Текст:Дмитрий Ульянов:Анализ современного социально-политического статуса Русской православной церкви Московского патриархата

АНАЛИЗ СОВРЕМЕННОГО СОСТОЯНИЯ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ МОСКОВСКОГО ПАТРИАРХАТА

Сегодня вопросы, касающиеся Православия, стали куда менее обсуждаемыми, чем это было в 90-е годы, да равно и еще несколько лет тому назад. Тема Церкви все реже всплывает в общественных дискуссиях, поддерживаемая исключительно вопросом о необходимости введения Основ православной культуры в школы, иерархи выступают по телевидению, за редким исключением, только лишь в связи с религиозными праздниками. Все это создает атмосферу потерянности Православия в современной России, где деятельность Церкви фактически осуществляется исходя из принципа, что «так принято», а не, что «это кому-то нужно». Да и нужно ли современное Православие кому-либо? Попробуем рассмотреть заявленную проблему с данного ракурса.

Сразу оговоримся, что постановка вопроса именно в таком ключе в наши дни может показаться бестактной и достаточно странной: благо аргументы, которые способны сразу закрыть данную тему, исчисляются отнюдь не единицами: начиная от теологического «Я с вами во все дни до скончания века» до историко-материалистической песни о необратимых социальных процессах. Тем не менее, автор предполагает все-таки отринуть глобальные категории, чтобы четко проанализировать вопрос в условиях сложившейся в России ситуации. Заранее стоит уточнить, что, отметая генерализованные контраргументы, нами отвергается и само истолкование проблемы в подобном, чересчур обобщенном ключе.

Теперь стоит обозначить некоторые границы разрабатываемой нами темы, дабы не оказаться в нелицеприятной позиции провозвестника банальных и, как правило, чересчур идеологизированных «истин». Итак, нас будет интересовать, во-первых, только Русская Православная Церковь Московского Патриархата (далее – РПЦ МП). Во-вторых, мы стремимся определить, какое место и почему заняла РПЦ МП в российском обществе за последние 15 лет, и откуда у нынешнего механизма власти и людей, участвующих в политической сфере жизни общества, взялась потребность в привлечении именно этой конфессии своим нуждам.

Начать стоит, пожалуй, с пресловутого федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» принятого в 1997 году. Тогда огромную массу народа очень беспокоила присутствующая в преамбуле этого нормативно-правового акта фраза о «признании особой роли православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры». Вся «паника» вокруг этого закона, начавшаяся еще до самого опубликования закона – уже на стадии законопроекта, представляется на данный момент довольно странной, что, впрочем, можно было понять и тогда, если основываться на том, что преамбула в законе всегда имеет скорее декоративную, а не юридически значимую роль. Особенно это актуально для области конституционного права, которое, как бы это ни парадоксально звучало бы, обладает куда меньшей ценностью и важностью в юридической практике, чем уголовное или гражданское право. Фактически оно создается не столько юристами, сколько политологами и социологами, причем для использования исключительно в текущий момент, поскольку действительность изменяется куда быстрее, чем такой консервативный институт как право. Итак, рассуждая с формально-юридической точки зрения, ценность подобных фраз была не велика, а некоторые социальные слои воспринимали подобную риторику крайне болезненно и готовы были практически на все в старании предотвратить закрепление злополучной фразы в законопроекте. Что же тогда побудило власть на совершение подобного шага?

Тут будет уместно сделать маленькое лирическое отступление.

Вопрос легитимности власти вставал перед немалым количеством политических мыслителей, создавались и разрабатывались разные концепции, призванные как придумать некое объективное объяснение существовавшей на тогдашнем историческом пространстве власти, так и постараться проанализировать систему власти как таковую, дать обоснование возможным средствам «обеспечения ее правоты». Общепринятой для современных политологии и теории государства и права стала теория Макса Вебера, выделившего три основных вида легитимности: основанную на праве, на традиции и на харизме.

Теперь вернемся к описываемой нами политической картине России 90-х годов. Каков же был источник легитимности тогдашней власти, позволявшей ей вообще обладать подобным статусом.

