Текст:А.И. Гольдберг:К предыстории идеи «Москва-третий Рим»

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску




А.Л. Гольдберг''''''


К ПРЕДЫСТОРИИ ИДЕИ «МОСКВА — ТРЕТИЙ РИМ»


 


Представления о роли Руси в христианском мире начали форми­роваться уже вскоре после принятия Киевской Русью христиан­ства, но в дальнейшем они претерпели существенные изменения. Правда, словесные формулы, отражавшие эти представления, из­менялись гораздо медленнее, нежели их содержание, и это побу­дило некоторых исследователей рассматривать утверждение о «богоизбранности Руси», вошедшее в русскую книжность еще со времен Илариона, как нечто однородное и однозначное1. Между тем понятие «богоизбранности», уходящее своими корнями в ветхозаветную легенду2, использовалось на первых порах лишь для причисления Руси к православному миру. Русь, по­рвавшая с язычеством, объявлялась «избранной страной», как и другие христианские страны, и в этом качестве противопоставля­лась своим степным соседям, а в последующие века — татаро-монгольским поработителям3.


1 Ефимов  Н. И. «Русь — Новый Израиль», — Теократическая идеология своеземного православия в допетровской письменности. Казань,  1912, с. 33—35; Soloviev A. V. Holy <st1:country-region><st1:place>Russia</st1:place></st1:country-region>. s'Gravcnhage, 1959, p. 7—12.


2 Кн. Исход, IX, 5: «Если вы будете слушаться гласа моего и соблюдать за­вет мой, то будете моим уделом из всех народов».


3 Кудрявцев И. М. «Послание на Угру» Вассиана Рыло. — ТОДРЛ, т. VII, М.-Л., 1951, м. 169.


С середины XV в. слова об особом назначении «избранной бо­гом» Русской земли приобрели новый смысл. Трансформация прежних представлений явилась следствием происшедших в это время важных политических и церковных событий. Содержащиеся в памятниках 1440—1490-х годов определения роли русской церкви можно правильно попять лишь в свете заключения кон­стантинопольским патриархатом Флорентийской унии с римскою  церковью (1439 г.), установления явочным порядком автокефалии московской митрополии (1448 г.), перехода Константинополя под власть турок (1453 г.) и утверждения константинопольским пат­риархом литовского владыки в сане митрополита «всея Руси»: (1470 г.). На протяжении многих последующих десятилетий связь русской митрополии с верховными главами православия осуществлялась при посредстве иерусалимской патриархии, в об­ход традиционных связей, проходивших через Константинополь.


В это время в сочинениях русских церковников все более нас­тойчиво проводится мысль о торжестве па Руси «великого право­славного христианства»4. Суздальский «свящонноинок Симеон»: приписывал эту заслугу Василию II («Радуйся, благоверный княже Василие, иже Рускую землю верою утвердивый истинною православною») 5; его тверской современник считал, что милости божьей удостоено княжество Бориса Александровича тверского («распространил Бог языци людийстии на земли и вселишася в села великого князя Бориса Александровича, и аще бы возможно, то весь мир был [в] Богом обетованной той земле») 6, но оба схо­дились в том, что Русь выделяется из всех православных стран своим особым благочестием. Так же характеризует Русь и митро­полит Иона в послании к литовским епископам (1460 г.): «Мы сподобихомся от Бога приати правление святыа си церкви в рустей земли въсиавшего благочестиа»7.


4 «Повесть   священноинока   Симеона    суждалца…». — В   кн.: Малинин  В. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев 1901, Приложения, с.  104.


5 Там же, с. 113. По мнению современных исследователей, «Повесть» была
создана в конце 1440-х годов (Черепнин Л. В. К вопросу о русских источниках по истории Флорентийской унии. — В кн.: Средние века. Вып. 25. М., 1964, с. 179).


