Текст:Беттина Соммер:Йоль - не праздник почитания мёртвых, а древнескандинавское новолетие

Йоль - не праздник почитания мёртвых, а древнескандинавское новолетие

Автор:

Беттина Соммер

Дата публикации:

декабрь 2019

Переводчик:

Анастасия Тишунина

Язык перевода:

русский

Предмет:

Йоль

Северный ветер №27

Дохристианский праздник jól (Йоль) — классическая тема исследований, внимание к которой несколько ослабло во второй половине двадцатого века, возможно, из-за того, что считалось, что источников недостаточно, а дальнейшие исследования в основном признавались бесперспективными.

В последнее время исследования Йоля возобновились, в основном благодаря монографии Андреаса Нурдберга «Jul», которая даёт исчерпывающее представление о датировках Йоля, но которая, однако, не раскрывает значение праздника. Есть также статья Улофа Сюндквиста «Förkristen jul» [швед. дохристианский йоль], содержащая краткий обзор предыдущих исследований, а также обсуждение и оценку классических источников и теорий.

Большинство научных работ по скандинавской мифологии о Йоле не упоминают вовсе. Важным исключением стала монография Бритт-Мари Нэсстрём «Handbook of Religions in Ancient Europe», где исследовательница приходит к следующему выводу: «Йоль проводился в память об умерших предках, которые возвращались домой в самые тёмные ночи, и потомки славили их, распивая пиво и мёд» (Näsström, Old Norse Religion, стр.333). Гипотеза о том, что в основе праздника лежит именно почитание мёртвых, закрепилась и стала преобладать в науке.

Соглашаясь с этой гипотезой о культе мёртвых, нидерландский религиовед и медиевист Ян де Фриз в своей работе «Altgermanische Religionsgeschichte» заявляет, что: «Хотя Йоль, несомненно, можно охарактеризовать как праздник культа мёртвых, он также связан с почитанием плодородия» (De Vries, Altgermanische Religionsgeschichte, стр.450).

Идея того, что Йоль может быть праздником солнцестояния, отмечающим главным образом возвращение Солнца, давно была отклонена исследователями как имеющая мало подтверждений в источниках (Nordberg, Sundqvist, Förkristen jul, стр.16). Нурдберг и Сюндквист заявляют: «Этот праздник был скорее всего праздником плодородия, на котором отмечалось также возвращение Солнца. Люди праздновали наступающее новолетие и победу света над тьмой, а ещё предстоящий урожай. Но более вероятно, что умершие члены семьи были участниками и объектом празднества», то есть праздненство было многоликим.

Сначала я представлю своё исследование и аргументацию против идеи того, что Йоль посвящён культу мёртвых. Затем я исследую толкование Йоля именно как новолетнего праздника и предположу, что этому аспекту следует уделять больше внимания.

Йоль — праздник почитания мёртвых

Языческий Йоль — классический пример проблемного вопроса, к решению которого учёные из-за нехватки дохристианских или даже средневековых источников вынуждены были привлекать фольклорные источники более поздних периодов, и Файльберг с его исчерпывающей монографией «Jul» — наглядный тому пример. Гипотеза о Йоле как о празднике культа мёртвых в значительной степени основана на таких источниках, относящихся к периоду с восемнадцатого века по двадцатый. Однако на них нельзя полагаться с полной уверенностью, и потому исследование Йоля с их помощью было прекращено.

Известен один источник языческих времён, упоминающий Йоль: это строфа из песни Haraldskvæði («Песнь о Харальде»), сочинённой примерно в 900-м скальдом по имени Торбьёрн Хорнклофи. Песнь восхваляет конунга Харальда Прекрасноволосого и сообщает, что храбрый конунг скорее выпьет в честь Йоля в море, нежели станет скрываться в жилище у огня: «Úti vill jól drekka, ef skal einn ráða, fylkir hinn framlyndi, ok Freys leik heyja.» О датировке этого произведения писали такие учёные, как Сверрир Якобссон и Клаус фон Зее. Они сходились во мнении, что песнь могла быть написана в более позднее время. Тем не менее, в данной работе имеет значение только строфа № 6, в которой содержится процитированный отрывок. Эта строфа найдена в двух разных источниках: «Красивая кожа» (др.-исл. Fagrskinna) и «Круг земной» (др.-исл. Heimskringla).Фон Зее предполагал, что вторая часть песни была сложена в двенадцатом веке, но не отвергал версию о более раннем происхождении первой части, к которой относил и строфу № 6. Якобссон, хоть и подвергал сомнению ранее происхождение всей песни в целом, не возражал против аутентичности этой строфы. «The Skaldic Editing Project» под руководством Маргарет Клуни Росс также соглашаются с традиционной ранней датировкой (примерно 900 лето), и считают, что Haraldskvæði является наиболее древней из трёх первых хвалебных песен, входящих в корпус скальдической поэзии. Таким образом, я утверждаю, что отношение этой строфы к языческим временам является общепринятым фактом.

(строфа 6, пер. Надежда Топчий)

Коль то в его воле —

в море Йоль встретит,

воевода отважный,

в игры Фрейра сыграет.

С младу дым не любил

и в стенах просиживать,

тёплое гнёздышко,

иль пуховые варежки.

