Текст:Дюра-дуралей
Значит, дела́ у нас такие: жила на свете вдова. У неё был единственный сынок, и звали его Дюра. Очень матушка своего сыночка любила, и так и этак с ним нянчилась, никуда не пускала и ничегошеньки делать не давала. Подрос Дюра, нигде не был и никого не видел. Ничего-то он не знает и ничего не умеет.
Как-то раз пришлось всё-таки матери отправить его в люди, и сразу на ярмарку. У неё-то у самой, нога разболелась. Всё она Дюрке растолковала, что делать и как:
— Ступай, сынок, на ярмарку. Купи мне сито, муку сеять. Старое совсем прохудилось, да и пора ему, оно мне от бабушкиной бабушки досталось. Только гляди, не покупай частое, а купи редкое. А чтоб не забыть, всю дорогу повторяй: «Сито редкое, сито редкое»!
— Сито редкое, сито редкое! — послушно повторил Дюрка и побежал через поле на ярмарку.
А на том поле пахари землю пашут, жито сеять собираются. Видят: бежит парень, что-то бормочет, и показалось им, что он кричит: «Жито редкое, жито редкое».
— Эй, дуралей, вот мы тебя! — закричал один пахарь.
— Зачем ты нам плохого урожая желаешь? — спросил другой, схватил палку и как следует избил Дюрку.
— Будешь теперь помнить, — сказал один пахарь.
— Говорить надо: «Посильнее да почаще»! — подтвердил другой.
— Посильней да почаще! — повторил Дюра и дальше побежал.
Добрался до трактира, а там два парня друг друга колотят.
— Посильнее да почаще! — кричит им Дюрка.
— Ах ты, такой-сякой! Ещё подначивать! — накинулись на него парни. — Молчал бы лучше!
И надавали ему тумаков.
Совсем наш Дюра растерялся и позабыл, зачем его мать посылала. Прибежал на ярмарку, стоял, стоял, думал, думал, заплакал и домой пошёл.
— Ты что, Дюрка, плачешь? — спрашивает мать.
— Да меня поколотили!
— За что?
— А я им сказал...
— А что сказал-то?
— Да позабыл!
— Дуралей ты, дуралей! Надо было тебе от них убежать.
— Так ведь я бежал и домой прибежал.
— Вот и молоде́ц, я-то ведь тебе денег не дала. На, возьми денежки, да купи мне сковородку на трёх ножках. Старая уже́ прохудилась.
Бежит Дюрка, денежку в руке держит. Добрался до го́рода, схватил сковородку на трёх ножках, денежку на землю бросил и назад побежал. Видит: на дороге птичка-невеличка скачет. Он за ней. Птичка в кусты, Дюра за ней, но мешает ему что-то. Глянул — а это сковородка!
— Ах ты, трёхногая, ты мне ещё мешать будешь! — кричит он. — Ступай домой сама. У тебя три ноги, а у меня только две!
Положил сковородку на землю и опять за птичкой кинулся. Не поймал, домой пошёл. У дверей спрашивает:
— Матушка, пришла сковородка домой?
— Ах ты, Дюра-дуралей, как она придёт, коли ноги у неё не двигаются?
Так и живёт Дюра-дуралей. Не знает мать, что с ним дальше делать. Думала-думала, наконец надумала:
— Надо его женить. Жена из него человека сделает.
И послала его на смотрины в соседнюю деревню:
— Ступай к Халабалам, к Катруше. Помнишь, как её мать к нам ходила? Там уже́ знают, что ты явишься. Да сиди тихонько, не то опять какую-нибудь глупость выкинешь.
Пошёл наш Дюра, около домов бродит, не знает, в который войти. К счастью, он видит, что Катрушина мать на крылечке стои́т. Встретила она его, в дом позвала. Лавку обтёрла, Дюру к столу усадила. Для первого знакомства испекла в золе яички вкрутую. На тарелку положила, десять раз поклонилась:
— Отведай, гость дорого́й.
Но Дюра к угощению не притронулся. Сидит и под нос себе что-то гудит. Что с ним делать? Рассовала ему Катрушина мать яички по карманам и домой отправила.
— Ну, как там, да что там? — спрашивает Дюру матушка.
— А что? Встретили-приветили, лавку обтёрли и яички в золе испекли.
— Где же они?
— Ага, вот, в карманах.
— Почему же ты их не съел?
— Так ведь вы же велели сидеть смирно да тихо и больше ничего не наказывали.