6 См.: Лихачев Н. П. Инока Фомы слово похвальное о благоверном ве­ликом князе Борисе Александровиче. СПб., 1908, с. 10. По мнению В. Филиппа, в Твери «раньше и решительнее», чем в Москве, была высказан; мысль о возросшей роли русского православия (Рhi1iрр W. Ein Ano nymus der Tverer Publizistik in 15. Jahrhundert. Festschrift fur D. Cyzevsky <st1:State><st1:place>Berlin</st1:place></st1:State>, 1954, S. 237). Однако сопоставление «Слова похвальна» и «По вести» Симеона указывает на возможность заимствования тверским авто ром ряда мотивов «Повести». Например:


style='width:453.8pt;margin-left:40.8pt;border-collapse:collapse;border:none; mso-border-alt:solid windowtext .5pt;mso-yfti-tbllook:480;mso-padding-alt: 0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;mso-border-insideh:.5pt solid windowtext;mso-border-insidev: .5pt solid windowtext'
width=281 valign=top style='width:210.8pt;border:solid windowtext 1.0pt;
 mso-border-alt:solid windowtext .5pt;padding:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt' |
 

«Повесть'»'          


(О  "Василии  II)  

 Прославися  
 имя       твое во всех землях и в латынстве и до
 самого Рима прославися (Малинин В. Старец Филофей.
 Приложения, с 113)
 
 
width=324 valign=top style='width:243.0pt;border:solid windowtext 1.0pt;
 border-left:none;mso-border-left-alt:solid windowtext .5pt;mso-border-alt:
 solid windowtext .5pt;padding:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt' |
 

«С 'лов' о»''''


(О Борисе Александровиче) Славимо имя его от

 востока и до запада и до самого царствующего града рку же идо Рима
 (Лихачев Н. П. Инока Фомы
 слово, с. 3).
 


7. РИБ, т. VI, СПб., 190S, с. 654.


Еще более четко новые представления о роли русской церкви отразились в «Слове избранном от святых писании еже на латыню…», созданном, по-видимому, в 1461—1462 гг., после вступления на престол митрополита Феодосия, и имевшем целью оправдать вновь установленный на Руси порядок назначения выс­ших церковных властей 8. Автор «Слова» приписывает византий­скому императору признание в том, что «вьсточнии земли суть рустии и болшее православие и вышьшее христианство белые Руси»9 и сочиняет восторженный панегирик русскому православию:


8Павлов А. С. Критические опыты по истории древнейшей греко-рус­ской полемики против латинян. СПб., 1878, с. 106.


9 IIопов А. Н. Историко-литературный обзор древнерусских сочинений против латинян. М., 1875, с. 364.


 


Ныне убо в [последних?] временах, богопросвященная земля руская, святым правлением Божия Церкви тобе подобает в вселеннеи' под солнечьним сианием с народом истиниаго в вере 'православья радоватися, одеявся светом благочестиа… 'дръжавою' владеющего на тобе богоизбранного и боговъзлюбленнаго'… споспешника благочестию истиннаго право'славья… великаго князя Василья Васильевича, боговенчанного' православью царя всея Руси10.


10 Там же, с. 394.


 


Упрочившаяся в тогдашней литературе мысль об особом зна­чении русского православия использовалась для доказательства правомерности политических акций московского правительства. Так, в связи с новгородским походом Ивана III вновь напомина­лось о «сияющем благочестии» русской церквиll и о благоволении высших сил к ее попечителю — великому князю московскому12, действия которого против Новгорода получали таким образом божественную санкцию. В период последнего единоборства Мос­ковского государства с татарской Ордой церковные иерархи указы­вали в посланиях, адресованных Ивану III, на его обязанность защищать Русь как главный оплот православия «во всей поднебесней»13.


11 См. грамоту митрополита Филиппа новгородцам 23 марта 1471 г.: «Святая великая наша съборная церкви православия Богом съблюдаема, якоже солнце сияше благочестием в всех Рускых землех истиннаго нашего великаго православия» (АИ, т. 1, СПб., 1841, № 281).


