Русское эмигрантское оборонческое движение

Русское эмигрантское оборонческое движение Политическая партия

Сокращённо:

РЭОД

Страна:

Русское зарубежье

Дата основания:

февраль 1936

Штаб-квартира:

Париж

Идеология:

Сменовеховство, национал-большевизм, евразийство, утвержденчество, оборончество

В феврале 1936 года в Париже инициативная группа эмигрантов заявила о создании новой политической организации — Русского эмигрантского оборонческого движения (РЭОД).

В ее основание легла идея: «Оборонец тот, кто при всех условиях ставит защиту своей родины выше политических разногласий с властью». Были созданы Организационная комиссия (Н. Алексеев, Г. Грехов, В. Лебедев, А. Петров, А. Пилипенко, М. Слоним, Ю. Ширинский) и Ревизионная комиссия (В. Издебский, П. Коротков, В. Яновский).

Появление организации было вызвано уверенностью её основателей в том, что СССР грозит внешняя опасность: «Планы враждебных России держав к началу 1936 года выяснились с совершенной очевидностью. В этих планах Россия рассматривается как объект колониальной политики, необходимый для наций, якобы более достойных и цивилизованных. Более или менее открыто говорится о разделе России… поддерживаются всякие сепаратистские движения, возможные в многонациональной стране в революционный период её жизни».

В РЭОД приняли участие люди с различной политической судьбой. Одни заявляли о своей готовности защищать советскую власть без всяких оговорок. Другие заранее предупреждали, что только временно, «пока отечество в опасности», они откладывают свои претензии к большевистскому режиму, намереваясь потом предъявить их снова.

Мировоззрение РЭОД базировалось прежде всего на концепциях сменовеховства, национал-большевизма, евразийства и утвержденчества, созданных в эмиграции.

Идеологом сменовеховства был Н.В, Устрялов, который считал, что «с Россией все ясно, только бы она была мощна, велика, страшна врагам. Остальное приложится». Победа Красной армии в Гражданской войне, продемонстрировавшая её военное превосходство над белыми, стала для Устрялова достаточным основанием для того, чтобы не только примириться с большевизмом, но и признать его национальной русской властью. Свой уровень мышления Устрялов ярче всего продемонстрировал в 1925 году в статье «Памяти В. И. Ленина»:

«Он был… глубочайшим выразителем русской стихии в ее основных чертах. Он был, несомненно, русским с головы до ног. И самый облик его — причудливая смесь Сократа с чуть косоватыми глазами и характерными скулами монгола — подлинно русский, „евразийский“. Много таких лиц на Руси, в настоящем, именно „евразийском“ русском народе:

— Ильич… А стиль его речей, статей, „словечек“?

О, тут нет ни грана французского пафоса, столь „классически революционного“. Тут русский дух, тут Русью пахнет… Пройдут годы, сменится нынешнее поколение, и затихнут горькие обиды, страшные личные удары… и „наступит история“. И тогда все навсегда и окончательно поймут, что Ленин — наш, что Ленин — подлинный сын России, её национальный герой — рядом с Дмитрием Донским, Петром Великим, Пушкиным и Толстым…»

Взгляды Устрялова легли в основу ещё одного течения в эмиграции — национал-большевизма, мало отличавшегося от сменовеховства, что не мешало разработчикам каждого из направлений конфликтовать между собой.

Одним из главных идеологов РЭОД был Н. Н. Алексеев, бывший профессор юридического факультета Московского университета и член Всероссийского земского союза. Во время пребывания в Берлине в 1918 году Алексеев сделал вывод, во многом определивший его мировоззрение: большевизм нельзя свергнуть при помощи иностранной интервенции. Своей задачей на том историческом этапе он считал участие в формировании белых армий. В 1920-х годах, находясь в эмиграции, Алексеев стал одним из разработчиков евразийской теории. В книге «На путях к будущей России (Советский строй и его политические возможности)», вышедшей в 1927 году, он выдвинул концепцию «идеократического государства»: оно должно взять на себя организацию всей жизни общества, и прежде всего народного хозяйства, на смену классовым организациям должны прийти организации «государственно-идеологические».