Эта единственная строфа — всё, что у нас есть, и её, очевидно, достаточно для того, чтобы утверждать, что Йоль существовал как праздник в языческие времена, а также ещё кое-что: употребление алкогольных напитков было определяющим элементом празднества. Как до, так и после этой строфы были и другие источники, которые дают некоторую информацию, касающуюся датировки вопроса о Йоле — вопроса, который я оставлю за рамками обсуждения. Однако обо всём, что касалось бы содержания, значения и способа празднования, источники молчат, и что-то можно найти лишь в первых фольклорных собраниях восемнадцатого века.

Есть два обычая, которые были найдены в записях фольклорных традиций Швеции и Норвегии, которые в целом сформировали базу для теории о том, что Йоль — это праздник культа мёртвых.

Записано, что во многих местах люди в канун Йоля покидали свои постели и спали на полу в соломе. Иногда также прямо говорится, что кровати должны быть оставлены пустыми для мёртвых, которые приходят и спят в них. 2. На Йоль принято оставлять угощения на столе на ночь. Об этом иногда тоже прямо говорится, что это делается к приходу мёртвых или других сверхъестественных гостей. Иногда же никакого объяснения нет, но часто бывает сказано, что выставление еды на ночь обезпечит изобилие урожая в наступающее лето.

В научной литературе считается, что эти два обычая широко распространены в Норвегии и Швеции. Похожие обычаи встречаются и в других европейских странах, например, в Дании и Эстонии, но они либо носят эпизодический характер, либо не имеют никакого отношения к визитам мертвецов, либо — и то, и другое одновременно, поэтому большинство исследователей выстраивают аргументацию только на шведских и норвежских обычаях.

Эти два обычая представляют собой веское доказательство теории о Йоле как празднике почитания мёртвых. Однако иногда приводились и другие доказательства, например, тот факт, что многие саги упоминают Йоль в связи с мертвецами.

Единственное ясное и сильное впечатление, которое мы получаем из саг: Йоль — это пора привидений, это действительно время, когда мёртвые возвращаются, чтобы преследовать живых. Это свидетельство часто приводилось как доказательство теории культа мёртвых. Тем не менее, многие учёные уже давно отмечают, что эта традиция преследования мёртвыми живых никоим образом не доказывает существование какого-то культа. Одним из таких учёных был Хильдинг Селандер, один из ведущих специалистов в области изучения Йоля, который указал, что вера в привидения и призраков — это нечто совершенно отличное от культа почитания предков.

Ещё один часто упоминаемый аргумент — это Дикая Охота, известная в Норвегии как Oskoreia: наводящие страх всадники-призраки, чудовища и нечисть, скачущие по небу зимними ночами в сопровождении бури и вьюги. Дикая Охота — это широко распространённый в Европе фольклорный мотив, а предводителем этих призрачных всадников часто называют Одина, особенно в Норвегии. И тот факт, что одним из многочисленных имён Одина явлется Jólnir, приводит многих к выводу, что Йоль (jól) — это праздник Одина, а поскольку этот бог ещё и является покровителем мёртвых, то и Йоль является праздником, посвящённым мёртвым. Нурдберг и Сюндквист упоминают об этой гипотезе, но высказываются о ней осторожно и также объясняют, как связь Одина с Йолем может быть адекватно объяснена ввиду его важности как главного бога аристократии и ритуального употребления алкогольных напитков.

Есть множество других примеров фольклорных обычаев, которые относятся к мёртвым или другим сверхъестественным гостям, и которые часто приводятся в качестве доказательств, например, подношение еды духам дома, например, tomte (Прим.пер. Томте — домовой, персонаж скандинавского фольклора, также именуется ниссе), или обычай «изгнания Йоля», и так далее. За самым актуальным их обзором, а также за критическим обсуждением как обычая покидать постели и спать в соломе, так и обычая оставлять еду на столе для мёртвых, а также других соответствующих обычаев, я отсылаю к Нурдбергу.

На мой взгляд, все вышеперечисленные традиции слишком слабы и эпизодичны, чтобы их можно было использовать в качестве доказательства, и поэтому они зависят от других, более убедительных источников. Более поздние фольклорные источники обычно используются в этом качестве, так как нет никаких других. И эти два обычая: оставлять постели пустыми и спать на полу в соломе и оставлять еду на столе для мёртвых посетителей, являются, безусловно, самым убедительным доказательством.

Я делаю вывод, что теория о дохристианском Йоле как о празднике почитания мёртвых во многом основывается на этих двух обычаях из норвежских и шведских фольклорных источников. А если эти источники не убедительны, то такова и вся теория.

Обычай оставлять постели пустыми и спать в соломе

Норвежские первоисточники в печатном виде состоят из оригинальных записей, опубликованных такими фольклористами, как Берг, Й.Стурокер, Нильс Лид, Рейтан, Эмиль Биркели и Лили Вейзер-Олль, в дополнение к различным собранным материалам из Norsk Folkeminnelags Skrifter. Основным смыслом обычая, о котором говорится в источниках, был страх опасных тёмных сил, разгуливающих в ночь Йоля, и классический пример того — Дикая Охота. И люди спали в соломе на полу главного дома, чтобы избежать необходимости выходить наружу в столь опасную ночь.