13 См.: «Словеса избранна от святых писаний о правде и смиренномудрии» (1470-е годы): «Господь Бог… постави и своей боговозлюбленей земли Рустей главу… и устрой его яко пресветла светилника благочестию… и божественному закону хранителя, и крепка поборника по православии» (ПСРЛ, т. VI, СПб., 1852, с. 2).


13 См. соборное послание русского духовенства Ивану III на Угру 13 сент. 1480 г.: «[Собор молится] за свою святую… веру, яже во всей поднебесней, якоже солнце, сияюе православие в области и дръжаве вашего отчьства и дедства» (АИ, т. 1, стб. 90).


Восхваление «благочестия» Руси сопровождалось противо­поставлением русского «сияющего» православия греческому. Чем дальше, тем настойчивее повторялось и подкреплялось новыми аргументами утверждение о том, что новое положение Руси яви­лось результатом отступления греческих правителей от право­славия и — одновременно — следствием укрепления «истинной веры» в Русской земле. Уже в «Повести» Симеона-суздальца в ка­честве антипода греческому царю, «отступившу света благочес­тия и омрачившуся тмою латинския ереси», был назван русский князь Василий II, отечество которого просветилось «светом благо­честия». А когда Константинополь пал под натиском турок, главной причиной этого было объявлено уклонение «царьград­ской церкви» от православия14. Мысль о том, что греческое «ся уже православие изрушило»15, стала таким же общим местом в литературе и в официальных актах Московской Руси, как и прославление «воссиявшего во всей подсолнечной» русского право­славия.


14 См. послание митрополита Ионы литовским епископам (1459 г.): «Донележе [в Царьграде] дръжаху, сынове, благочестие, ничтоже град не пострада; егда же своего благочестия отступи, весте, что пострадаше» (РИБ, т. VI, № 81). Ср. также грамоту митрополита Филиппа новгород­цам (1471 г.) (АИ, т, I, № 280).


15 Послание Ивана III новгородцам 1470 г. (РИБ, т. IV, № 100).


Из сказанного видно, какой именно смысл стали вкладывать во второй половине XV в. в издавна сложившееся представление о «богоизбранности» Руси. Речь теперь уже шла не о прирав­'нивании России к другим христианским странам (и прежде всего к многовековому оплоту православной церкви — Визан­тии), а о противопоставлении Руси павшей гречес­кой державе, равно как и о противопоставлении московской митро­полии константинопольской патриархии, утратившей, по мне­нию большинства русского духовенства, свои иерархические права16.


16 См.: Барсов Т. Константинопольский патриарх и его власть над рус­ской церковью. СПб., 1878, с. 570.


Изображая Русь страной «сияющего православия», москов­ские церковники стремились утвердить свой авторитет в право­славном мире и тем самым идеологически обосновать автокефалию московской митрополии и ее превосходство над соперничаю­щей литовской митрополией. В глазах русского духовенства Москва заняла к этому времени то место, которое принадлежало ранее Константинополю. Эта новая ситуация нашла наиболее полное выражение в словах митрополита Зосимы, предпослан­ных составленному им «Изложению пасхалии»:


 


И ныне же, в последняя сиа лето, якоже и в перваа, прослави Бог сродника его [Владимира], иже в православии просиав­шего', благовернаго и христолюбивого великого князя Ивана 'Васильевича, государя и самодержца всея Руси, новаго царя.' Констянтина  новому граду Констянтину — Москве и  всей Русской земле и иным многим землям государя 17.


17 РИБ, т. IV, стб. 799. Я. С. Лурье справедливо заметил, что сравнение рус­ского князя с византийским императором встречалось в древнерусской литературе и раньше, но в «Изложении пасхалии» впервые «наименование Ивана III „новым Константином", а Москвы и всей Русской земли «новым градом Константина» делалось не в смысле уподобления и сравнения, а в смысле противопоставления и вытеснения «новым градом Константина» старого» (Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV—начала XVI века. М.—Л., 1960, с. 378).


