Михаил Владимирович Грулёв

Михаил Владимирович Грулёв (1858–1943) — российский генерал, герой Русско-японской войны, кавалер почётных наград и орденов, блистательный военный аналитик и историк, талантливый журналист и публицист.

Происхождение[править | править код]

Грулёв родился в городке Режице Витебской губернии в бедной многодетной еврейской семье, все помыслы которой были направлены на заботу о куске хлеба. Впоследствии он заметит: «Удивительно, как это все знают хорошо богатства Ротшильда или какого-нибудь Полякова, о которых говорят много, хотя их мало кто видел, но никто…знать не хочет повальной нищеты массового еврейского населения, которая у всех перед глазами».

Он был младшим сыном у родителей — «музинником», как его называли, и, подобно другим еврейским мальчуганам, в семь лет он был отдан в хедер. Там ежедневно, спозаранку дотемна, под водительством бдительного меламеда ученики штудировали иврит, постигали Тору и премудрости Талмуда, нараспев повторяя пройденное. И хотя такое шумное зазубривание, сопровождаемое подзатыльниками учителя, Грулёву не слишком нравилось, он овладел языком своих пращуров настолько, что сочинял на нем вполне складные вирши, а одно из его стихотворений даже опубликовала еврейская газета «Гацфиро» в Вильно.

В 12 лет он поступает в уездное реальное училище в городе Себеже, куда переезжают Грулёвы. Это был по тем временам смелый и даже революционный шаг, ведь Грулёв был единственным иудеем, обучавшимся в этом русском заведении. Причём правительство тогда всемерно поощряло стремление евреев к образованию; достаточно сказать, что Михаил получал немалую стипендию — 60 рублей в год. Овладев русским языком и основами общего образования, он становится запойным книголюбом.

После окончания училища пришлось задуматься: «Что же оставалось предпринять мне, еврею, для которого в нашем городе закрыты были все пути, вне удушливого прозябания в еврейской среде?» Неожиданно он решает посвятить себя военному делу — занятию для иудея отнюдь не типичному. Свой выбор он пояснит так: «Едва ли какую-нибудь роль играли воинственные порывы или славянский патриотизм. Вернее всего — простое любопытство: просто хотелось посмотреть войну».

Военная карьера[править | править код]

Грулёв подает документы для поступления вольноопределяющимся в Царицынский полк, но получает от ворот поворот как лицо иудейского вероисповедания. И хотя в 1878 году Михаила зачислили в Красноярский полк, где он проявляет такую смекалку и рвение, что скоро получает унтер-офицерский чин, все его попытки поступить на учебу неизменно терпят крах по той же самой причине. «Меня изгоняют за вероисповедание, — с горечью пишет он, — скорее, за моих предков, за то, что я родился в еврействе, потому что с тех пор, как я уехал из дома, я ни в чем не соприкасался с еврейским вероисповеданием — забыл про него…»

Наконец он держит экзамены в Варшавское юнкерское училище и, наученный горьким опытом, пытается скрыть вероисповедание. Поначалу все было вроде бы гладко — перед вступительной комиссией предстал исполнительный, дисциплинированный унтер, к тому же прекрасно аттестованный ротным командиром. Экзамены он выдержал превосходно, но когда пришла пора зачисления, тут-то «каинова печать» иудейства снова выплыла наружу. И Грулеву было предложено: или забрать документы и идти восвояси, или креститься. В результате он склонился к последнему.

В еврейской среде подобное отступничество воспринималось как предательство своего народа, веры и собственной семьи. Того, кто самостоятельно принимал крещение, называли «мешумад», т. е. «уничтоженный». Грулёв, однако, пытается если не оправдать, то по крайней мере объяснить свой поступок. Крещение еврея он напрямую связывает с «положением гонимого, поставленного в невозможность сколько-нибудь человеческого существования и вынужденного совершить формальность для перемены религии, чтобы только получить возможность дышать воздухом, буквально: ведь это не везде позволительно было евреям!»