В Норвегии это является наиболее распространённой основой обычая, отражённой в самих источниках. Оставление кроватей пустыми перед приходом мёртвых предков иногда упоминается как цель обычая, но все норвежские источники, которые свидетельствуют об этом, относятся к двадцатому веку, тогда как более ранние источники упоминают только страх перед злыми силами. И, как уже было сказано, источники, упоминающие страх перед злыми силами, численно превосходят те, что объясняют обычай приходом мёртвых предков.

Шведские источники являются как более ранними, так и более многочисленными, чем норвежские примеры. Они состоят из записей, собранных и опубликованных такими исследователями как (в хронологическом порядке): Густав Гасландер, Гуннар Улоф Хюльтен-Каваллиус, Л. Ллойд, Габриель Юрклу, Ева Вигстрём, Вегелиус и Викман, Хильдинг Селандер и Давид Арилль. В Швеции упоминание о приходе мертвецов присутствует также в более ранних записях, относящимся к восемнадцатому и девятнадцатому столетиям, и также является более распространённым. Тем не менее, ссылки на других посетителей сверхъестественного характера одинаково часты. Сюда относятся явления исузу, визиты «ангелов», троллей, tomte и прочих. Иногда о смысле данного обычая не говорится вовсе, или он объясняется так, что люди спят в соломе в память о рождении евгейского «спасителя» (пастуха для гоев на деле) в хлеву (как явная попытка переписать историю, как это часто делали т. н. православные попы). Нужно отметить ещё тот факт, что источники не рисуют единую картину веры в посещение предков, и что это объяснение также может быть более поздней рационализацией обычая.

Поэтому делаем вывод, что обычай спать в соломе на полу не является убедительным доказательством теории о культе мёртвых. Это лишь одно из возможных объяснений, а в фольклорных источниках есть и множество других, и объяснить обычай можно иначе, в основном страхом перед злыми ночными силами. Это также согласуется с тем фактом, что данный обычай был более распространён в Норвегии и Швеции, где люди в большинстве своём спали в отдельных домах на хуторах и, следовательно, должны были бы сильнее рисковать встретить призраков, чтобы дойти до своих кроватей, в отличие от Дании, где спать всем членам семьи вместе на полу в главном доме было более распространённым обычаем, и поэтому не было необходимости спать в соломе на полу, чтобы не выходить наружу.

Обычай оставлять еду на столе

Обычай оставлять еду на столе на ночь в канун Йоля — довольно сложный вопрос, и поэтому его стоит обсудить более подробно. Краткости ради отмечу, что ссылки на фольклорные источники по данному обычаю в Скандинавии совпадают с вышеупомянутыми ссылками на «соломенный» обычай, поскольку они оба зачастую описываются в одних и тех же источниках. Данный обычай также широко распространён в Швеции и Норвегии. В источниках зафиксировано множество объяснений: угощения оставляют для призраков, умерших членов семьи, троллей, всадников Дикой Охоты и других сверхъестественных гостей. Иногда объяснения или нет, или говорится, что, выставляя еду на ночь, человек привлекает в дом изобилие и благополучие. Все объяснения распространены примерно в одинаковой степени.

Обычай оставлять еду на столе широко распространён по всей Европе и трактуется как восходящий даже не к средневековой, а ещё к древнеримской традиции. Поэтому необходимо исследовать возможные связи, которые были в начале двадцатого века предметом серьезной дискуссии между Александром Тиллем и Густавом Билфингером с одной стороны и Мартином Перссоном Нильссоном с другой.

Lily Weiser-Aall в своём исследовании «Julhalmen i Norge» приходит к выводу, что, хотя обычай разбрасывать солому по полу в канун йоля и рождества широко распространён в Европе, на самом деле спали в соломе мало где за пределами Скандинавии. На мой взгляд, этот нюанс представляет собой важное различие между этими двумя обычаями, хоть они и объединены упоминанием соломы.

После тщательного изучения всех средневековых примеров, упомянутых в научной литературе, выясняется следующий факт: хотя в источниках говорится об обычае оставлять еду на столе во время празднования встречи нового лета, в более древних источниках никогда не упоминаются ни умершие предки, ни другие сверхъестественные гости. Самое раннее упоминание этого обычая встречается у Иеронима Стридонского в «Толкования на пророка Исаию» около 400 лета н. э., а затем ещё в пяти отдельных источниках, датированных VII и VIII веками. Это Цезарий Арелатский «Sermo CXXIX», Святой Аудоин «Vita Eligii», Святой Бонифаций «Epistola XLIX», «Concillium Romanium», «Homilia de Sacrilegis».

Все эти источники написаны с целью осуждения практик, воспринимаемых авторами как отголоски язычества, и описания практики накрытия специального стола на новолетнем празднике в январе и оставления еды на этом столе на ночь. Цель обычаев различна и иногда не может быть определена, но ясно, что эти действия совершаются не ради обычных людей, они являются ритуалами, культами или, по мнению авторов, языческими поклонениями. В самом раннем источнике авторства Иеронима Стридонского цель обычая описывается как привлечь плодородие в предстоящее лето. Цезарий Арелатский утверждает, что накрытый стол, как полагают, обезпечивает благоденствие семьи. Остальные источники никак не трактуют обычай. Таким образом, мы находим, что в этих ранних источниках единственные заявленные причины связаны с гаданием и обезпечением изобилия в новолетии, без упоминания каких-либо сверхъестественных гостей. Мы могли бы заметить, что вышеупомянутые причины также часто встречаются в шведском фольклоре девятнадцатого века.