Идейную основу евразийства образовали несколько идеологем, в частности резко критическое отношение к романо-германскому Западу. Евразийцы считали, что русская революция была, с одной стороны, катастрофическим завершением «гибельного процесса европеизации страны», с другой же — началом «благодетельного поворота России к Востоку». Эта концепция, разрабатывавшаяся в 1920-х годах, во многом определила позиции оборонцев в середине 1930-х годов.

Другой видный идеолог РЭОД — князь Ю. А. Ширинский-Шихматов, был до революции офицером-кавалергардом и военным летчиком, в эмиграции — шофером такси. В 1920-х годах он стал инициатором создания Союза российских национал-максималистов, на свои деньги издавал журнал «Утверждения», вокруг которого объединились несколько идейно близких групп.

Утвержденцы критиковали капиталистическое общество и мечтали о создании общества «социальной правды и подлинной демократии». Утвержденцы, главным идеологом которых стал Ширинский-Шихматов, в отличие от сменовеховцев и евразийцев, не только не принимали правящий коммунистический режим в России, но и призывали к борьбе с ним, хотя и совершенно иными методами, чем РОВС, они отвергали интервенцию.

Писатели и литературоведы M.Л. Слоним и В. И. Лебедев представляли левоэсеровское направление в РЭОД. Они были делегатами съезда бывших членов Учредительного собрания, который проходил в Париже в 1921 году. Там они проявили свою приверженность левой идеологии, что стало одной из причин произошедшего на съезде раскола. Лебедев ещё в 1919 году был в числе тех, кто считал поддержку адмирала А. В. Колчака преступлением против России. Он утверждал, что большевизм должен быть изжит путем внутренней эволюции, которой и нужно содействовать.

В № 1 газеты «Оборонческое движение», вышедшем в Париже в мае 1936 года, говорилось, что РЭОД — «не продукт сговора нескольких лидеров более или менее фиктивных политических организаций. Это ответ нескольких человек, принадлежащих разным направлениям, на настойчивое низовое требование беспартийной эмигрантской массы». В качестве первой предпосылки оборончества Ширинский-Шихматов назвал стремление эмигрантов выразить сочувствие «происходящей в России национальной революции» (он, однако, не объяснял, что подразумевает под этим термином). Надежды на перерождение большевиков периодически проявлялись в эмиграции и способствовали добровольному возвращению эмигрантов в СССР. Первая, бытовая и сменовеховская волна реэмиграции была связана с нэпом и порожденными им надеждами на эволюцию большевизма. Новая, очень небольшая по численности группа вернулась на родину в конце 1930-х годов, что было вызвано в том числе и частичной реабилитацией российского национального самосознания в Советском Союзе. П. Н. Милюков в те годы даже высказывал предположение, что чистки в рядах ВКП (б) и судебные процессы над представителями «ленинской гвардии» Сталин осуществляет для того, чтобы избавиться от «засилья левых».

Возможно, что именно эти процессы, характерные для СССР второй половины 1930-х годов, Ширинский называл «национальной революцией». Словосочетание это часто появлялось на страницах эмигрантских газет разной политической ориентации, и смысл в него вкладывался разный. Солидаристы из НТС считали бы «национальной революцией» свержение Сталина, а не его собственную внутреннюю политику.

Ещё одной важной предпосылкой эмигрантского оборончества Ширинский-Шихматов считал «естественную патриотическую тревогу», которая тем сильней у эмигранта, чем больше он ощущает в нынешнем «эволюционирующем СССР — вечную Россию, свою страну, свое отечество». Он отмечал наметившуюся среди эмигрантов тенденцию отмежеваться от реставраторов, от тех, кто готов идти против большевиков «хоть с чертом». Белое движение он характеризовал как трагическую ошибку («пусть — из лучших побуждений»). Он утверждал: «Генеральная линия российской истории проходила через Москву, а не через Омск, Архангельск и Севастополь». Возможно, он тем самым стремился исторически оправдать победу большевизма.

