Текст:Александр Машин:Предапокалипсис

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

Прочитал на днях «Семиевие» Нила Стивенсона. В целом, чтение достаточно занятное и интеллектуальное. Но совершенства в нашем мире не бывает.

Роман начинается с апокалипсиса, с предупреждением за пару лет, которое власти, по самой природе угрозы, не были способны скрыть, и описывает попытку человечества (ограниченно успешную) провести через него малую часть себя.

Автора интересовала, в основном, орбитальная механика, Людей, которые роман раскрутили, — видимо, феминизм; оппозицию Мировой Жабе — ключевая роль американской президентки, которую не решились депортировать на родину, в том, что человечество сократилось до семи человек.

А меня заинтересовали социальные механизмы предапокалипсиса: объявленного конца света, по моему мнению, не показанные автором адекватно. Он изображает всё прогрессивное человечество, объединившееся в проекте создания орбитального поселения, на котором можно было бы сохранить ядро генофонда человечества и его нематериальные активы.

Вот это и показалось мне ложью. Зачем людям, которым предстоит остаться и сгореть, участвовать в проекте, от которого они ничего не получат? Из идеалистических соображений? Они продержатся до выявления первого обмана или злоупотребления, или слуха о нём, каковые непременно будут распространены, а скорее всего — до опустошения холодильника, поскольку никаких причин, чтобы магазины работали, нет. По соображениям дисциплины? Подчиняться ей привыкло незначительное меньшинство военных и подобных им, да из тех мало кто был в деле, подобном Сталинграду. За деньги? Они превратятся в мусор.

При известии о близком апокалипсисе обесценятся все активы, кроме дающих возможность его пережить (в описываемом случае, тушняка и патронов было недостаточно). Соответственно, перестанут действовать и социальные обязательства. Не только не удалось бы увеличить производство «Союзов», но и уже выпущенные не стартовали бы. Даже запланированные заранее пуски не состоялись бы.

Но даже если народ оболванен настолько, чтобы продолжать повиноваться властям в последние месяцы жизни, учёные и инженеры не таковы. Космические агентства и аэрокосмическая индустрия стали бы первыми, кто перестал бы принимать доллары и приказы от президентов. Единственной валютой, которая могла бы сохранить хождение, стали бы места на кораблях, отправляющихся на орбиту. Поскольку один «Союз» поднимает трёх человек (в романе, вроде, четырёх, с помощью отчаянных мер; лень снова его подымать), цена всего пуска не может превышать четырёх мест, и её, как и цену в долларах, необходимо распространить назад по длинной технологической цепочке. Вот и считайте, сколько окажется после сотни пусков на лицевом счету даже высокопоставленного работника отрасли — скажем, 0,21 места, что всё равно, что ноль. Тут копеечка рубль не бережёт.

Нетривиальной социальной задачей, решение которой могло бы быть темой для твёрдой научной фантастики, могла бы быть организация эвакуации ядра человечества, когда судьба огромного большинства очевидна всякому, кто поднимет голову и немного подумает, — а не тягание астероидов с орбиты на орбиту, остроумные формы космического лифта и поддержание дисциплины на орбитальной станции. Устройство постапокалиптического мира было бы предопределено порядком этой эвакуации. Но автору это оказалось не интересно; в результате, жёсткая научная фантастика в его произведении размякла. Правдоподобного освещения технических вопросов не достаточно для жёсткости, нужно правдоподобно осветить и социальные. Автор к ним обращается слишком поздно, уже на орбите, слишком небрежно, и изображает предотвратимые (см. «Успех» Михаила Харитонова, например), но на пустом месте не предотвращённые, проблемы, породившие вычурное общество позднего постапокалипсиса.

Я уже упомянул Михаила Харитонова — это писатель с достаточной интеллектуальной честностью, незашоренностью и неинфантильностью, чтобы написать реалистическое описание пред- и постапокалипсиса. К сожалению, его уводит в переписывание Лурки и гиперконспирологию.

А нам, русским, полюбоваться на мир предапокалипсиса было бы полезно, ибо он весьма напоминает тот, в котором мы живём (поэтому и описывать его следовало бы русскому писателю). У нас краткость ожидаемого промежутка между социальными дефолтами ограничивает сложность общества и, как следствие, уровень жизни. Пока, правда, у людей была надежда на будущее, но пенсионный дефолт это поправил. Увидев изображение ломающегося общества, мы могли бы понять устройство нашего. Как «Мародёр» Беркема аль Атоми был полезным напоминанием, что существование цивилизации у нас само собой не разумеется, так и достоверное изображение предапокалипсиса помогло бы уяснить роль уверенности в будущем в работе социальных механизмов в настоящем.

Источник — https://traditio.wiki/w/index.php?title=Текст:Александр_Машин:Предапокалипсис&oldid=727248