Следующий средневековый источник — работа немецкого автора Бурхарда Вормсского, датированная никак не позже 1025 лета. Она отличается от предыдущих источников в нескольких отношениях: она даёт гораздо более подробную информацию и описывает не одну, а две отдельные традиции, связанные с накрытием стола, и здесь же впервые мы встречаем упоминание о сверхъестественных гостях. Эти обычаи описаны в одной и той же главе, но в двух отдельных разделах с отдельными заголовками, между которыми несколько страниц, описывающих не связанные с темой детали.

Причина, по которой я так подробно описываю вид источника, заключается в том, что исследователи предыдущих эпох ошибочно предположили, что оба эти раздела рассказывают об одном и том же обычае, связанном с угощениями, оставленными на столе, так что все учёные ссылаются только на одно описание у Бурхарда, смешивая воедино детали описаний двух разных обычаев. Однако после изучения текста становится совершенно ясно, что два описания не только различны, но и разделены несколькими столбцами текста, посвящённого различным не связанным с Йолем темам, поэтому нет никаких оснований не соглашаться, что Бурхард Вормсский описывает два независимых друг от друга обычая. Поскольку его текст является ключевым источником для исследования, я процитирую основные отрывки:

«1. Наблюдали ли вы в январский день за обрядами язычников, сделали ли вы по случаю Нового лета больше, чем делали до или после него, так я говорю, вы подготовили стол с драгоценными камнями или блюдами с едой в вашем доме в то время, или вы проводили процессии из певцов и хористов по улицам и переулкам, или вы сидели на крыше своего дома, в кругу, обведённом вокруг вас мечом, чтобы там вы могли узреть и понять то, что произойдет с вами в наступающем?

2. Сделали ли вы то же, что некоторые женщины делают в определённое время лета, приготовили ли вы стол в своём доме, поставили ли еду и питьё на стол, положили ли три ножа, чтобы, если прибудут три сестры, которых невежды и глупцы в древности называли парками, они смогли подкрепиться? И поддержали ли вы в себе божественное благочестие, или сдались вы дьяволу, так я говорю, потому что вы верите, что те, кого вы считаете сёстрами, могут принести вам пользу сейчас или в будущем?»

Здесь показано, что у нас есть два разных обычая, связанных с накрытием ритуального стола с едой. Считается, что новолетний стол, описанный первым, создаёт изобилие сам по себе и поразительно напоминает праздничные застолья в самых ранних источниках. Описание, скорее всего, основано на Concillium Romanum, так как формулировка очень похожа.

Во втором описании говорится, что стол накрывают для трёх сестёр, которые, согласно автору, являются парками — богинями судьбы в древнеримской мифологии. Очевидно, их образ Бурхард позаимствовал, чтобы обозначить каких-то местных женских языческих божеств. Это самое первое упоминание о том, что в определённые времена лета стол выставляется для сверхъестественных гостей, и описание не очень похоже на более ранние источники.

Мы также встречаем мотив сверхъестественных гостей в ещё одном средневековом источнике от 1248-го — Гийом Овернский в Opera Omnia заявляет, что глупцы оставляют еду ночью для каких-то ночных дев, dominas nocturnas и их предводительницы Domina Abundia или Абунданции.

Эти источники были предметом дискуссии учёных Александра Тилля, Густава Бильфингера и Мартина Нильссона. Вкратце опишем суть дискусии: Тилль и Бильфингер утверждали, что обычай накрывать стол в канун Йоля не являлся исконно скандинавским, а был заимствован германскими племенами у римлян (традиция Calendae Januariae). Нильссон же считал, что существовали две несвязанные между собой традиции: римский обычай новолетнего застолья для простых людей и германский обычай оставлять столы с угощениями для сверхъестественных гостей.

Как уже было показано ранее, две такие отдельные традиции — это именно то, что мы на самом деле видим в трудах Бурхарда Вормсского, что, на мой взгляд, подтверждает правоту Нильссона. Как ни парадоксально, сам Нильссон к такому выводу не пришёл, поскольку он ошибочно принял два описанных у Бурхарда обычая за две вариации одного и того же обычая. Поэтому я нахожу, что два описанных Бурхардом обычая свидетельствуют о том, что второе описание действительно связано с дохристианским германским обычаем оставлять угощения для женских языческих божеств, а не с римским застольем в честь празднования Новолетия. Но даже несмотря на то, что Бурхард предоставляет доказательства существования традиции ритуальных угощений у германцев «в определённое время лета», у него нет никаких упоминаний о приходе мертвецов.

Изучив средневековые источники и обратившись к более поздним фольклорным записям, мы увидели, что даже во всей хгм Европе стало обычным делом оставлять накрытый стол с едой в определённые ночи лета, обычно на «гождество», «Новыйгод» или на «собор всех святых». В фольклоре упоминается, что угощения предназначены душам мертвецов, но также очень часто говорится, что их оставляют для одного или нескольких сверхъестественных существ женского пола. Это разные известные фольклорные персонажи, такие как Хольда и Перхта.