В любом случае Ширинский-Шихматов не призывал эмигрантов идти каяться в полпредство СССР или записываться в «возвращенцы». Он заявлял: «Служить России он („среднестатистический эмигрант“ — Ю. Ц.) хочет, оставаясь таким, каков он есть, с теми убеждениями, которые ему присущи… Сочувствие России… не совпадает с признанием марксовой доктрины».

Появление РЭОД вызвало мощную ответную реакцию на страницах зарубежной печати: эмигрантские политические группировки были вынуждены заняться организованным обсуждением вопросов, поднятых РЭОД. В ходе обсуждения была подготовлена почва для совместных действий различных организаций и лиц, разделяющих основные идеи оборончества в духе РЭОД.

Одной из своих главных задач организаторы РЭОД считали борьбу с «пораженчеством любого толка», категорически отказывая своим оппонентам в каком-либо другом понимании патриотизма, кроме как защита страны во время войны с внешним врагом, независимо от существующего в ней политического строя: «Во имя борьбы с существующим в России правительством некоторые круги эмиграции открыто солидаризируются с… вражескими планами, надеясь ценою раздробления родины купить себе возможность возврата в нее и захвата в ней государственной власти».

Между тем авторитетные лидеры правого крыла эмиграции, принципиально остававшиеся на позициях «Единой и Неделимой России», но желавшие сталинскому СССР поражения, заявляли о своем отказе от всяких имущественных и властных притязаний после свержения большевизма в России. Как уже отмечалось, эти идеи были приняты как руководство к действию Российским зарубежным съездом 1926 года. Они базировались на принципах, провозглашенных политическим лидером эмиграции великим князем Николаем Николаевичем и председателем РОВС П. Н. Врангелем. Приверженность этим идеям неоднократно подтверждалась и в начале 1940-х годов. Однако это очевидное обстоятельство основателями РЭОД игнорировалось.

В то же время, хорошо представляя себе психологические типы эмигрантов, для которых были характерны пораженческие настроения, идеологи РЭОД пытались перетянуть их на свою сторону. Так, Марк Слоним стремился убедить тех, кто считал Россию погибшей, в том, что революция — это не только крушение старого уклада жизни, но и рождение нового. Других, которые, по его оценке, перенесли свою ненависть к большевизму на весь народ, он упрекал в потере эмоциональной связи с народом.

Особое значение основатели РЭОД придавали разоблачению расовой теории германских нацистов. Н. Н. Алексеев писал, что некоторые эмигранты «не отдают в ней никакого отчета и потому считают немцев своими друзьями и возможными освободителями России». Свою статью, опубликованную в № 1 газеты «Оборонческое движение», он проиллюстрировал цитатами из Гитлера, Розенберга, Франка, передовиц нацистской печати и книги Гауха «Новые основы учения о расах».

В том же номере отдельно была приведена большая подборка высказываний вождей Третьего рейха о «превосходстве германской нации» над всеми другими, в том числе и над русской. Алексеев заканчивает свою статью следующим утверждением: «Благородное человечество» обязано германскому духу созданием ещё другой теории, применение которой стоило также немало крови — теории борьбы классов. Но эта последняя учит о «последнем освобождении» всех людей через «класс-Мессию» — международный пролетариат. В основах своих теория борьбы классов гуманистична, тогда как теория борьбы рас — явно бесчеловечна. Она зовет не к «последнему освобождению», но к «последнему угнетению», как идеалу… И бороться с марксизмом силой национал-социализма — не значит ли это просто — «из огня да в полымя»?

