Серебряное блюдечко и наливное яблочко

Жили-были старик со старухой. У них было три дочери. Две нарядницы, затейницы, а третья молчаливая скромница. У старших дочерей сарафаны пёстрые, каблуки точёные, бусы золочёные. А у Машеньки сарафан тёмненький, да глазки светленькие. Вся краса у Маши — русая коса, до земли падает, цветы задевает. Старшие сёстры — белоручки, ленивицы, а Машенька с утра до вечера всё с работой: и до́ма, и в поле, и в огороде. И грядки полет, и лучину колет, коровушек доит, уточек кормит. Кто что спросит, всё Маша приносит, никому не молвит слова, всё сделать готова.

Старшие сёстры ею помыкают, за себя работать заставляют. А Маша молчит.

Так и жили. Вот раз собрался мужик везти сено на ярмарку. Обещает дочерям гостинцев купить. Одна дочь просит:

— Купи мне, батюшка, шёлку на сарафан. Другая дочь просит:

— А мне купи алого бархату.

А Маша молчит. Жаль стало её старику:

— А тебе что купить, Машенька?

— А мне купи, родимый батюшка, наливное яблочко да серебряное блюдечко.

Засмеялись сёстры, за бока ухватились.

— Ай да Маша, ай да дурочка! Да у нас яблок полный сад, любое бери, да на что тебе блюдечко? Утят кормить?

— Нет, сестрички. Стану я катать яблочко по блюдечку да заветные слова приговаривать. Меня им старушка обучила за то, что я ей калач подала.

— Ладно, — говорит мужик, — нечего над сестрой смеяться! Каждой по сердцу подарок куплю.

Близко ли, далеко ли, мало ли, долго ли был он на ярмарке, сено продал, гостинцев купил. Одной дочери привёз шёлку синего, другой бархату алого, а Машеньке серебряное блюдечко да наливное яблочко. Сёстры рады-радёшеньки. Стали сарафаны шить да над Машенькой посмеиваться:

— Сиди со своим яблочком, дурочка...

Машенька се́ла в уголок горницы, покатила наливное яблочко по серебряному блюдечку, поёт-приговаривает:

— Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне и города́ и поля, покажи мне леса, и моря, покажи мне гор высоту и небес красоту, всю родимую Русь-матушку.

Вдруг раздался звон серебряный. Вся горница светом залилась: покатилось яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все города́ видны, все луга видны, и полки на полях, и корабли на морях, и гор высота, и небес красота: ясно солнышко за светлым месяцем катится, звёзды в хоровод собираются, лебеди на заводях песни поют. Загляделись сёстры, а самих зависть берёт. Стали думать и гадать, как выманить у Машеньки блюдечко с яблочком. Ничего Маша не хочет, ничего не берёт, каждый вечер с блюдечком забавляется. Стали её сёстры в лес заманивать:

— Душенька-сестрица, в лес по ягоды пойдём, матушке с батюшкой землянички принесём.

Пошли сёстры в лес. Нигде ягод нету, землянички не видать. Вынула Маша блюдечко, покатила яблочко, стала петь-приговаривать:

— Катись, яблочко, по блюдечку, наливное по серебряному, покажи, где земляника растёт, покажи, где цвет лазоревый цветёт.

Вдруг раздался звон серебряный, покатилось яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все лесные места видны. Где земляника растёт, где цвет лазоревый цветёт, где грибы прячутся, где ключи бьют, где на заводях лебеди поют. Как увидели это злые сёстры — помутилось у них в глазах от зависти. Схватили они палку суковатую, убили Машеньку, под берёзкой закопали, блюдечко с яблочком себе взяли. Домой пришли только к вечеру. Полные кузовки грибов-ягод принесли, отцу с матерью говорят:

— Машенька от нас убежала. Мы весь лес обошли — её не нашли; видно, волки в чаще съели.

Говорит им отец:

— Покатите яблочко по блюдечку, может, яблочко покажет, где наша Машенька.

