Современники о И.В. Сталине

Зарубежные

Французский писатель А. Барбюс: «Ленинизм, — пишет Сталин, — есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции». Мануильский на своём безукоризненном французском языке называет это определение «лаконическим и чеканным». Ленинизм есть точный ответ марксизма на вопросы нашей эпохи. Ленин никогда ничего не менял в великом основном социалистическом кредо, сформулированном в Манифесте 1848 года. Ленин и Маркс — это две великих концентрических фигуры, действовавших в орбите, очерченной старшим из них. Творческий гений Ленина выразился в воплощении социалистической теории в революцию (а затем в революционный порядок).

Всякая реалистическая теория гибка, ибо она развивается в соответствии с жизнью. Но гибка она не в основании, а в вершине, не в принципах (которые по существу представляют собою высший синтез действительности), а в их применении к обстоятельствам. Строжайшее проведение этих принципов, защита их от малейших попыток ревизии всегда было и остаётся одной из тех целей, к которым Сталин стремится с наибольшим упорством, с наибольшим ожесточением..

"Личность Сталина пользовалась неоспоримым авторитетом не только среди друзей, но и среди своих политических врагов. Один из корреспондентов Троцкого в России так описывал настроения бывших членов разбитых "оппозиций": "Они все говорят о ненависти к Сталину. Но часто добавляют: "Если бы не он ... всё бы развалилось на части. Именно он держит всё вместе".

В 1939 г. журналисты американского журнала «Time» писали о И.В. Сталине «Этот сын сапожника и прачки – настоящий самородок. У него выдающиеся интеллектуальные способности. Он цитирует целые параграфы из Библии и трудов Бисмарка, читает Платона в оригинале, сам пишет свои речи и статьи. Причём стиль его одновременно отличается чёткостью и утончённостью».

Любопытно, как менялось отношение Рузвельта лично к Сталину. Американские власти знали о его социальном происхождении, поэтому выходцы из аристократичных семей в Белом доме не воспринимали советского лидера как равного. Тем не менее, Рузвельт не относился к нему резко негативно, скорее - снисходительно. Известна реакция президента США на реплику одного из советников, считавшего, что Сталин - это бандит, и не стоит вести с ним дела как с джентльменом: "Нет, мы именно будем вести себя с ним как с джентльменом, и он должен постепенно перестать быть бандитом".

Всё изменила личная встреча Рузвельта и Сталина на конференции в Тегеране в конце 1943 г. "Этот человек умеет действовать. У него цель всегда перед глазами. Работать с ним - одно удовольствие. Никаких околичностей. У него густой низкий голос, он говорит не спеша, кажется очень уверенным в себе, нетороплив - в общем, производит сильное впечатление", - приводит мнение Рузвельта его сын Эллиот в книге "Его глазами".

«Могу сказать, что я „великолепно поладил" с маршалом Сталиным. Это человек, в котором огромная, не знающая устали решимость сочетается с добрым в своей основе нравом. Я полагаю, что Сталин воистину воплощает в себе душу и сердце России; и ещё я полагаю, что мы великолепнейшим образом найдём общий язык и с ним, и с народом России — самым что ни на есть великолепнейшим образом». (Франклин Рузвельт)..

Вскоре после Ялтинской Конференции Ф.Д. Рузвельт давал следующую характеристику И.В. Сталину на заседании кабинета: «В нём есть что-то ещё, кроме революционного большевизма». Эти особые качества в И.В. Сталине он усматривал и в том, что тот первоначально, в детстве, готовился пойти по священнической стезе. «Я думаю, что его личность впитала в себя нечто, присущее поведению джентльмена-христианина»..

Сталин — удивительная личность. Он наделён необыкновенными способностями и разумом, а также умением схватывать суть практических вопросов. Он один из тех лидеров, наряду с Рузвельтом и Черчиллем, на плечи которых ложится такая ответственность, какой не будет знать ни один человек в ближайшие 500 лет" (К. Хэлл, государственный секретарь США в 1933‒1944 гг.).

