Текст:Егор Холмогоров:Делегитимация власти
В марте 2003 года иcполнилось три года с того момента, как Владимир Путин был избран Президентом России, то есть получил окончательный мандат на власть.
Путин успел стать «безальтернативной фигурой», пользуется популярностью (теперь это называется «рейтинг»), серьезных проблем во внутриполитической и внешнеполитической деятельности у него тоже нет. К этому же рубежу Путин подошел с жесточайшим кризисом внутренних оснований своей власти — кризисом политической легитимности президента и созданного им политического порядка.
Существует формальная легитимность власти. То есть законным ли путем она получена, нет ли конституционных или иных нарушений в её происхождении и т. д. С этим все в порядке — нужные бумажки выписаны. Но есть ещё и легитимность политическая, то есть способность и желание народа терпеть ту или иную власть (и все неудобства, с нею связанные), подчиняться, не чинить мятежей или тихого саботажа. Такая власть не дается просто так. Существует круг задач, решением которых обеспечивается народное признание. Обеспечивается однако не навечно — и провал, и победа, и смена задачи в равной степени аннулируют его. Власть должна ловить мышей, хотя бы и маленьких, но правильного цвета, чтобы оставаться властью, не превращаясь в «оккупационный режим». Так вот, сегодня, увы, российская власть столкнулась с острейшим кризисом своей политической легитимности, причем не на почве неудач, а вследствие успехов.
Этот кризис знаменуется двумя вроде бы противоположными по знаку и по сути событиями. Первое — успешный референдум в Чечне, на котором 96 (sic!) процентов чеченцев проголосовали за принадлежность республики Российскому государству. Можно сколько угодно говорить о том, какими нечеловеческими муками гордый чеченский народ к этому принудили (не без того — а «вольно ж было бунтовать»!). Но факт остается фактом: последние «правовые» основания из-под «Ичкерии» выбиты.
Вопрос в том, стоит ли торжествовать? Путин получил народный мандат на власть как человек, который обязан выиграть войну. «Путинский консенсус» был военным консенсусом — единым фронтом против Масхадова, Басаева и Хаттаба. Те, кто оказывались по одну сторону фронта с тремя разбойниками, автоматически становились врагами России — Березовский и Гусинский, Ковалев и Бабицкий, ПАСЕ и Госдеп США. Чеченская война структурировала российскую политику и придавала ей смысл, задавая ясную формулу патриотической идентичности.
Сегодня война формально закончена этой самой властью. Тем самым военная легитимность российской власти исчерпана. Не исключено, что торопливое сворачивание чеченского вопроса, несмотря на его яркие напоминания о себе — «Норд-Ост», теракт в Доме правительства в Грозном, — это реакция власти на то, что военный консенсус исчерпан, психологическое продолжение войны в таких условиях попросту опасно. Так или иначе, Россия необходимы новые основания для политической легитимизации власти. «Чеченский вопрос» больше не может служить для отделения «наших» от «ненаших» — хотя бы потому, что по этому вопросу «наших» стало до неудобного много, а «не наших» почти не осталось.
Страну разделяют новые линии противостояния, куда более жестокие и опасные для власти, — реформы ЖКХ и энергетики, «зарплаты и пенсии». То есть те неуютные социальные проблемы, которые война так долго позволяла обойти. Отказ от «государственничества», понимаемого как лояльность чиновной иерархии, идет стремительно. В олигархическом характере правительства уверены все. В общественное сознание возвращается главный вопрос ельцинских лет — о «Великой Краже», о противостоянии «воров» и «ограбленных».
Второе кризисное событие, как нетрудно догадаться, — начало войны в Ираке. Совершив очевидный акт политического насилия, США взорвали основу своей легитимности в роли мирового лидера, которую они приобрели 11 сентября 2001 года и которая была вполне аналогична легитимности Путина в России. Идеологические и политические предпосылки союза России и США, о котором стало возможно говорить с этого момента, — рухнули. Мировой порядок «911», в основе которого было противостояние цивилизации варварству и криминальному хаосу, оказался разрушен его же творцами. Напали не на того. Более того, обвиняемый «диктаторский режим» оказался, как некогда сталинский в Великую Отечественную, народным, национальным для Ирака и вполне цивилизованным по манере отпора. Прямая связь «бен Ладен — Басаев» существовала, но линии «Саддам Хусейн — Басаев» не существует. Тем самым США оставили свою роль пусть мифического, пусть вымечтанного союзника в Чеченской войне и участника путинского военного консенсуса. Россия же, хочет того или нет, оставила роль «союзника США» в войне с терроризмом, ибо «войны с терроризмом» больше нет. Есть война за мировое господство.
Новый источник власти США в мировом масштабе — право сильного, «диктатура», при которой власть становится источником самой себя, не нуждаясь в одобрении народа или ООН. США сами устанавливают переделы и границы нового порядка. Отныне антиамериканизм — не дурная болезнь, а выбор той или иной стороны по новой линии политического разделения: быть ли в сателлитах США или в противниках, пусть и очень «дружелюбных». Мировой терроризм — в недавнем прошлом удобный внутренний враг — как ни печально это сознавать, вновь откочевывает в область локальных угроз. Сейчас перед всеми национальными государствами встали старые вопросы — оборона и безопасность.
Оборонная задача власти имеет две составляющих. Первая — это способность избежать столкновения с агрессором, не становясь сателлитом. Вторая — способность в случае войны достойно отразить нападение, сохранить страну и заставить врага убраться. Другими словами, основные вопросы новой политической повестки дня — правильная дипломатия и грамотное военное строительство. Здесь — основание той новой политической легитимности власти, которая должна сменить прежнюю.