играми забавляются.

Ходит воевода по горницам, хорохорится.

— Кто вас, хлопцы, от смерти спас? Вы мне теперь слова поперёк не молвите!

Марья-царевна сидит бела, как мел, глаза́ наплаканы.

Взял Иван золотой кубок, налил в него мёду сладкого, опустил в него золотое кольцо, позвал девку-чернавку и говорит:

— Поклонись Марье-царевне, пускай выпьёт до самого дна за того, кто её от смерти спас. Поднесла чернавка кубок Марье-царевне. Выпила Марья-краса до самого дна. Подкатился к её губам золотой перстенёк. Вынула его Марья-царевна, обрадовалась.

— Батюшка, — говорит, — не тот меня от смерти избавил, кто рядом со мной сидит, хорохорится, а тот меня спас, что меж гостями стои́т, кому я этот перстень дала, кого суженым назвала. Выйди сюда, Иванушка!

Вышел Иван на середину горницы. Марья-царевна к нему подошла. Гости разахались, переглядываются. Вскочил воевода, ругается:

— Ах ты, этакой! Людей честных обманывать! Кто Зме́я убил, тот и го́ловы срубил, тот их и во дворец приволок.

А Иван ему в ответ:

— Если ты Зме́я убил, ему го́ловы срубил, скажи, какой в головах изъян?

— Никакого изъяну в головах нет — они целехоньки. Я его не ранил, не колол, с одного разу голову ссёк.

Поднял го́ловы змеиные Иван, пасти раскрыл.

— Вот, — говорит, — какой в головах изъян! Языков то в них нет! Они у меня в сумочке.

Тут Марья-царевна подошла и говорит:

— А вот мой платочек шёлковый. На нём кровь и пот Иванушки.

Тут царь разгневался, приказал воеводу плетьми прогнать, а Ивана обвенчал с Марьей-красой — долгой косой тем же вечером.

Тут и сказке конец, а кто слушал — молоде́ц.