"За годы Второй мировой войны между Рузвельтом и Сталиным сложились отношения взаимного уважения и партнёрства, о чём в немалой степени свидетельствуют обширная переписка и личные контакты в Тегеране и Ялте. Известно послевоенное высказывание вдовы американского президента Элеоноры о том, что "Сталин нравился Рузвельту" (Кошкин А.А. Японский козырь Сталина. От Цусимы до Хиросимы. М.: Вече. 2012. 480 с.: ил. Тираж 2000 экз. (Военные тайны ХХ века). ISBN 978-5-9533-6267-2.

«Сталин был первым среди равных в союзнической коалиции. Послевоенная внутренняя и внешняя политика сталинского государства обусловлена прежде всего стремлением Сталина укрепить державный статус России, обеспечить её глобальные интересы…» (Генералиссимус Китая Чан Кайши).

Портрет И.В. Сталина. Художник Фельдбио. 1944 г. Сост. В.П. Долматов. Сталин. Судьба и эпоха в фотографиях и документах. М.:ИД "Достоинство", 2011. С. 124;[[1]]; РГАСПИ. Ф.558. Оп.11.Д.1678.Л.11.

Министр иностранных дел Великобритании Э. Иден: "Сталин изначально произвёл на меня впечатление своим дарованием, и моё мнение не изменилось. Его личность говорила сама за себя, и её оценка не требовала преувеличений. Ему были присущи хорошие естественные манеры, видимо, грузинского происхождения. Я знаю, что он был безжалостен, но уважаю его ум и даже отношусь к нему с симпатией, истоки которой так и не смог до конца себе объяснить. Вероятно, это было следствием прагматизма Сталина. Быстро забывалось, что ты разговариваешь с партийным деятелем... Я всегда встречал в нём собеседника интересного, мрачноватого и строгого, чему часто обязывали обсуждавшиеся вопросы. Я не знал человека, который бы так владел собой на совещаниях. Сталин был прекрасно осведомлён по всем его касающимся вопросам, предусмотрителен и оперативен... За всем этим, без сомнения, стояла сила.".

"Сталин обладает глубокими знаниями, фантастической способностью вникать в детали, живостью ума и поразительно тонким пониманием человеческого характера. Я нашёл, что он лучше информирован, чем Рузвельт, более реалистичен, чем Черчилль, и, в определённом смысле, наиболее эффективный из военных лидеров". (А. Гарриман, посол США в СССР)

И.В. Сталин и А. Гарриман во время работы Крымской конференции. Февраль 1945 г.

Немецкий генерал К. Типпельскирх писал: «Сталин смог оснастить свои новые армии гораздо лучше, чем оснащались до того времени русские войска. Вновь созданная по ту сторону Урала или перебазированная туда военная промышленность работала теперь на полную мощность и позволяла обеспечить армию достаточным количеством артиллерии, танков и боеприпасов».

Отечественные

Мария Сванидзе, родственница И.В. Сталина по его первой жене Екатерине Сванидзе писала о своих впечатлениях о И.В. Сталине в быту, в атмосфере семьи: "Обедали. Мы присоединились. Очень оживлённо говорили. И.(Иосиф Сталин) был в хорошем настроении, кормил Светлану. Сейчас же открыли "Абрау" и начались тосты. Заговорили о метро. Светлана выразила желание прокатиться и мы тут же условились - я, Женя, она и няня проехаться. Л. М. (Каганович) заказал нам 10 билетов и для большего спокойствия поручил своему чиновнику нас сопровождать. Прошло 1/2 ч., мы пошли одеваться и вдруг поднялась суматоха - И. решил внезапно тоже прокатиться. Вызвали т. Молотова - он подошёл, когда мы уже садились в машины. Все страшно волновались, шептались об опасности такой поездки без подготовки. Лазарь Моисеевич волновался больше всех, побледнел и шептал нам, что уже не рад, что организовал это для нас, если б он знал и пр.