— Ах ты, Дюра-дуралей! Надо бы тебе яички облупить, каждое на четыре части разрезать, каждый кусок на кончик ножа надеть, в рот положить и съесть. Вот что надо было сделать!
— Ладно, матушка, ладно, в другой раз буду знать.
Пошёл второй раз на смотрины. Наварили ему гороху, так просто, для забавы, и поднесли в миске. Берёт Дюра по одной горошине, каждую обдирает, перед собой кладёт, на четыре части режет. На кончик ножа насаживает, глядь — а от горошины только мокрое место осталось.
«Ах, чтоб тебя!» — думает Дюра, а Катруша — де́вица видная: на лежанке сидит и рот закрывает, чтобы со смеха не прыснуть. Пришёл Дюра домой избитый и взлохмаченный.
— Ну, как дела?
— Да там надо мной смеются!
— Отчего же так-то?
— Стал я делать, как вы велели: горошинку облуплю, на четыре части разрежу и на нож нанизываю...
Дальше говорить не стал, слёзы из глаз ручьем бегут.
— Никуда, — говорит, — больше не пойду!
— Ах ты, глупенький, почему не пойдёшь? Такой беде легко помочь! Надо было горошек в горсть брать да в рот сыпать.
— Так ведь и впрямь дело не трудное, — согласился Дюра и пообещал ещё разок на смотрины сходить.
Пришёл, а там загон для овец ладят. В земле ямы железным ломом долбят, чтоб туда колья забивать. Разинул Дюра рот, уставился, глядит:
— Нетрудна работа! А у нас такого лома нету. Может, и мне лом пригодится загон для овец поставить.
Ладно, дали ему лом. А он, бестолковый, схватил его и принялся в рот заталкивать. Только зубы вышиб. С тем Дюра и домой прибежал.
— Ну, что опять-то?
— Так ведь я же всё сделал, как вы приказывали. Вот ломом-то и выбил зубы.
— Экий ты, Дюра, дуралей! Надо было его на плечи взвалить да домой нести. А если тяжёл, а тут кто-нибудь на лошади с телегой едет, надо попросить, чтоб разрешили на воз положить. Лучше сядь возле Катруши и у неё что-нибудь попроси.
Понравилось Дюре, что Катруша ему может что-то дать и он опять пошёл к ней. Катруша сидела на лавке у стола и шила. Дюра подсел сначала робко на краешек. Пото́м всё ближе, ближе и наконец осмелел и говорит:
— Дай мне, Катруша, что-нибудь!
А у неё при себе ничего нету. Вот она и подарила ему иголку.
Вскинул Дюра иголку на плечо и радостно домой заспешил. Иголка-то ведь лёгкая, но он своей мудрой головушкой решил, что она ему плечо оттянула, ведь матушка говорила, будто тяжёло будет.
Догоняет Дюра воз с сеном и кричит:
— Люди добрые, постойте! Дозвольте мне на ваш воз мой лом положить.
Те не оглядываясь, отвечают:
— Сунь его в сено.
Ткнул Дюра-дурень иглу в сено. Доехал до своей деревни, ищет лом, никак не найдёт. Тут только поняли мужики, что он иголку с ломом перепутал.
— Ах ты, такой-сякой! — кричат. — У нас из-за тебя вол или конь упадёт, проглотит вместе с сеном иглу, тут ему и конец!
Схватили палку и показали Дюре-дуралею, где раки зимуют. Насилу Дюра вырвался и домой прибежал. А до́ма матушка добавила:
— Дуралей ты, дуралей! Другого слова не скажешь. Ты бы иголку в шляпу воткнул и домой принес!
— Ах матушка, не гневайтесь, в другой раз так и сделаю.
На следующей неделе опять отправила его мать на смотрины и велела теперь у Катрушиных родителей просить что-нибудь по хозяйству. Главное, чтоб невесту с собой привёл. А Катрушины родители ему и говорят:
— Если ты такой ловкий парень, так бери телушку из хлева.
Пошёл Дюра-дуралей в хлев и отвязал телушку. Одной рукой снял с головы́ шляпу, другой ухватил телушку за рог и стал в шляпу заталкивать. Телушка испугалась и кинулась во двор, со двора на улицу и всё дальше и дальше бежит, совсем от страха взбесилась. Он бежит за ней и кричит:
— На, малышка, на!
Ничего не помогает. Явился домой с пустыми руками.
— Что тебе дали, Дюра?
— Дали мне телушку.
— А где же она?
— Пошла по свету гулять.