Говорить об обаянии тогдашнего Ельцина (впрочем, следует подчеркнуть, что речь идет именно о середине, а не начале 90-х годов, когда Ельцин был более чем популярен, причем в равной степени в элитарных и эгалитарных кругах) не приходиться в принципе. Год, прошедший после выборов заставил многих засомневаться относительно правомерности нахождения тогдашнего Президента у власти: слишком много подтасовок на последних выборах всплыло в прессе, слишком странные, фактически антиконституционные пакты были приняты, например, Хасавюртовские соглашения, ставившие под сомнение территориальную целостность Российской Федерации. Последнее означало, что правовая легитимация была не доступна наравне с харизматической.

Тем временем, политическая обстановка в стране все больше накалялась, и расшатывающуюся легитимность надо было восстанавливать «хоть тушкой, хоть чучелком». Логически рассуждая, легко понять, что единственным путем решения проблемы была традиция - но кто мог претендовать на роля носителя традиции в стране, прошедшей через два крупномасштабных политических переворота, целенаправленно уничтожавших все существовавшие до них общественно-политические институты? Разумеется, единственный выживший - Церковь. А точнее – РПЦ МП.

Ситуация сложилась так, что несмотря на многочисленные расколы, РПЦ МП сохранила свой канонический статус в среде так называемой World Orthodoxy, тем самым получив признание в своей полной преемственности от Православной церкви Российской Империи. Вопрос признания World Orthodoxy является одним из принципиальных, поскольку все нынешние Православные Церкви делятся на две основные группы, существующие в противостоянии друг с другом. К первой группе принадлежат так называемые канонические общины православных, находящиеся в постоянном общении между собой. Последние же – это группы православных, покидающих World Orthodoxy из-за самых различных богословских, социальных и/или политических проблем, и создающие собственные независимые общины, как правило, находящиеся с другими деноминациями совей группы в не менее сложных отношениях, чем с World Orthodoxy. Классическим примером True Orthodoxy на территории современной России является Российская Православная Автономная Церковь, которая наравне с РПЦ МП претендует на восхождение своей иерархии к Российской Православной Церкви, существовавшей в Российской Империи. Впрочем, очевидно, что ни одна из True Orthodoxy Церквей, не смотря на любые богословские тонкости, не могла конкурировать с РПЦ МП в вопросе осуществления политической легитимации власти.

Статус наследницы одного из фундаментальных институтов российского общества, удачно дополняемый ореолом древности, позволил использовать Церковь как носителя и проводника традиции, а вместе с ней и традиционной легитимности, столь необходимой власти. Появившаяся в законе формулировка была вряд ли нужна самой Церкви, несмотря на всевозможные опасения либералов и правозащитников, так и не получившей реально ничего от этой преамбулы, кроме очередного скандала. Но вот для самого механизма власти, который стал нуждаться в каждом возможном противовесе, чтобы не обрушить самого себя в небытие, подобное уточнение в законе, призванном пояснить и уточнить положения Конституции, а значит, и создать значимую завязку в государственно-правовой области, оказалось принципиальным. Сам выбор Православия в этом контексте знаменателен не только тем, что оно давало фору любой другой крупной конфессии по критерию «традиционности», но еще и особой социально-политической формацией РПЦ МП.

Даже наиболее позитивные из различных, оценивающих религиозность, социологических опросов оперируют в оценке количества жителей России, являющихся воцерковленными православными, сравнительно небольшой цифрой в 5-7%.

Как правило, по своему социальному портрету эти люди мало интересуются социальными и политическими проблемами, фактически предоставляя говорить за себя Патриарху и епископату, самоустраняясь от подобных проблем на основании абсолютного или практически абсолютного доверия к церковным иерархам.

Все вышесказанное означало, что никаких сопротивлений со стороны «паствы», касающихся внедрения религиозного института во властный аппарат, разумеется, фактического, а не административно или конституционно-правового, ожидать не следует – они слишком далеки от подобных вопросов. С другой стороны, общее число людей, готовых идентифицировать себя как членов РПЦ МП составляло и составляет даже по самым пессимистичным подсчетам более 55%, а по оптимистичным около 90% граждан России.

