Текст:Иван Тургенев:Дворянское гнездо/Глава 22

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

Дворянское гнездо

Глава XXII


Глава 22
Автор:
Иван Сергеевич Тургенев




Содержание

  1. Глава 1
  2. Глава 10
  3. Глава 14
  4. Глава 18
  5. Глава 20
  6. Глава 23
  7. Глава 24
  8. Глава 25
  9. Глава 26
  10. Глава 29
  11. Глава 3
  12. Глава 31
  13. Глава 32
  14. Глава 33
  15. Глава 34
  16. Глава 39
  17. Глава 4
  18. Глава 40
  19. Глава 41
  20. Глава 6
  21. Глава 38
  22. Глава 43
  23. Глава 8
  24. Глава 9
  25. Глава 5
Дата публикации:
1859
Дата написания:
1856—1858





Язык оригинала:
русский



Ссылки на статью в «Традиции»:

<ul><li>Ошибка: Часть “|Дворянское гнездо” запроса не была распознана. Результаты могут отличаться от ожидаемых.</li> <!--br--><li>Ошибка: Часть “]]” запроса не была распознана. Результаты могут отличаться от ожидаемых.</li></ul>


← Предыдущая глава — Следущая глава →


XXII[править | править код]

Он стал говорить о музыке, о Лизе, потом опять о музыке. Он как будто медленнее произносил слова, когда говорил о Лизе. Лаврецкий навел речь на его сочинение и, полушутя, предложил ему написать для него либретто.

— Гм, либретто! — возразил Лемм, — нет, это не по мне: у меня уже нет той живости, той игры вооброжения, которая необходима для оперы; я уже теперь лишился сил моих… Но если б я мог еще что-нибудь сделать, я бы удовольствовался романсом; конечно, я желал бы хороших слов…

Он умолк и долго сидел неподвижно и подняв глаза на небо.

— Например, — проговорил он наконец, — что-нибудь в таком роде: вы, звезды, о вы, чистые звезды!..

Лаврецкий слегка обернулся к нему лицом и стал глядеть на него.

— Вы, звезды, чистые звезды, — повторил Лемм… — вы взираете одинаково на правых и на виновных… но одни невинные сердцем, — или что-нибудь в этом роде… вас понимают, то есть нет, — вас любят. Впрочем, я не поэт, куда мне! Но что-нибудь в этом роде, что-нибудь высокое.

Лемм отодвинул шляпу на затылок; в тонком сумраке светлой ночи лицо его казалось бледнее и моложе.

— И вы тоже, — продолжал он постепенно утихавшим голосом, — вы знаете, кто любит, кто умеет любить, потому что вы, чистые, вы одни можете утешить… Нет, это все не то! Я не поэт, — промолвил он, — но что-нибудь в этом роде…

— Мне жаль, что и я не поэт, — заметил Лаврецкий.

— Пустые мечтанья! — возразил Лемм и углубился в угол коляски. Он закрыл глаза, как бы собираясь заснуть.

Прошло несколько мгновений… Лаврецкий прислушался… «Звезды, чистые звезды, любовь», — шептал старик.

«Любовь», — повторил про себя Лаврецкий, задумался — и тяжело стало у него на душе.

— Прекрасную вы написали музыку на Фридолина, Христофор Федорыч, — промолвил он громко, — а как вы полагаете, этот Фридолин, после того как граф привел его к жене, ведь он тут-то и сделался ее любовником, а?

— Это вы так думаете, — возразил Лемм, — потому что, вероятно, опыт… — Он вдруг умолк и в смущении отвернулся. Лаврецкий принужденно засмеялся, тоже отвернулся и стал глядеть на дорогу.

Звезды уже начинали бледнеть и небо серело, когда коляска подъехала к крыльцу домика в Васильевском. Лаврецкий проводил своего гостя в назначенную ему комнату, вернулся в кабинет и сел перед окном. В саду пел соловей свою последнюю, передрассветную песнь. Лаврецкий вспомнил, что и у Калитиных в саду пел соловей; он вспомнил также тихое движение Лизиных глаз, когда, при первых его звуках, они обратились к темному окну. Он стал думать о ней, и сердце в нем утихло. «Чистая девушка, — проговорил он вполголоса, — чистые звезды», — прибавил он с улыбкой и спокойно лег спать.

А Лемм долго сидел на своей кровати с нотной тетрадкой на коленях. Казалось, небывалая, сладкая мелодия собиралась посетить его: он уже горел и волновался, он чувствовал уже истому и сладость ее приближения… но он не дождался ее…

— Не поэт и не музыкант! — прошептал он наконец… И усталая голова его тяжело опустилась на подушку.


← Предыдущая глава — Следущая глава →