— Ну и дуралей же ты, Дюра! Надо было её на верёвке вести, а до́ма в стойло поставить и свежего сена дать, чтобы привыкла к тебе!
— Что же вы мне раньше-то не сказали?
— А я сейчас говорю, чтоб ты знал, как надо делать. Ну не тужи, вернётся тёлка. Раз дали тёлку, значит и невесту отдадут, только попроси хорошенько!
Отправился наш Дюра за невестой и с собой верёвку прихватил, а там отшучиваются, говорят, уж как сама Катруша захочет. А Катруша смеха ради подхватила Дюрку под ручку и пошла. Вспомнил Дюра-дуралей, что ему мать говорила, и накинул на неё верёвку. Шутки шутками, а Дюрка Катрушу уже́ не отпустил. К счастью, дело было под вечер, а никто не видел, как Дюрка-дурень Катрушку на верёвке ведёт. Привёл Дюра невесту в коровник, привязал и свежего сена принёс. Пото́м к матери кинулся и хвалится:
— Мамка, мамка, мне невесту дали.
— Где же она?
— Всё, как вы велели: привёл на верёвке, поставил в хлев и свежего сена дал!
— Ах ты, дурень! Кто же так делает? Разве девушек на верёвке водят? Её надо было обнять и поцеловать, сказать «ах, ты моя милая, хорошая», взять за ручку и в дом привести. Я вам уже́ на печи постлала, ложитесь, спите.
Бедная мать се́ла на лавку, задумалась, как дальше с сыном быть.
Дюра выскочил тем временем из дому и прямо в хлев, за невестой. А Катруша не стала дожидаться, отвязалась, вместо себя козу поставила. Уже́ до́ма сидит, потешается, какую шутку позволила с собой дуралею учинить. Дюра козу отвязал, обнял, поцеловал и сказал:
— Ты моя милая, хорошая!
Взял за передние ножки, домой притащил, хочет на полати уложить. Видит вдруг: у невесты рога, и говорит:
— Матушка, разве у невесты бывают рога?
Мать от Дюры-дуралея притомилась, не стала его слушать, возьми да и скажи:
— Не бывают. Знай себе спи!
А коза ка-а-ак поддаст дуралея рогами! Забекала, замекала да с полатей прыгнула на лавку, прямо на матушку.
— Ты что это, Дюра-дуралей, вытворяешь? — кричит мать.
— Так ведь это не я, а невеста! Вы же мне велели её в дом привести и на печь уложить.
Зажгла мать свет, видит: а это коза рогатая.
— Ну, Дюра, видно придётся тебе брать в жёны такую же умницу, как ты сам, — сказала мать. — Мне уже́ стыдно на люди показаться! Пускай с тобой жена помучается! Доковыляю-ка я до Вртяков да посватаю за тебя их Зузу.
Дождалась мать утра, добралась до Вртяков и впрямь посватала их Зузу за своего Дюру, а вскоре и свадьбу сыграли. Ночью проснулся Дюра и говорит Зузе:
— Жена, я пить хочу!
— Ступай в чулан, там в бочке пиво, налей да попей!
Поплелся Дюра в чулан. Схватил сито, наливает в него пиво, никак налить не может. Всё пиво вытекло, а он так и не напился. Вернулся к жене, жалуется:
— Ой, жена, кружка-то вроде дырявая! Всё пиво вытекло, только лужа осталась.
— Ступай обратно в чулан. Там в углу песок стои́т, возьми мешок, засыпь лужу.
Пошёл Дюра в чулан. Схватил мешок с мукой и засыпал лужу. Вернулся и говорит:
— Жена, отчего это у нашей мамки песок белый, но мягкий?
Кинулась Зуза в чулан, увидала, что дуралей натворил, только руками всплеснула:
— Ну и дуралей же ты, Дюра! Ведь ты муку рассыпал.
— А я, жена, всё равно пить хочу!
— Возьми на полке горлач с пахтой, вот и напьёшься!
Выпил Дюра всю пахту, а пото́м засунул в горлач обе руки и как заорёт:
— Ой, жена, не могу руки вытащить!
— Бабахни горлач об лавку!
Бах! Стукнул Дюрка горлач об лавку, да так, что черепки полетели в разные стороны.
Что дальше было, мне уже́ неизвестно. Я тогда ведром воду носил. Ведро перевернулось, вода выплеснулась, наводнение началось. Меня к вам сюда вода принесла. Что с Дюркой стало, не знаю. Может, наш дуралей и сейчас ещё среди людей обретается?