Каганович старался оттянуть поездку до полуночи, когда метро закроется для публики, но Сталин настоял на немедленном отъезде. Доехали от Кремля до Крымской площади (станция "Парк культуры"), спустились на эскалаторе вниз и стали ждать на платформе. Ждали минут двадцать, так как поезда ходили ещё с большими интервалами, это были пробные рейсы. Появление Сталина вызвало у руководства метрополитена настоящий шок, подъехали охранники, стали делаться попытки освободить на соседней станции состав. Публика же узнала вождя и стала громко выкрикивать приветствия.

М. Сванидзе пишет: "И. стал выражать нетерпение". Он понял, что его затея незаметно прокатиться провалилась. Тем временем прибыл переполненный состав и, пока охрана освобождала первый вагон, народ кричал "ура" и размахивал руками. Наконец поехали. На следующей станции, "Охотный Ряд", вышли, осмотрели роскошество мраморного вокзала, подобного древнегреческому храму, и эскалатор. Толпа кричала ещё задорнее. "Нас всех разъединили, - пишет М. Сванидзе, - и меня чуть не удушили у одной из колонн. Восторг и овации переходили всякие человеческие меры. Хорошо, что к тому времени уже собралась милиция и охрана". (Из её описания вырисовывается действительно опасная ситуация: "Я ничего не видела, а только мечтала, чтоб добраться до дому. Вася волновался больше всех". Четырнадцатилетний подросток острее взрослых почувствовал своё бессилие перед человеческим потоком).

"И. был весел, обо всём расспрашивал откуда-то появившегося начальника стройки метро. Пошучивал относительно задержки пуска эксплуатации метро и неполного освоения техники движения". Более того, он вышел и на следующей станции, потом - поехал до Сокольников и обратно, хотя в Сокольниках всех ждали машины. На Смоленской площади поднялись на поверхность. Машины ещё не успели сюда доехать, моросил дождь. Всей гурьбой пошли пешком по Арбату. Здесь к ним подъехала первая машина из особого гаража. Сталин отдал её женщинам и детям..

Все кончилось благополучно, если не считать рыданий вернувшегося домой Василия. А женщины выпили для успокоения валериановых капель и долго не могли уснуть, обсуждая увиденное.

Вот, что говорил о деятельности Сталина как Верховного Главнокомандующего в своей знаменитой книге "Дело всей жизни" Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский: "Сталин прочно вошёл в военную историю. Его несомненная заслуга в том, что под его непосредственным руководством как Верховного Главнокомандующего Советские Вооружённые Силы выстояли в оборонительных кампаниях и блестяще провели все наступательные операции. Но он, насколько я мог его наблюдать, никогда не говорил о своих заслугах. И наград у него имелось меньше, чем у командующих фронтами и армиями". «О Сталине как о военном руководителе в годы войны необходимо написать правду. Он не был военным человеком, но он обладал гениальным умом. Он умел глубоко проникать в сущность дела и подсказывать военные решения».

"Сталин обладал очень сложной и своеобразной чертой характера. Её приходилось редко видеть у других лиц. Иногда при хороших делах, при удачном развитии событий его настроение было прямо противоположно происходящему: он был замкнут, суров, резок, требователен. А когда на горизонте сгущались тучки, когда события оборачивались неприятностями, - он был настроен оптимистически. Именно такое настроение у Сталина было в первый период войны, когда наша армия отступала, один за другим переходили в руки врага города, а Сталин был выдержан, невозмутим, проявляя большую терпимость, как будто события развиваются спокойно и безоблачно. Чем это можно объяснить? Очевидно, тем, что если бы Сталин стал демонстрировать пессимизм или какое-то уныние, то это удручающе подействовало бы на других, внесло бы растерянность. Его сила была в положительном влиянии на окружающих, в безусловном доверии, которое он вселял, в твёрдости его характера. Он проявлял непререкаемую волю в делах, заставлял людей верить в свой талант, мудрость, силу, вселяя в них энтузиазм и пафос борьбы.