Поразительно, что самые ранние источники, которые упоминают о ночных посетителях, Бурхард Вормсский и Гийом Овернский, ссылаются только на сверхъестественных существ женского пола, интерпретация которых постоянно повторяется в источниках вплоть до девятнадцатого века, тогда как самое раннее упоминание о приходе мёртвых предков восходит к намного более позднему периоду. Самый ранний пример, который удалось найти мне, зафиксирован в Финляндии и опубликован в 1754-м пастором Эриком Кастреном. Другие примеры из континентальной Европы, которые были бы датированы ранее середины девятнадцатого века, найти не удалось. Поразительно ещё и то, что единственное объяснение, которое можно найти на протяжении всего периода от самых ранних до самых поздних источников, состоит в том, что оставление еды на столе на ночь само по себе обезпечит благоденствие.

В свете этих источников, я считаю возможным заключить, что они не содержат доказательств того, что обычаи оставлять столы с едой являются наследием дохристианского культа мёртвых в Северной Европе. Наиболее вероятный вывод — полностью противоположный. Все ранние примеры этого обычая либо упоминают сверхъестественных существ женского пола, либо утверждают, что оставленный накрытым стол гарантирует изобильный урожай сам по себе, и поэтому я считаю, что источники подтверждают вывод о том, что связь между обычаем накрытого стола и мёртвыми предками является более поздней интерпретацией, появившейся где-то в период с тринадцатого по восемнадцатый век. И даже в более поздних источниках объяснения, упоминающие мёртвых предков, не более заметны, чем другие объяснения. Спешу добавить, что, как всегда, не может быть никаких окончательных и безкомпромиссных выводов.

Подводя итог: в соответствии с обычаем накрытого стола все наши свидетельства не указывают на связь Йоля с скандинавским дохристианским культом мёртвых. Что касается обычая спать в соломе и оставлять кровати пустыми, то некоторые признаки культа мёртвых присутствуют в более позднем скандинавском фольклоре, но их меньшинство, а в большинстве случаев главной подоплёкой обычая является страх перед мертвецами, призраками и тёмными силами. Как писал Хильдинг Селандер, страх — не то же самое, что культ, и я, после изучения множества источников, прихожу к заключению, что элемент страха — намного более сильный мотив, чем черты, которые можно определить как ритуальные или культовые.

Вероятно, элементы культа, которые мы находим в фольклоре, являются результатом влияния христианской или финно-угорской культур, и они стали связываться с Йолем именно потому, что он воспринимался как время мёртвых, но не почитаемых предков, а призраков, наводящих страх.

Банный обычай

В свете этой гипотезы есть и третий обычай, который часто упоминался как важное свидетельство, подтверждающее теорию о Йоле как о празднике культа мёртвых. Это обычай оставлять баню затопленной и разогретой в канун Йоля, чтобы мёртвые могли согреться и попариться ночью. Обычай описан несколько раз в шведских фольклорных источниках и только один раз — в норвежском, и по этой причине он не был основным доказательством существования культа мёртвых в Скандинавии, а играл вспомогательную роль.

Обычай изучен такими шведскими исследователями, как Гасландер, Хюльтен-Каваллиус, Юрклу, Ллойд. Гасландер так описывает его: «Во время купания не следует тушить огонь или выпускать тепло из бани, поскольку призраки придут искупаться.» У Ллойда, напротив, говорится, что: «В эту ночь в бане должен гореть огонь, а иначе могут пожаловать тролли и начать там мыться.» Обратите внимание на принципиальную разницу в трактовках. Во втором описании огонь выполняет защитную функцию и отгоняет нечисть от бани. Также мы можем увидеть, что Ллойд упоминает троллей, а не мертвецов, но это не обезценивает данный источник, поскольку известно, что сверхъестественные существа часто бывают взаимозаменяемы.

Единственное норвежское свидетельство данного обычая описано Хильдингом Селандером: в Согне, в Норвегии, баню топят для den underbuande, подземных жителей, которые приходят помыться.

Поэтому у нас есть только два определённых источника, ссылающихся на этот обычай в скандинавском фольклоре. Даже если мы сосчитаем все шведские источники, обычай останется редким и, следовательно, не сможет считаться полным подтверждением теории широко распространённого культа мёртвых. Несмотря на это, данное явление представляет интерес для этого исследования потому, что оно гораздо чаще встречается в финно-угорских культурах (в Финляндии и Эстонии), и я предположу, что банный обычай является признаком настоящего культа предков, который, возможно, был заимствован в Швецию и Норвегию из этих культур. Возможно даже, он повлиял на весь комплекс признаков, свидетельствующих о существовании культа предков, которые мы находим в Скандинавии девятнадцатого века. Общеизвестно, что покойники играют большую роль в финно-угорских культурах, вплоть до того, что можно говорить о реальном культе предков и о том, что бани или сауны играли важную роль в ритуалах.

Нурдберг отмечает, что финский культ предков более тесно связан с праздником урожая, а не с Йолем или обычаем спать в соломе в канун Йоля. Для меня это — подтверждение аргумента, что обычай спать на полу в соломе изначально не связан с мёртвыми, а является более поздней интерпретацией. Это также вписывается в мою гипотезу о том, что культ мёртвых не был элементом Йоля, а был в более позднюю эпоху заимствован в Скандинавию, где образ мёртвых «привязался» к Йолю, поскольку это время лета, безусловно, связано с мёртвыми — но не в смысле поклонения им, а в смысле страха перед ними.