 


Некоторые исследователи считали, что эти строки предисло­вия к «Пасхалии» (и в особенности слова Зосимы о «новом граде Констянтине — Москве») уже содержали в себе идею «Москва — третий Рим» и что именно с них начинается история распростране­ния этой идеи в русской литературе. В одних случаях подобное мнение высказывалось с достаточной осторожностью18, в дру­гих — оно звучало более решительно. Так, например, М. А. Дья­конов утверждал, что в «Изложении пасхалии» «дана была окон­чательная формула для заключительного звена теории о русском царстве, как она впервые была сформулирована в послании Филофея»19. По словам Я. С. Лурье, «Изложение пасхалии» — «пер­вое известное нам литературное произведение, где излагается воззрение, получившее в XVI в. форму теории «Москвы — треть­его Рима»20.


18 «Выражение Зосимы (о Москве — новом Константинополе) многозначи­тельно потому, что оно давало основание идти дальше, называть Москву третьим Римом в том особом смысле, в каком понимается Рим в целом ряде эсхатологических памятников» (Малинин В. Старец Филофей, с. 490). С. Туманов говорил о «первых проблесках идеи «Москва — тре­тий Рим» в «Пасхалии» Зосимы (Toumanoff С. Moscow the third Rome: genesis and significance of a politico-religious idea. — The Catholic histori­cal rev., 1955, vol. 40, № 4, p. 436), а по утверждению В. Леттенбауэра, от «Пасхалии» до формулы «Москва — третий Рим» оставался всего один mar (Lettenbauer W. Moskau das dritte Rom. Zur Geschichte einer politischen Theorie. Mimchen, 1961, S. 49).


18 Дьяконов М. А. Власть московских государей. Очерки по истории политических идей Древней Руси до конца XV в. СПб., 1889, с. 66.


30 Лурье  Я. С. Идеологическая борьба…, с. 375.


С этим мнением нельзя согласиться, поскольку оно размывает грань между двумя различными этапами развития русской историко-политической мысли. Дело не только в том, что в словах Зосимы не упоминается Рим (хотя и ото весьма существенно), но и в конкретном содержании ого формулы: противопоставление Москвы («нового града Констянтина») Царьграду имело целью определить место Руси лишь в кругу стран, исповедовавших православие, и не выходило, таким образом, за рамки представ­лений, вкладываемых в идею «богоизбранности» России во второй половине XV в. Между тем для нового этапа, наступившего в первой четверти XVI в., характерно было стремление рассмат­ривать судьбу Русского государства и русской церкви в более широких пределах, охватывающих не только византиноцентристскую сферу православных стран, нои весь христианский мир и общемировой исторический процесс. Под влиянием этой тенденции давняя мысль о «богоизбранности» Руси обогати­лась дополнительными представлениями и приобрела новое во­площение в идее «Москва — третий Рим», впервые сформулиро­ванной в «Послании па звездочетцев» псковского старца Филофея21.


21 Гольдберг  А. Л. Три «послания Филофея». — ТОДРЛ, т. XXIX, Л., 1974, с. 68—97.


Будучи генетически связанной со многими предшествовав­шими явлениями русской историке-политической мысли, идея «Москва — третий Рим» объединила распространенные в Рос­сии (как и в других странах) представления об особом предназна­чении своего народа и государства с общехристианской идеей «вечного Рима», Вместе с тем она конкретизировала идею «бого­избранности Руси» применительно к политической обстановке XVI в., включив в себя ряд новых аспектов, соответствовавших взглядам и чаяниям русских книжников того времени.


 


Источник: Культурное наследие Древней Руси (Истоки. Становление. Традиции). М., «Наука», 1976.сс.111-116






[http://traditio.ru/holmogorov/library/index.htm Библиотека Егора Холмогорова]