Последнее означает, что с точки зрения формальной численности Церковь является самым крупным общественным объединением на территории современной России. Естественно, что подобный институт обладает наибольшей «легитимационной силой». При этом ее могущество удачно сочетается с внутренними особенностями управления, фактически реализуемого, посредством очень небольшого числа людей, а точнее Патриарха и Архиерейского Собора, который давно уже фактически выместил Поместный Собор с позиции главного управляющего органа РПЦ МП.

Таким образом, Православие превратилось в очень выгодный бренд, которым стало легко пользоваться как удобным козырем в случае необходимости, абсолютно забывая о его существования во время затишья.

Дальнейшее развитие данного метода привело к активному использованию данной «торговой марки» по схожей, лишь незначительно модернизированной схеме уже не только в административной и кабинетной, но и уличной политике.

На сегодняшний день существует целый ряд групп так называемых «политических православных», активно распространяющих идеи о создании центра всего Православия в Москве, возврате к теории «Москва – Третий Рим» и подобные проекты.

Среди последних большую часть составляют абсолютно маргинальные проекты вроде Союза Русского Народа и различных опричных братств, чья численность в подавляющем большинстве случаев не превышает 5-10 человек. Основными направлениями деятельности последних обычно являются - издание небольших газет, переполненных страхами перед жидомасонским заговором, надеждах о возвращении Царя-Батюшки, обожествляемого ими наравне с Христом, а также участие в немногочисленных митингах, смысл и содержание которых по большей части не отличаются от аналогичного в их печатной продукции.

Особняком можно выделить Союз Православных Граждан и «Северный Катехон» с лидерами в лице Кирилла Фролова и Аркадия Малера соответственно. Впрочем, единственное реальное отличие их от остальных маргинальных группировок заключается в относительном принятии их в официальной политологической и научной среде – так различного рода семинара и круглые столы, организованные «Северным Катехоном» Малера проходят на территории Института Философии РАН, а Кирилл Фролов регулярно выступает с мнениями, отражающими политику если не всей РПЦ МП, то, по меньшей мере Отдела Внешних Церковных Связей, возглавляемого митрополитом Кириллом Гундяевым. Тем не менее, подобная «официальность» не влияет на численность данных организаций, хотя тексты данных авторов, в отличие от первой группы, готовы публиковать не только их собственные СМИ. Это, впрочем, в настоящее время, все же не является критерием, определяющим высокий уровень текста, но лишь гарантом, что публикуемое не представляет собой образчик плохой фантастической поэзии.

Анализируя деятельность вышеописанных групп, стоит отметить, что в данном случае бренд «Православие» здесь оказался нужен не для легитимации власти, поскольку данные группы не относятся ни к правящему классу, ни, в большинстве своем, к политической элите, а, следовательно, не обладают реальной властью.

Несмотря на это «Православие» способно выступить в качестве реальной точки опоры блока метафизических и квазиполитических построений. Это тем более актуально, что из уваровской триады «Православие, Самодержавие, Народность» сегодня можно использовать только первый тезис как некую точку, укорененную в реальном политическом пространстве. Вдобавок к этому в ситуации ряда разногласий относительно вопросов необходимости и возрождения монархии иной центральной идеи своей программы «имперцы» вряд ли в состоянии предложить.

В итоге, не будучи в своей массе воцерковленными православными, будучи знакомыми в куда большей степени с историей и простейшей догматикой РПЦ МП, нежели ее реальным положением (что во многом связано с его тяжелым состоянием разделять которое является трудоемким предприятием), эти люди кинулись поднимать Московский Патриархат на штандарт, вплоть до придания ему статуса Вселенского и прочих не очень понятно откуда взявшихся регалий.