Заключаю, что фольклорные и средневековые источники не поддерживают теорию о том, что Йоль — это праздник культа мёртвых в Скандинавии, а без этих источников теория не имеет доказательств. Необходимо уточнить, что этот вывод касается только вопроса о Йоле как именно о празднике почитания мёртвых.

Йоль = Новолетие

Доказательством, очевидно, могут быть только фольклорные источники восемнадцатого и девятнадцатого веков. Сначала я представлю эти источники, а затем остановлюсь на важном вопросе о том, насколько они имеют право рассматриваться применительно к дохристианскому периоду, а также о неотъемлемых методических проблемах использования фольклора в этом качестве.

В процессе изучения источников о поздней традиции Йоля в подавляющем большинстве случаев становится ясно, что ритуалы, предсказывающие наступающее лето и влияющие на него, играют огромную роль в течение всего периода праздника. Некоторые учёные давно установили, что наступление новолетия играло определённую роль в праздновании Йоля, вплоть до Бритт-Мари Нэсстрём, которая в своей монографии Blot пишет, что «так как лето обновляется, в этом случае было естественно давать обещания на будущее», и «Йоль воспринимался как смена старого лета на новое.» Нурдберг и Сюндквист отмечали схожие явления, однако не изучали этот вопрос более подробно.

Можно пойти ещё дальше и предположить, что новолетние ритуалы гаданий и предсказаний могли являться основой праздника. Проводы старого лета и встреча нового могут быть не вторичным смыслом празднования солнцестояния, праздника мёртвых или привлечения плодородия, но главной целью и основной функцией Йоля, так что целью этого праздника было именно создать грядущее лето.

Важный миг, который ясно показан во многочисленных фольклорных источниках, состоит в том, что в канун Йоля наступающее лето не предсказывается, а создаётся: всё, что происходит в канун Йоля, влияет на грядущее и создаёт его, что является совершенно иной концепцией, чем просто предсказание будущего.

Во-первых, в старом аграрном обществе в подавляющем большинстве случаев характерно то, что канун Йоля — это время постоянного гадания. Рассказы о Йоле переполнены безчисленными примерами того, как люди пытаются предугадать будущее, особенно в отношении таких вечных и бытовых тем, как предстоящий урожай, брачный союз и смерть. Многочисленные примеры можно найти во всех основных фольклорных описаниях Йоля. Из источников ясно, что мысли о будущем лете были единственной непреодолимой заботой, которая была постоянной и первостепенной в сознании людей, и этот фактор указывает на то, что Йоль функционировал как новолетний праздник.

Чтобы понять важность этого фактора, необходимо знать, что гадание в древнескандинавском контексте имеет более широкое значение, чем просто предсказание будущего. Широко признаётся тот факт, что в древнескандинавской вере нет чёткой границы между предсказанием будущего и попыткой повлиять на него, и что гадание, spá, на самом деле созидает будущее, а не просто предвидит его. Таким образом, повсеместная распространённость обычая гадания сама по себе показывает, что весь смысла праздника Йоль посвящён наступающему лету, что это на самом деле праздник нового лета.

Одним из примеров является тип предсказания погоды, известный как нанесение «Йольских отметок». Где-нибудь в доме, обычно на балке крыши, нужно нарисовать двенадцать кругов и отметить погоду каждого двенадцати дней Йоля: погоду первого дня в первом круге, второго — во втором, и так далее. Каждый день и круг соответствовал месяцу лета и предсказывал погоду, которая будет стоять в этом месяце в следующее лето. Этот пример наглядно показывает, что Йоль — это период силы, в течение которого создаётся будущее.

Другим примером является широко распространённый обычай: когда впервые после начала лета человек смотрит на новолуние, то, что он держит в руках, он будет иметь в изобилии в течение всего лета. Это ещё раз демонстрирует, что всё, что происходит в период Йоля, влияет на наступающее лето.

Последний пример также проливает новый свет на одну особенность, которая характеризует Йоль больше, чем что-либо ещё: обилие еды и питья, также отмеченное Нурдбергом и Сюндквистом. Представление о том, что Йоль — это время силы, когда можно повлиять на будущее, даёт нам понять, что изобильные праздничные пиры устраивались не просто ради удовольствия. Люди действительно верили, что присутствие большого количества еды и напитков на праздничном застолье гарантирует изобилие в новолетии. Вот почему чрезмерное употребление еды и питья, переходящее даже в обжорство, это не просто самая яркая черта праздника — это священная обязанность, о чём свидетельствует широко распространённый обычай, согласно которому гость не имел права отказываться от угощения, потому что считалось, что своим отказом он «прогоняет Йоль.» Здесь же уместно вспомнить «Песнь о Харальде» скальда Торбьёрна Хорнклофи, в котором употребление алкоголя представлено как определяющий элемент праздника jól.

Этот аспект «формирования будущего» фактически выражен в некоторых источниках, хотя чаще всего он лишь подразумевается. Он также лежит в основе обычая оставлять на столе угощения, если не упомянуты какие-то конкретные сверхъестественные посетители, а просто говорится, что оставленная на столе еда привлечёт в дом изобилие.

