Текст:Андрей Ашкеров:Вопрошание о человеке
АНДРЕЙ
АШКЕРОВ | ||
| ||
ВОПРОШАНИЕ
О ЧЕЛОВЕКЕ |
КАНТ,
НИЦШЕ, ФУКО О ПРОБЛЕМЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ |
КАНТ:
ВОЛЯ К МОРАЛИ' |
Размышление над проблемой человека у Канта связано с поиском ответов на три вопроса:
1. Что я могу знать?
2. Что я должен делать?
3. На что я вправе надеться?
Первый вопрос для кенигсбергского философа касается космологии, в компетенцию которой входит исследование наличного бытия в самом широком смысле слова, второй вопрос относится к психологии, рассматривающей деяния человека и его помыслы, и, наконец, третий вопрос касается теологии, исследующей божественное во всех доступных познанию проявлениях. Соответственно, первый вопрос — это вопрос о природе, второй вопрос — это вопрос о душе и третий вопрос — это вопрос о духе. Все эти три вопроса, в свою очередь, сводятся к самому главному — четвертому вопросу:
Что такое человек?
Таким образом, кенигсбергский мыслитель воспринимает перечисленные им три предмета метафизики как темы философской антропологии, попутно как бы указывая нам на неизбежную метафизичность человековедения #1 1.
Эпохой, которая сделала ставку на обоснование непререкаемых прав Разума создавать на бумаге и претворять в жизнь многообразные антропологические проекты, стала эпоха Просвещения. Именно эта эпоха, ценой сведения к эволюции ratio всех путей истории, обосновала многочисленные прерогативы мысли, составив своеобразный кодекс ее прав и свобод. Высшим принципом здесь является самостоятельность рассуждения, предполагающая, с одной стороны, то, что истину каждый может найти лишь сам для себя, а, с другой стороны, то, что полагаться на себя в этом деле можно только проникнувшись идеей Просвещения — идеей безграничного свободомыслия. В маленькой работе 1786 года, опубликованной под названием: «Was heisst: sich im Denken orienieren?» Иммануил Кант пишет: “…свобода в мышлении означает также подчинение разума только тем законам, которые он дает себе сам (здесь и далее выделено И. Кантом — А. А.); противоположностью этому является максима внезаконного употребления разума чтобы, как мнит себе гений, видеть дальше, чем в условиях ограничения законом). А следствием этого, естественно, будет следующее: если разум не хочет подчиняться законам, которые он дает сам себе, то он будет подчиняться законам, которые ему дает другие #2 2, так как без закона ничто, даже самая большая глупость, не может долго творить свое дело” [Кант; Что значит ориентироваться в мышлении?; Сочинения; т. 8; 1994; с. 103]. Эта формула целиком совпадает с формулой знаменитого категорического императива, который она, по сути, преломляет, знаменуя тем самым применимость его положений не только к сфере морали, но и к сфере познания. (Напомним, что каноническое определение категорического императива таково: “…поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же самое время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом” [Кант; Основоположения метафизики нравов; Сочинения; 1994; т. 3; с. 195]).
Человеческое Я Канта, вооруженное категорическим императивом и вдохновленное идеей стать для самого себя высшей и последней целью, всегда, в конечном счете, представляет собой принцип автономии индивида. Эта автономия определяется свободой человеческой воли, свободой, которая в кантовском прочтении является если не формой принуждения, то, во всяком случае, невыносимо тяжким бременем, указывающим нам на нашу неустранимую двойственность #3 3. Рассматриваемая в качестве последнего основания универсальной системы нравственности, свобода делается Кантом заложницей долга, мыслящегося как абсолютное и, соответственно, бесценное богатство. Долг — эта цель всех целей — обладает наивысшей значимостью. Он определяет и одновременно выражает собой эталон достоинства, в равной степени имеющий отношение ко всем людям, коль скоро любой человек, — оказываясь в состоянии доказать то, что представляет собой личность, — может и должен выступать для себя и для других абсолютной целью, избегая постыдной и зависимой роли средства. Как утверждает Кант в работе «Религия в пределах только разума»: «Сама личностность — это идея морального закона с неотъемлемым от него почитанием» [Kant; Die Religion innerhalb der Grenzen der bloben Vernuft. WW (Cass.) VI, s. 166].