Важно то, что родные не отреклись при этом от Грулёва, и он всегда ощущал себя частью своего народа, «избранного», по его словам, «не для радостей жизни, всем доступных, а для неизбывных гонений и страданий, неведомых и непонятных никакому другому народу в мире». Впоследствии, уже на закате дней, он признается: «Самое важное, что старательно и неусыпно держал всегда под светом моей совести, — это было то, что по мере сил я боролся, пассивно или активно, против несправедливых обвинений и гонений на евреев. Следуя в этих случаях «голосу крови» и велениям сердца, я в то же время видел в такой борьбе сокровенное и разумное служение России, моей Родине, по долгу совести и принятой присяги». Как видно, Михаил Грулёв пытался соединить в своей жизни то, что нынешним националистам-почвенникам кажется несоединимым: беззаветный российский патриотизм и радение и заботу о судьбе евреев.

Будучи юнкером училища, Михаил стал невольным свидетелем еврейского погрома в Варшаве. Потрясённый увиденным, он в сердцах выхватил винтовку и бросился защищать евреев и призывать их к самообороне.

Окончив затем академию Генерального штаба (1888), с 1889 года Грулёв служил в Приамурском и Туркестанском военных округах, совершил ряд поездок в Индию, Китай, Египет, и Японию.

В чине офицера Генерального штаба, был начальником русской торговой экспедиции по реке Сунгари.^[1] В 1895 году был российским военным агентом в Японии. Возглавлял научную экспедицию в Маньчжурию, которая проводила изыскания для постройки КВЖД; рекомендовал место для закладки города Харбина.

Во время русско-японской войны 1904—1905 годов командовал 11-м пехотным Псковским полком, был контужен и за боевые отличия получил ордена св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, св. Владимира 3-й степени, золотое оружие и чин генерал-майора. М. В. Грулёв отличился как командир полка (позже дивизии) в сражениях у реки Шахэ.

По окончании войны, в 1907—1909 годах, был членом военно-исторической комиссии при Главном управлении Генерального штаба по описанию русско-японской войны, принял участие в составлении «Истории русско-японской войны». С 1910 года состоял начальником штаба Брест-Литовской крепости, в 1912 году вышел в отставку в звании генерал-лейтенанта и поселился в Ницце.

О жизни его на чужбине известно немного. Он сотрудничает с газетой «Русская речь» и другими эмигрантскими изданиями.

Среди литературных трудов Грулёва (свыше 20 книг и множество статей), список которых открывается стихотворением на иврите конца 1870-х гг. в газете «Ха-Цфира», имеются статьи о деле Дрейфуса, об убийстве в 1897 г. редактора газеты «Русский Туркестан» Сморгунера казачьим полковником Сташевским, серия статей «Вопросы национальные и вероисповедальные перед лицом войны» («Русский вестник», 1905–1907) и другие статьи, говорящие об интересе автора к положению еврейского народа. В книге «Записки генерала-еврея» (Париж, 1930) Грулёв обличает антисемитизм, выражает любовь и симпатию к «многострадальному еврейскому народу».

В 1930 году издаёт интереснейшую книгу мемуаров «Записки генерала-еврея». «Последние мои думы и слова посвящаю памяти моих незабвенных родителей и многострадальному еврейскому народу», — печатает он на отдельном листе книги и сообщает читателю: «Чистый доход от этого издания жертвуется в пользу Сионизма».

Скончался весной 1943 года.

Подтверждением его истинного места среди русских стратегов стал тот, например, факт, что именно мнение Грулева было принято царём при определении позиции России в связи с англо-бурской войной (дело в том, что Германия в это время активно подталкивала Россию к военному вторжению последней в английские владения на Востоке — Афганистан и Индию). Грулев тогда аргументированно и детально проанализировал последствия этой операции для России и региона в целом.

См. также Евреи в Российской империи.