Есть общий термин «время силы», но существует и специальный этнографический термин: «лиминальный период». Термин «лиминальность» был придуман Арнольдом ван Геннепом и в дальнейшем развит Эдмундом Личем и Виктором Тёрнером, он обозначает некую ситуацию, отграниченную от обычного мира и обычного времени. Двенадцать дней Йоля — это, по мнению исследователей, и есть лиминальный период, во время которого не действуют привычные правила, например, космические: ведь Солнце стоит на месте, то есть линейный ход времени приостанавливается. Также считается, что в это время злые силы могут свободно бродить по земле, и необходимо принимать дополнительные меры предосторожности. Это амбивалентная фаза, когда все создаётся заново — в данном случае наступающее лето, из-за которого приметы и предсказания проникают во все сферы жизни, и люди верят, что всё, что происходит в этот период, влияет на будущее лето.

То, что Йоль является сверхлиминальным периодом в скандинавской культуре, окажется на самом деле очевидным для любого, кто знаком с концепцией лиминальности, но эта концепция не получала научного признания до начала 60-х. Поэтому считаю, что использование концепции в этом контексте и более тщательный анализ этих источников в свете лиминальности прояснит сведения, отражённые в источниках.

Например, концепция лиминальности также объясняет, почему в течение периода Йоля произнесённое слово наделяется необычной силой: говорить о чём-то, называть это, значит наполнять явление реальностью, воплощать его в жизнь. Вот почему во время Йоля нельзя, например, называть паразитов, таких как крысы и мыши, их настоящими названиями, а нужно использовать различные эвфемизмы, такие как «серые». Если произнести их настоящее название, они в наступающем году преумножатся, использовав созидательную силу Йоля. Это пример другой классической особенности лиминальных периодов: они всегда характеризуются усиленным ритуальным контролем над человеческим поведением, чтобы контролировать будущее. Также некоторые источники сообщают об обычае в канун Йоля вставать раньше и завершать рабочий день раньше обычного, чтобы такой же порядок продолжился и далее, и этот обычай также демонстрирует, как время Йоля создаёт образец или шаблон, которому будет следовать всё лето.

Здесь, конечно, суть дела — важнейшая и, возможно, непреодолимая проблема метода: как можно предположить, что более поздний фольклорный подход даст знания о дохристианском периоде? В обсуждении этой проблемы Нурдберг предполагает, что, возможно, отказ от фольклористических источников как потенциально ценных для изучения более ранних периодов был бы слишком жёстким, и мы склонны с ним согласиться. Несмотря на это, очевидно, что преемственность нельзя воспринимать как должное, и в большинстве случаев мы должны обладать источниками с обоих концов временного спектра, чтобы делать какие-либо выводы. У нас должны быть хотя бы какие-то показатели непрерывности между двумя периодами времени, или вся работа сводится к угадыванию.

Полагаю, что имеется достаточно свидетельств, подтверждающих гипотезу о том, что дохристианский jól, как и более поздний праздник середины зимы, функционировал как празднование новолетия. Во-первых, можно указать на некоторые основные сходства между двумя традициями. Из средневековых источников, саг и т. д. ясно, что jól в это время характеризовался пиршеством, едой, питьём, как и более поздний Йоль. Это не случайно, но, скорее всего, это единственный главный аспект, который создаст будущее, возможно, наивысшая точка празднования. Кроме того, дохристианский Йоль обычно описывается как длительный период пиров, как и поздний Йоль, а не один или несколько дней.

По необходимости я буду рассматривать средневековые источники, такие как саги, как наше лучшее представление дохристианского юла, хотя это, конечно, зависит от всех известных неопределённостей и предостережений об использовании этих текстов в качестве источников норвежской веры.

Единственная черта, которую саги связывают с Йолем, — это тот факт, что это время сверхъестественных гостей, угрожающих человеку и опасных для него. Как мы видели, призраки и демонические силы также присутствуют в фольклорных записях. Как также указывалось, это никоим образом не может быть использовано как свидетельство культа мёртвых, а скорее демонстрирует страх перед тёмными силами в пору зимних ночей, и, безусловно, устанавливает связь между сагами и последующими фольклором.

Фактор также является опорным аргументом для нашей теории, поскольку во многих культурах это типичная новолетняя черта, заключающаяся в том, что мертвецы и другие потусторонние существа блуждают по земле во время смены лета. Эта черта присутствует в кельтском празднике Самайн, но она также встречается в других культурах, таких как финский праздник Кекри, который также несёт в себе черты новолетия. Фактом является то, что во многих культурах основным праздником лета является так называемый «христианский Новый год», и поэтому мы не должны удивляться, обнаруживая свидетельства, указывающие на главный скандинавский праздник как на встречу нового лета.

Эти сходства носят общий и неопределённый характер, но в отношении традиции стола, которое приносит изобилие и накрывается едой для сверхъестественных посетителей на праздниках, мы можем фактически установить предварительную преемственность германской веры и христианской религии для гоев.

Как отмечалось ранее, накрытый стол упоминается Бурхардом Вормсским вскоре после 1000-го лета. В его записях стол явно воспринимается как языческий обычай и интерпретируется как подношение языческим германским божествам, что можно рассматривать как свидетельство того, что Традиция действительно восходит к дохристианским германским обычаям. Учитывая, что мы находим тот же обычай в скандинавских странах даже в девятнадцатом веке, это фактически позволяет нам установить — хотя и с осторожностью — преемственность от дохристианского германского jól до скандинавского Йоля девятнадцатого столетия. В обоих случаях накрытый стол адресован не мёртвым предкам, а другим сверхъестественным гостям. Специфическое объяснение Бурхардом некоторых могущественных гостей женского пола также встречается не в Скандинавии, а в немецком фольклоре девятнадцатого века.

