Текст:Игорь Надточий:Лолита и Гумберт как олицитворение старого и нового мира

Лолита и Гумберт как олицитворение старого и нового мира

Автор:

Игорь Надточий

Дата публикации:

3 ноября 2015

Предмет:

«Лолита», Общество потребления

Владимир Набоков «Лилит»:

Я умер. Яворы и ставни горячий теребил Эол вдоль пыльной улицы. Я шел, и фавны шли, и в каждом фавне я мнил, что Пана узнаю: "Добро, я, кажется, в раю". От солнца заслонясь, сверкая подмышкой рыжею, в дверях вдруг встала девочка нагая с речною лилией в кудрях, стройна, как женщина, и нежно цвели сосцы - и вспомнил я весну земного бытия, когда из-за ольхи прибрежной я близко-близко видеть мог, как дочка мельника меньшая шла из воды, вся золотая, с бородкой мокрой между ног. И вот теперь, в том самом фраке, в котором был вчера убит, с усмешкой хищною гуляки я подошел к моей Лилит. Через плечо зеленым глазом она взглянула - и на мне одежды вспыхнули и разом испепелились. В глубине был греческий диван мохнатый, вино на столике, гранаты, и в вольной росписи стена. Двумя холодными перстами по-детски взяв меня за пламя: "Сюда",- промолвила она. Без принужденья, без усилья, лишь с медленностью озорной, она раздвинула, как крылья, свои коленки предо мной. И обольстителен и весел был запрокинувшийся лик, и яростным ударом чресел я в незабытую проник. Змея в змее, сосуд в сосуде, к ней пригнанный, я в ней скользил, уже восторг в растущем неописуемый сквозил,- как вдруг она легко рванулась, отпрянула и, ноги сжав, вуаль какую-то подняв, в нее по бедра завернулась, и, полон сил, на полпути к блаженству, я ни с чем остался и ринулся и зашатался от ветра странного. "Впусти",- я крикнул, с ужасом заметя, что вновь на улице стою и мерзко блеющие дети глядят на булаву мою. "Впусти",- и козлоногий, рыжий народ все множился. "Впусти же, иначе я с ума сойду!" Молчала дверь. И перед всеми мучительно я пролил семя и понял вдруг, что я в аду.

При чтении набоковской «Лилит» некоторых удивляет одно слово – «незабытая»:

И яростным ударом чресел Я в незабытую проник.

Почему «незабытая» – разве «лирический герой» стихотворения был с нею знаком раньше? Ведь они, вроде бы, впервые встретились только после его смерти.

По Талмуду Лилит - первая женщина, еще до Евы. Ее Адаму по Талмуду пришлось забыть. Вот и не забыл, оказывается... А Ева, это Шарлотта Гейз. Запретный плод для Гумберта - Лолита. Запретный плод для Шарлотты - дневник Гумберта. В тот день, в который она "с древа познания" съела, то есть узнала правду о Гумберте, она смертью умерла. А Куилти - метафора дьявола. Лилит убежала от Адама и стала демоном, т. е. стала жить с дьяволом. Адам убил дьявола, освободив себя от Лилит. Может быть поэтому Куилти - импотент, то есть подобно бестелесному духу лишен телесных потребностей. Но несмотря на отсутствие интереса к сексу, он занимался порнобизнесом, то есть вовлекал других людей в грех блуда подобно дьяволу. Развратителем Лолиты была американская массовая культура, олицетворением которой является Куилти - режиссер и сценарист. Американская массовая культура развращает подобно дьяволу. Набоков как бы намекает на сатанинскую сущность американского кинематографа и американской попсы. А заодно и всей Америки. Лолита - образ Америки, которую Гумберт так жаждет, ищет ее любви, но увы... Лолита, это олицетворение нового, современного, вульгарного мира, общества потребления. А Гумберт, это олицетворение старого, классического, европейского, аристократического мира. Гумберт - выходец из аристократической семьи, потомок романтиков (романтиков в первоначальном смысле слова - поэтов воспевающих порывы), поэтому как романтик в первоначальном смысле слова он в привлекающих его девочках видит «демонов». Ангел - фентезийный образ идеальной девушки. Демон, это падший ангел, то есть фентезийный образ идеальной, но развратной девушки, идеального объекта вожделения.

(источник)

Танец Астарты. Кедеши Молоха и Астарты обязывались к жертвам иного рода. Бог разрушения и враг жизни умилостивлялся самоистязаниями и требовал уничтожения той силы, которая служила к продолжению существования на земле человеческого рода, — половой силы. Известны были огненные очищения, или прохождения через огонь в честь Молоха; жрецы его резали себе тело и бичевали себя. Еще более распространено было скопчество. Кедеши, т. е. «святые», «священники» Молоха и Асгарты, были кастрировавшие себя так называемые galli. Сцены этого обряда, сопровождавшиеся неистовством, поразительны. Греческие писатели передают, что среди раздирающих (печальных? грустных? — В. Р.) звуков музыки и пения они резали себе руки и бичевали себя; а юноша, которому приходила очередь оскопиться, срывал с себя одежды и, что-то неистово выкрикивая, хватал нож и отсекал свой детородный член. Вслед затем он бежал по улицам города, держа в руке отрубленный детородный уд, и, войдя в первый попавшийся дом, — потрясая, показывал его найденной там женщине и бросал к ее ногам (Movers, «Ueber d. Relig. d. Phoeniz». S. 684–685). Женщины в честь Небесной Девы, Астарты, — также обрекали себя на всегдашнее безбрачие. В связи с такого рода посвящением мужчин и женщин на служение Молоху и Астарте, и сопровождавшими его обрядами, находился преследуемый Моисеем обычай, по которому мужчины одевались в платье женщин, и — наоборот. Юноши как бы обращались в девушек, после посвящения их божеству, т. е. после того, как они лишались детородных органов. Быть может, в этом отчасти выражалась и мысль о том, что божество есть нечто безразличное по отношению к полам. На это указывает свидетельство древних: согласно им, богиня Венера представлялась иногда андрогином (ανηρ + γύνη) и называлась и «Марсом», и «Венерою». Особенно в мистериях признавалась она intriusque sexus. Ее называли поэтому «Deus Venus», как и сирийскую богиню Луны «Deus Lunus» и «Dea Luna». На острове Кипр была даже «бородатая Венера»

Кто эта «девочка нагая с речною лилией в кудрях»? Помимо всего прочего невольно приходят на ум розановские «бородатые Венеры» («с бородкой мокрой между ног»).