Участники РЭОД уделяли много внимания Дальнему Востоку: положению российских эмигрантов в Маньчжурии, агрессивным планам Японии и безопасности дальневосточных границ СССР. Поэтому одним из главных объектов критики РЭОД избрало Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии (БРЭМ). Инициатива создания бюро исходила от командования Квантунской армии, цель которого состояла в том, чтобы таким образом облегчить себе проникновение на территорию советского Дальнего Востока. С русской стороны вдохновителем создания бюро был атаман Г. М. Семенов, который использовал его для преследования эмигрантов, несогласных с его взглядами и действиями. Жертвами преследования становились не только либерально настроенные эмигранты, но и представители правых кругов. По этим вопросам основатели РЭОД неоднократно направляли телеграммы Генеральному секретарю Лиги Наций Авенолю и председателю международного офиса Нансена для беженцев Гансону: они просили защитить своих соотечественников, проживающих на Дальнем Востоке, от преследования со стороны Бюро по делам русских эмигрантов в Маньчжурии.

Идеологам РЭОД приходилось и самим отвечать на критику, исходившую в том числе и из лагеря, который они считали близким по духу. П. Н. Милюков в своей газете «Последние новости» обвинял организаторов движения в том, что они присвоили себе название того явления, которое существовало в эмиграции уже давно и независимо от них. Ему возражали, что главным является единение оборонческих сил, а не выяснение того, кто был провозвестником идеи.

Одним из важнейших для РЭОД был вопрос: «Станет ли Красная армия защищать Россию?» Ответ давался только положительный. При этом утверждалось следующее: «Да, народы Союза будут защищать свою страну. И не только территорию, посевы и недра, леса и реки: они будут защищать землю, родившую Революцию, освободившую их от векового рабства царю и помещикам; Революцию, вернувшую им человеческое достоинство».

Подобные утверждения дали основание А. И. Деникину обвинить РЭОД в том, что оно черпает свою идеологию «на улице Гренель», где находилось советское посольство.

Вступление в ряды РЭОД зачастую становилось результатом неадекватной оценки событий, происходящих в СССР. Так, донской казак Александр Семенченков писал: «Советское правительство, после семнадцатилетнего расказачивания казачьих областей, всенародно объявило о восстановлении казачества». Заявляя о начале «новой эпохи» для родных ему краев, он сообщал о возобновлении ношения казачьей формы в СССР и о том, что иногородним якобы предложено «в циркулярном порядке её надеть». Из этого он делал вывод, что с вековой враждой казаков и иногородних покончено навсегда. Попутно он критиковал казаков-националистов, отстаивавших идею создания независимого государство Казакия на юго-востоке России после ликвидации СССР.

Но чаще участие в РЭОД становилось следствием перипетий эмигрантского существования. Так, Г. А. Грехов выступил со статьей в жанре открытого письма. Этот чрезвычайно эмоциональный документ свидетельствует прежде всего о разочаровании рядового участника Белого движения в руководителях военных организаций российского зарубежья: «Многолетние скитанья, „собачья жизнь“, борьба за кусок хлеба и за право этот кусок хлеба заработать, бездеятельность и пустословие „вождей“ заставили нас задуматься и посмотреть в будущее уже не чужими, а своими собственными глазами… Началась внутренняя вражда, и доброволец 1917 года перестал узнавать добровольца 1936 года».

Приход людей, подобных Грехову, в лагерь оборонцев, равно как и противоположное стремление других связать с Гитлером надежду на долгожданный «весенний поход», было следствием одного и того же: глубокого психологического надлома, охватившего российское зарубежье вообще и военную эмиграцию в частности во второй половине 1930-х годов.

Другим генератором идей советского оборончества были издававшиеся в Париже в 1930-х годах сборники статей «Проблемы». Об истинных планах Гитлера в отношении России авторы сборников начали писать ещё задолго до начала Второй мировой войны. Особое опасение у них вызывали планы раздела страны. Редакция «Проблем» считала существование СССР в его границах «совершенно необходимым для народов, населяющих Россию, и для прогресса всего человечества…».