Есть сага, которая может также установить предварительную связь с фольклорными обычаями гадания в Йоле. В тексте «Саги об Олаве, сыне Трюггви» авторства Одда Сноррасона говорится, что мать конунга Вальдимара в Гардариках способна предсказывать будущее, и что она делает это на каждый Йоль. Каждое лето в канун Йоля её сажают перед троном конунга, а собравшиеся вокруг люди вопрошают её о будущем:

«В то время конунг Вальдамар достойно правил в Гардариках. Говорят, что его мать была провидицей, и в книгах называется змеиным духом то, что язычники совершали гадания. То, что она предсказывала, обычно сбывалось. Она была тогда уже очень преклонного возраста. В первый же вечер Йоля её сиденье ставили перед высоким троном конунга. И прежде чем начать пить, конунг спрашивал мать, не видит ли она какой опасности, грозящей его владениям.»

Вот, насколько мне известно, единственная из выживших явная связь в сагах между Йолем и гаданием, которую можно истолковать либо как совпадение с обычаями гадания девятнадцатого века, либо как отсылку к новолетним праздникам в целом. Поэтому я полагаю, что в дополнение к общим чертам, которые характеризуют типичные праздники встречи нового лета, Бурхард Вормсский и эта сага показывают нам две тонкие связи между средневековыми источниками и более поздними йольскими обычаями: гадание как элемент праздничных обрядов и накрытый стол в угоду сверхъестественным гостям.

Выводы

После тщательного изучения вышеупомянутых источников хочу предположить, что Йоль не только функционировал как скандинавское новолетие, но что именно этот аспект праздника был более наиболее значимым и важным, чем признавалось ранее. Встреча нового лета, скорее, была основной функцией праздника.

Но согласимся с Нурдбергом и Сюндквистом в том, что нет необходимости назначать одну конкретную функцию и значение для праздника, поскольку Йоль, безусловно, был многогранным и содержал в себе множество различных аспектов, в том числе важный аспект почитания плодородия (в рамках создания наступающего лета). Существует важное различие между простым прогнозированием предстоящего лета и его фактическим созданием. Когда период Йоля считается наступлением нового, это проливает новый свет на ритуалы, связанные с новолетним праздником, и существенно меняет их значение и наше понимание.

При этом применение концепции лиминальности позволяет нам лучше понять ритуальные механизмы, связанные с созданием плодородия, такие как то, что лиминальный период создаёт матрицу для будущего. Взгляд через призму концепции лиминальности усиливает и улучшает наше понимание многих различных аспектов йольских обычаев, таких как усиленный ритуальный контроль и присутствие антиструктуры, выраженные в идее стоящего Солнца и разрушения барьеров между различными космическими сферами. Если безчисленные ритуалы предсказания и сотворения будущего лета, которые чаще всего рассматривались как случайные, станут рассматриваться не как побочный продукт праздника в честь плодородия, культа мёртвых или чего-либо ещё, а как главная цель Йоля, это изменит существующую перспективу и повлияет на наше понимание праздника.

Второй вывод касается теории, что культ мёртвых был частью скандинавского дохристианского Йоля — теории, которая, хотя никогда и не была общепринятой, также никогда не была опровергнута. Полагаю, что я представила весомые индикаторы того, что черты культа мёртвых, найденные в более позднем скандинавском фольклоре, не проистекают из древнескандинавского язычества, но являются результатом более позднего (после крещения) влияния финно-угорской культуры и, возможно, также католического христианства.

Как всегда при работе в области древнескандинавского язычества, любая попытка сделать какое-то заключение — это смелое предприятие, которое, как мы должны признать, сопряжено с неопределённостью. Это вдвойне верно при попытке провести параллели между фольклорными источниками и реальностью дохристианской языческой эпохи. Но есть некоторые хрупкие связи, ведущие от средневековых источников к более ранним и более поздним. Поэтому я представляю свой вывод не как утверждение, а как скромную попытку улучшить наше понимание древнескандинавского праздника jól.

Беттина Соммер (Копенгагенский университет)

Перевод: Анастасия Тишунина

Редакция: [Консервативная (Р)эволюция]

Библиография

• Antonen, Veikko «Religion in Prehistoric Finland», 2013.

• Birlinger, Anton «Aus Schwaben», 1874.

• de Vries, Jan «Altgermanische Religionsgeschichte», 1870.

• DuBois, Thomas «Finno-Ugric Tradition», 2002.

• Eliade, Mircea «The Sacred and the Profane», 1925.

• Green, Miranda «Dictionary of Celtic Myth and Legend», 1997.

• Kamp, Jens «Dansk Folketro», 1904.

• Leach, Edmund «Rethinking Anthropology», 1977.

• Lid, Nils «Norsk Folkeminnelags skrifter», 1921‒1940.

• Nilsson, Martin P. «Årets folkliga fester», 1936.

• Nordberg, Andreas «Fornnordisk religionforskning mellan teori och empiri. Kulten av anfäder, solen och vegetationsandar i idehistorisk belysning», 2013.

• Simek, Rudolf «Dictionary of Northern Mythology», 2000.

• Tille, Alexander Yule and Christmas: Their Places in the Germanic Year", 1899.

• Turner, Victor «The Ritual Process», 1995.