Стать целью для себя и для других человек способен только в качестве существа, способного устанавливать законы и усмирять себя в соответствии с их предписаниями. Именно в обосновании и утверждении нравственного достоинства человечества, оказывающегося в состоянии владеть и управлять законодательствующим разумом, заключается антропологический проект Канта. Как пишет Эрих Соловьев: “Если в своей заботе о человеке кантовская природа безжалостна, то в своих видах на человека она неприродна. Природа желает от него того, чего в природе не встречается, а именно моральности (здесь и далее выделено Э. Соловьевым — А. А.) и притом моральности автономной […] Что скрывается за этим парадоксальным, явно не укладывающимся в просветительскую традицию образом Природы? Как это ни странно — проблема антропогенеза. Ибо именно в антропогенезе, с одной стороны, происходит разрушение инстинктивного базиса животной психики, превращение человека в «аномалию природного царства», а с другой стороны, складываются новые формы собственно человеческого автономного, идеально мотивированного поведения. Главным продуктом антропогенеза является мораль, образующая базис человеческой цивилизованности” [Соловьев; Проблема философии истории в поздних работах Канта; 1978; с. 73].
Установить закон — значит прекратить губительное путешествие по зыбучим пескам дурной бесконечности следствий, оборачивающихся причинами, и причин, оборачивающихся следствиями, значит найти причину причин и одновременно следствие следствий #4 4. Для этого необходимо отторгнуть от себя все, что проистекает из опыта и снова в него возвращается, все, что боязливо и суетно замыкается в его пределах, чураясь возвыситься над ним посредством обращения к вопроса об априорности, априорности категорического императива #5 5. Вместе с тем, именно возвышение над опытом и есть условие того, что Кант обозначает как «свободную причинность», которая, в свою очередь, представляет собой предпосылку и в то же время признак автономизации человеческой воли, или, иными словами, обретения человеком само-стоятельности. Однако достичь этого, согласно Канту, каждый из нас может лишь подтвердив свой статус разумного существа: все эмпирические побуждения отбрасываются во имя законодательствующего разума, все чувства (кроме разве что чувства уважения) признаются помехами установлению и соблюдению нравственного закона #6 6.
Кант страстно и в чем-то даже почти безрассудно отстаивает бесстрастность и рассудочность #7 7, демонстрируя, в общем-то, ни что иное, как особый тип аффектации, которую справедливо было бы назвать восторгом по поводу отношений, сопряженных с (экономическими) обязательствами: долгом и его оплатой, кредитом и расчетами по нему, векселями и связанных с ними процентами etc. Взглянув на кантовское учение с такой точки зрения, нетрудно увидеть, что ставка на интерпретацию морального долга как незыблемого абсолюта, который не имеет цены, оборачивается абсолютизмом Ценностей, бесценность которых неизменно должна чего-то стоить, то есть определяется только в сравнении с относительными (рыночными) ценностями (стоимостями), стоящими всегда по-разному, но неизменно ценимыми, не только не взирая на их непостоянство, но и, быть может, исключительно благодаря нему. Иными словами, нравственные константы безусловны только в силу условности из признания и абсолютны лишь благодаря относительности способов их абсолютизации #8 8. Абсолютное и безусловное, таким образом, оцениваются исходя из неабсолютного и небезусловного, выступая в качестве вечных заложников всяческих установлений (институтов) и всяческих установок (догм).
ПРИМЕЧАНИЯ
|
[Файл:Http://top.list.ru/counter?js=na;id=72148;t=99</noscript>
|-
| width="100%" |
<noscript> Файл:Http://u030.22.spylog.com/cnt?p=1</noscript>
|}
|}
| |||
| |||
|
Ссылка дня: Проект "[../svoe/index.shtml СВОЁ]" |