Кто имел счастье работать в непосредственной близости к Сталину, видел, что он смело брал на себя ответственность за принятие тех или иных решений, за действия на фронте и в тылу.

Внешне он был спокойный, уравновешенный человек, неторопливый в движении, медленный в словах и действиях. Но внутри вся его натура кипела, бурлила, клокотала. Он стойко, мужественно переносил неудачи и с новой энергией, с беззаветным мужеством работал на своём трудном и ответственном посту.

Сколько бессонных ночей, сколько часов сверхнапряжённой работы должен был потратить этот человек, чтобы через какие-нибудь шесть месяцев после победоносного наступления врага, остановить его и погнать назад".(Управляющий делами Совета Народных комиссаров Союза ССР Я.Е. Чадаев).

«Если Сталин был чем-либо недоволен, а в войну, особенно в её начале, поводов для этого имелось много, он мог резко и несправедливо отругать. Но в ходе войны он заметно изменился. К нам, работникам Генштаба и главных управлений Наркомата обороны, командующим фронтами, стал относиться сдержаннее, спокойнее, даже тогда, когда на фронте что-то случалось неладное. Встречаться с ним стало гораздо проще, чем раньше. Видимо, война, её повороты, наши неудачи и успехи оказали влияние на характер Сталина».

«...Хорошие отношения были у меня с Н.С. Хрущёвым и в первые послевоенные годы. Но они резко изменились после того, как не поддержал его высказывания о том, что И.В. Сталин не разбирался в оперативно-стратегических вопросах и неквалифицированно руководил действиями войск как Верховный Главнокомандующий. Я до сих пор не могу понять, как он мог это утверждать. Будучи членом Политбюро ЦК партии и членом военного совета ряда фронтов, Н.С. Хрущёв не мог не знать, как был высок авторитет Ставки и Сталина в вопросах ведения военных действий. Он так же не мог не знать, что командующие фронтами и армиями с большим уважением относились к Ставке, Сталину и ценили их за исключительную компетентность руководства вооружённой борьбой... По моему глубокому убеждению, И.В. Сталин... являлся самой сильной и колоритной фигурой стратегического командования. Он успешно осуществлял руководство фронтами и был способен оказывать значительное влияние на руководящих политических и военных деятелей союзных стран по войне. Работать с ним было интересно и вместе с тем неимоверно трудно, особенно в первый период войны. Он остался в моей памяти суровым, волевым военным руководителем, вместе с тем не лишённым и личного обаяния. И.В. Сталин обладал не только огромным природным умом, но и удивительно большими познаниями. Его способность аналитически мыслить приходилось наблюдать во время заседаний Политбюро ЦК партии, Государственного Комитета Обороны и при постоянной работе в Ставке. Он неторопливо, чуть сутулясь, прохаживается, внимательно слушает выступающих, иногда задает вопросы, подаёт реплики. А когда кончится обсуждение, чётко сформулирует выводы, подведёт итог. Его заключения являлись немногословными, но глубокими по содержанию и, как правило, ложились в основу постановлений ЦК партии или ГКО, а также директив или приказов Верховного Главнокомандующего».

Маршал СССР К.С. Москаленко: «Когда Николай Фёдорович (Ватутин) рассказал нам о своей беседе с Верховным, я не смог скрыть удивления по поводу той тщательности, с которой Ставка анализировала боевые действия, и у меня невольно вырвалось: «По каким же картам следит Верховный за нашими действиями, если видит больше и глубже нас?». Николай Федорович улыбнулся: «По двух- и пятисоттысячным за фронтом и по стотысячным за каждой армией. Главное же, на то он и Верховный, чтобы подсказывать нам, поправлять наши ошибки...».