Помёртвели сёстры, да надо слушаться. Покатили яблочко по блюдечку — не играет блюдечко, не катится яблочко, не видно на блюдечке ни лесов, ни полей, ни гор высоты, ни небес красоты.

В ту пору, в то времечко искал пастушок в лесу овечку, видит — белая берёзонька стои́т, под берёзкой бугорок нарыт, а кругом цветы цветут лазоревые. Посреди цветов тростник растёт.

Пастушок молодой срезал тростинку, сделал дудочку. Не успел дудочку к губам поднести, а дудочка сама играет, выговаривает:

— Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая, потешай ты молодого пастушка. Меня, бедную, загубили, молодую убили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко.

Испугался пастушок, побежал в деревню, людям рассказал.

Собрался народ, ахает. Прибежал тут и Машенькин отец. Только он дудочку в руки взял, дудочка уж сама поёт-приговаривает:

— Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая, потешай родимого батюшку. Меня, бедную, загубили, молодую убили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко.

Заплакал отец:

— Веди нас, пастушок молодой, туда, где ты дудочку срезал.

Привёл их пастушок в лесок на бугорок. Под берёзкой цветы лазоревые, на берёзке птички-синички песни поют.

Разрыли бугорок, а там Машенька лежит. Мёртвая, да краше живой: на щеках румянец горит, будто девушка спит.

А дудочка играет-приговаривает:

— Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая. Меня сёстры в лес заманили, меня, бедную, загубили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко. Играй, играй, дудочка, играй тростниковая. Достань, батюшка, хрустальной воды́ из колодца царского.

Две сестры-завистницы затряслись, побелели, на колени пали, в вине признались.

Заперли их под железные замки́ до царского указа, высокого повеленья.

А старик в путь собрался, в город царский за живой водой.

Скоро ли, долго ля — пришёл он в тот город, ко дворцу пришёл.

Тут с крыльца золотого царь сходит. Старик ему земно кланяется, всё ему рассказывает.

Говорит ему царь:

— Возьми, старик, из моего царского колодца живой воды́. А когда дочь оживёт, представь её нам с блюдечком, с яблочком, с лиходейками-сёстрами.

Старик радуется, в землю кланяется, домой везёт скляницу с живой водой.

Лишь спрыснул он Марьюшку живой водой, тотчас стала она живой, припала голубкой на шею отца. Люди сбежались, порадовались. Поехал старик с дочерьми в город. Привёли его в дворцовые палаты.

Вышел царь. Взглянул на Марьюшку. Стои́т девушка, как весенний цвет, очи — солнечный свет, по лицу — заря, по щекам слёзы катятся, будто жемчуг, падают.

Спрашивает царь у Марьюшки:

— Где твоё блюдечко, наливное яблочко?

Взяла Марьюшка блюдечко с яблочком, покатила яблочко по блюдечку, наливное по серебряному. Вдруг раздался звон-перезвон, а на блюдечке один за одним города́ русские выставляются, в них полки собираются со знамёнами, в боевой строй становятся, воеводы перед строями, го́ловы перед взводами, десятники перед десятками. И пальба, и стрельба, дым облако свил — всё из глаз сокрыл.

Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному. А на блюдечке море волнуется, корабли, словно лебеди, плавают, флаги развеваются, пушки палят. И стрельба, и пальба, дым облако свил — всё из глаз сокрыл.

Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке всё небо красуется; ясно солнышко за светлым месяцем катится, звёзды в хоровод собираются, лебеди в облаке песни поют.

Царь на чудеса удивляется, а красавица слезами заливается, говорит царю:

— Возьми моё наливное яблочко, серебряное блюдечко, только помилуй сестёр моих, не губи их за меня.

Поднял её царь и говорит:

— Блюдечко твоё серебряное, ну а сердце — золотое. Хочешь ли быть мне дорого́й женой, царству доброй царицей? А сестёр твоих ради просьбы твоей я помилую.

И устроили они пир на весь мир: так играли, что звёзды с неба пали; так танцевали, что полы поломали. Вот и всё...