Только в данном случае бренд сыграл с ними злую шутку. Если кабинетной власти для использования Православия как одного из элементов легитимизации попросту наплевать на любые укоры в адрес РПЦ МП, то тут ситуация оказалась в корне иная. «Реставраторов» использовали знак, который стал притягивать отнюдь не сторонников и единомышленников, но любые возможные жалобы и критику, предназначавшуюся в адрес РПЦ МП, обычно не реагирующей на подобные выступления вообще или оставляя это на совести отдельных священников.

Следует констатировать факт, что кроме этих двух групп Православие фактически остается никому не нужным: можно, конечно, не согласиться – есть же 5-7 % жителей России практикующих православных, но вот необходима ли им конкретная конфессия или вообще религия – вопрос и для социологов, и для психологов открытый.

Очень немногие из числа прихожан по социальному статусу не относятся к «бабушкам», которые выбрали РПЦ МП только по принципу, что «это вроде как наша религия», не зная и не желая знать при этом ничего, кроме «кому молиться, чтобы муж пить бросил, а внучок в институт поступил», и тяжело больным людям, перепробовавшими до этого кучу народных целителей и оказавшихся в Церкви от безысходности, а не по внутреннему согласию с православным вероучением? Боюсь, что их число крайне невелико.

Небезызвестный диакон Андрей Кураев неоднократно писал, что нужно иметь большую силу духа и воли, чтобы внести разнообразие в эти ряды, что только смелый молодой человек сможет встать в один ряд с бабушками. Только вот миссионер слабо учел, что реальная проблема Церкви связана не с возрастом большинства прихожан, а именно с фактически сложившейся субкультурой «бабушек».

Большинство молодых людей не хочет оказываться в стройном ряду с бабушками, вещающими днями и ночами о грехах, покаянии и куче всяческих малоприятных обязательств, ведь именно данные особенности превращают в столь неприглядную и непопулярную для молодежи, вопрос возраста стоит куда дальше. Не меньшее отторжение вызывает очень тяжелое восприятие Церковью людей, озабоченных интеллектуальными, а не бытовыми вопросами. Тем самым образуется определенный замкнутый круг, в котором, находящийся в социально-тяжелой ситуации человек стремится в первую очередь решить свои проблемы и не видит в Православии реального помощника, а интеллектуал не принимается средой. А всех редких волонтеров механизм социализации все равно уничтожает их как «молодых людей», превратив их в просто особую категорию субкультуры «бабушек».

Случай РПЦ МП, конечно, более сложен, чтобы уместить его полноценный анализ в рамках одной статьи, но факты, определяющие общее состояние Церкви, составляют отнюдь не радостную картину. Впрочем, для Православия хуже даже не то, что в современной России оно превратилось из религиозного института в политический бренд, сколько то, что те, кто сегодня «нуждается» в этой конфессии, очень похожи на следующее описание Владимира Соловьева из «Краткой повести об Антихристе»: «Любeзныe бpaтья! Знaю я, чтo мeждy вaми ecть и тaкиe, для кoтopыx вceгo дopoжe в xpиcтиaнcтвe eгo cвящeннoe npeдaнue, cтapыe cимвoлы, cтapыe пecни и мoлитвы, икoны и чин бoгocлyжeния. И в caмoм дeлe, чтo мoжeт быть дopoжe этoгo для peлигиoзнoй дyши? Знaйтe жe, вoзлюблeнныe, чтo ceгoдня пoдпиcaн мнoю ycтaв и нaзнaчeны бoгaтыe cpeдcтвa Bceмиpнoмy мyзeю xpиcтиaнcкoй apxeoлoгии в cлaвнoм нaшeм импepcкoм гopoдe Koнcтaнтинoпoлe c цeлью coбиpaния, изyчeния и xpaнeния вcякиx пaмятнякoв цepковнoй дрeвнocти, пpeимyщecтвeннo вocтoчой, a вac я пpoшy зaвтpa жe избpaть из cpeды cвoeй комиccию для oбcyждeния co мнoю тex мep, кoтopыe дoлжны быть пpиняты c цeлью вoзмoжнoгo пpиближeния coвpeмeннoгo бытa, нpaвoв и oбычaeв к пpeдaнию и ycтaнoвлeниям cвятoй пpaвocлaвнoй цepкви!»