Маршал СССР И.Х. Баграмян: «Зная огромные полномочия и поистине железную властность Сталина, я был изумлён его манерой руководить. Он мог кратко скомандовать: «Отдать корпус! – и точка». Но Сталин с большим тактом и терпением добивался, чтобы исполнитель сам пришёл к выводу о необходимости этого шага. Мне впоследствии частенько самому приходилось уже в роли командующего фронтом разговаривать с Верховным Главнокомандующим, и я убедился, что он умел прислушиваться к мнению подчинённых. Если исполнитель твёрдо стоял на своём и выдвигал для обоснования своей позиции веские аргументы, Сталин почти всегда уступал».

Маршал авиации А.Е. Голованов: «Хочу остановиться на фигуре Верховного Главнокомандующего - И.В. Сталина. Он стоял во главе тяжелейшей мировой войны… Изучив того или иного человека и убедившись в его знаниях и способностях, он доверял таким людям, я бы сказал, безгранично. Но, как говорится, не дай бог, чтобы такие люди проявили себя где-то с плохой стороны. Сталин таких вещей не прощал никому… Отношение его к людям соответствовало, если можно так сказать, их труду, их отношению к порученному им делу… Работать с И.В. Сталиным, прямо надо сказать, было не просто и не легко. Обладая сам широкими познаниями, он не терпел общих докладов, общих формулировок. Ответы на все поставленные вопросы должны были быть конкретны, предельно коротки и ясны… Способность говорить с людьми, образно выражаясь, безо всяких обиняков, говоря прямо в глаза то, что он хочет сказать, то, что он думает о человеке, не могла вызвать у последнего чувство обиды или унижения. Это было особой, отличительной чертой Сталина. Удельный вес Сталина в ходе Великой Отечественной войны был предельно высок как среди руководящих лиц Красной Армии, так и среди всех солдат и офицеров Вооруженных Сил Советской Армии. Это неоспоримый факт, противопоставить которому никто ничего не может».

Генерал А.В. Хрулёв: «Сталин всё стягивал на себя. Сам никуда не ходил. Приезжал, допустим, в четыре часа дня к себе в кабинет в Кремль и начинал вызывать. У него был список, кого надо пригласить. Раз он приехал, то сразу все члены ГКО вызывались к нему. Заранее никто не собирался. Он приезжал - и тогда Поскрёбышев начинал обзванивать тех, кто был нужен в данный момент…

Все члены ГКО имели в своём ведении определённые участки работы. Так, Молотов ведал танками, Микоян - делами интендантского снабжения, снабжения горючим, вопросами ленд-лиза, иногда выполнял отдельные поручения Сталина по доставке снарядов на фронт. Маленков занимался авиацией, Берия - боеприпасами и вооружением. Каждый приходил к Сталину со своими вопросами и говорил: я прошу принять такое-то решение по такому-то вопросу… А что такое Ставка? Это был Сталин, члены Ставки, начальник или помощник начальника Генерального штаба по оперативным делам и весь наркомат обороны… И в Ставке, и в ГКО никакого бюрократизма не было. Это были исключительно оперативные органы. Руководство концентрировалось в руках Сталина… Жизнь во всём государственном и военном аппарате была напряжённая, режим работы был круглосуточный, все находились на своих служебных местах. Никто не приказывал, что должно быть именно так, но так сложилось. Стоило А.А. Новикову, командующему военно-воздушными силами, отдать приказ, в котором была такая преамбула: работать в те же часы, как Сталин, и Верховный тут же отреагировал: мало ли, что я так работаю. Сталин начинал и кончал работать в разные дни по-разному. Он мог один день прийти в 4 часа дня, а на следующий - в 8 часов вечера, мог кончить работу и в 4, и в 7 часов утра… Сталин подписывал документы часто не читая - но это до тех пор, пока вы себя не скомпрометировали. Всё было построено на доверии. Стоило Сталину только убедиться, что данный человек - мошенник, что он обманул, ловчит, - судьба такого работника тут же решалась… Я давал Сталину тысячи документов на подпись, но, готовя эти документы, за каждой буквой следил… Если меня не вызывали, но было важное дело, я приезжал, заходил к Сталину в кабинет. И если шло какое-то заседание, то садился в ожидании подходящего момента. Меня ни разу не выгоняли. Да и никого не выгоняли».

"Те, кто исследовал круг чтения И.В. Сталина, поражались обилием прочитанного им и широтой интересов. Писатель К. Симонов признавал, что при обсуждении книг, представленных на соискание Сталинских премий, И.В. Сталин обнаруживал хорошее знание этих произведений. В отличие от последующих лидеров страны, И.В. Сталин пересыпал свои выступления цитатами и образами из произведений русской классики. Его любовь к спектаклям Большого театра, особенно к русской опере, была настолько известна, что, выражая своё нежелание идти в Большой театр, Серго Берия заявлял своей матери: "Я - не Сталин, чтобы по 50 раз слушать "Ивана Сусанина"". Десятки раз И.В. Сталин смотрел и другой свой любимый спектакль - "Белая гвардия" М.А. Булгакова в исполнении актёров МХАТа.

Историки о И.В. Сталине

• "Сталина, разумеется, никак нельзя было упрекнуть в недостатке ума, но порой он с трудом воспринимал новую для себя ситуацию. Он мог допускать грубые просчёты, впервые сталкиваясь с непривычными для себя проблемами, но он также умел учиться на ошибках. Наиболее успешно он добивался осуществления своих целей тогда, когда действовал осторожно, обдуманно и энергично в ситуации, досконально изученной им на основании прошлого опыта", - писал американский профессор Мичиганского университета Р. Слассер..
• "Сталинский ум был по достоинству оценён его современниками - лидерами различных стран мира. Он произвёл впечатление вдумчивого, остроумного партнёра по переговорам на людей, заведомо предвзято относившихся к нему, таких как У. Черчилль и Б.Л. Монтгомери, К. Паасикиви и Ш. де Голль. В отличие от своих наследников на кремлёвском престоле, Сталин не вошёл в мировую историю странными выходками, по которым многие иностранцы стали негативно судить о манерах русских", - пишет к.н.н. Ю.В. Емельянов.
• Сталин был очень осторожным и осмотрительным политиком. Я уже говорил, что он, вероятно, хотел, чтобы у него были развязаны руки, чтобы он смог на всякий случай сохранить себя на легальном политическом поле...

Безусловно, Сталин многому научился у Ленина. Он научился у него решительности и последовательности в продавливании собственной программы действий, - говорит к.и.н. А.Н. Сорокин.

• Как пишет д.и.н. О. Хлевнюк, Сталин позднее в решающий момент — на рубеже 1920-1930-х, как и Ленин в 1917 году, сделает ставку на стратегию «опережающей радикальности», которая во многом и приведёт его к успеху в установлении режима личной власти. С тем важным отличием, что к этому времени у Сталина уже сложились общие представления о том курсе, который он намерен реализовать в практической политике.
• Н.А. Нарочницкая: "Для меня, как историка, совершенно ясно, что на Западе Сталина ненавидят вовсе не за репрессии, в которых он был не первым и не единственным.

На Западе не осуждают Робеспьера и Кромвеля, но ведь там на душу населения репрессированных было гораздо больше, чем у нас в годы правления Сталина!

Робеспьера с пьедестала там никто не сбрасывает, хотя он сознательно проводил революционный террор. Да и памятник Дантону по-прежнему стоит на бульваре Сен-Жермен...

Так вот Запад ненавидит Сталина именно за восстановления территории исторического российского государства (как Пушкин сказал, «от финских хладных скал до пламенной Колхиды») и за Ялту и Потсдам. Именно эти итоги и не дают им покоя.

Знаете, я не сталинистка и прекрасно понимаю, что вся ностальгия по Сталину в нашей стране вызвана топтанием собственной истории, глумлением над жизнью отцов".«НОСТАЛЬГИЯ ПО СТАЛИНУ В НАШЕЙ СТРАНЕ ВЫЗВАНА ТОПТАНИЕМ СОБСТВЕННОЙ ИСТОРИИ!»