Текст:Константин Крылов:Американский городовой

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

Американский городовой



Автор:
Константин Крылов




Дата публикации:
ноябрь 2000








О тексте:
Опубликовано в газете «Спецназ России» № 11 (50) (ноябрь 2000 года). Приводится по газетной публикации: http://www.specnaz.ru/archive/11.2000/2.htm


Всеобщие треволнения по поводу избрания (или неизбрания) американского президента на первый взгляд кажутся не очень понятными. В самом деле: как ни включишь телевизор, так в самое что ни есть новостное время нам долго и нудно рассказывают, что в какой-то Флориде обнаружена нераспечатанная урна для голосования. Или опять про неправильно пробитые дырки в каких-нибудь выборных бумажках. Ох, дались нам эти дырки! Неужели это так важно, чтобы занимать дорогое эфирное время? И ладно бы только у нас — во всём мире происходит примерно то же самое. Сначала про американские дырки, потом про всё остальное.

Однако, удивляться тут нечему, так как в наше время выборы в Штатах касаются всех. Вообще всех. В самом прямом смысле. Поскольку американцы — впервые за всю историю — выбирают не столько «американского президента», сколько руководителя всей планеты. Председателя, так сказать, Земного Шара. Отсюда и такое внимание.

Здесь требуется небольшое пояснение. De facto американский президент являлся «самым сильным человеком планеты» ещё со времён Первой Мировой. Однако, нынешнее положение Америки уникально: американский президент является не «самым» (пусть даже «самым-самым»), а именно что единственным «сильным человеком» на Земле. Все остальные «национальные правительства», вне зависимости от уровня крутости и величины амбиций, вынуждены признавать, что они больше не обладают неограниченным суверенитетом хотя бы в своих естественных границах. И, более того, что их суверенитет будет ограничен ровно настолько, насколько это заблагорассудится Америке. Этому «сияющему городу на холме». Она же «международный (точнее сказать — планетарный) жандарм».

Кстати говоря, в самом этом словосочетании — «мировой жандарм» — нет ничего обидного. Жандарм — это ведь, как сейчас принято выражаться, «работник правоохранительных органов», обладающий сравнительно с прочими гражданами особыми полномочиями (например, ходить с пушкой на пузе). Роль почётная и завидная, и только особенностями российского менталитета можно объяснить то, что слово «жандарм» режет наш слух. Но американский слух оно отнюдь не режет. Америка и в самом деле с удовольствием примеряют себе новенькую форму.

Разумеется, у двух нынешних кандидатов на роль начальника мировой жандармерии есть некоторая разница в подходах. Господин Гор, например, полагает, что не хило бы прямо сейчас влезть сразу во все мировые дела, чтобы везде навести образцовый американский порядок. Буш, напротив, полагает, что «не всё готово» к выполнению миссии: для начала надо отстроить новый участок (например, накрыть Америку непрошибаемым противоракетным куполом ПРО), а уж потом «целым миром владеть безопасно». Но в любом случае — роль мирового жандарма Америкой принята и задекларирована. Вопрос в деталях.

Ещё интереснее другое. Будем уж честны: весьма значительная часть мира относится к американской гегемонии вполне позитивно. Разумеется, арабы по-прежнему грозят «великому сатане» каким-нибудь очередным джихадом, но денежки-то предпочитают хранить в американских банках, оружие покупают тоже американское, да и против американских военных баз возражают отнюдь не все правоверные.

Старая добрая Европа как жила под американским военным зонтиком, так и продолжает жить, более того — в НАТО (организацию отчётливо американо-центрическую) отчаянно рвутся все кому не лень. Но это бы ладно. Взять, скажем, такую страну, как Япония, имеющую все основания «штатников» ненавидеть (достаточно вспомнить Хиросиму и Нагасаки). И что мы видим? В Стране Восходящего Солнца имеет место быть настоящий культ Америки. Всё американское — начиная от рок-музыки и кончая внешностью американских женщин — вызывает полное и безоговорочное восхищение. И, разумеется, те же американские военные базы на японской земле воспринимаются местными жителями как нечто вполне естественное — несмотря на то, что это, фактически, оккупационная армия…

Конечно, антиамериканизм в мире тоже присутствует. Кто-то кое-где порой сжигает звёздно-полосатый флаг и громит «Макдональдсы». Но — будем, опять же, честны — это отнюдь не всеобщее настроение. Америка чрезвычайно популярна в мире — и как страна, и как культура, и даже в прямом экономическом смысле, как объект инвестиций. Да чего уж там — не так уж давно первый (и последний) президент Советского Союза готов был сделать всё что угодно, чтобы заслужить несколько тёплых слов в американских газетах.

Русским патриотам, конечно, всё это очень обидно: хочется топать ногами и ругаться на этот неправильный мир, в котором, видите ли, верховодят какие-то янки-дудли. Однако, прежде чем возмущаться (или, наоборот, восхищаться — это уж кому как) создавшейся ситуацией, имеет смысл посмотреть, каким, таким образом Америка сумела занять столь исключительное место. А также и то, почему этого не удалось в своё время нам.

Разумеется, смотреть можно с разных сторон. Ну, к примеру, залезть в дебри политической истории современности, или погрузиться в созерцание кривых экономического роста, после чего выдать на-гора «серьёзный анализ ситуации». Мы на такие подвиги не способны, а потому попробуем взяться за дело как-нибудь иначе. Например, исследовать природу американской планетарной власти, так сказать, по аналогии. Если американцы примериваются на роль «международного жандарма», то неплохо было бы посмотреть на то, каким образом исполняют свои обязанности натуральные, без кавычек, американские жандармы. В смысле — полиция.

А вещи тут открываются прелюбопытные.

Прежде всего, о впечатлениях. Надо заметить, что почти все наши эмигранты, сменившие родные осины на бетонные джунгли Нью-Йорка или солнечныйЛос-Анджелес, в числе всего прочего любят рассказывать, что, дескать, ихняя американская «правоохранительная система» — это, знаете ли, нашим не чета. В том смысле, что копы «лучше» отечественных «ментов», и, причём до такой степени лучше, что даже и сравнивать-то совестно. То есть у нас типа ментовской беспредел, а у них типа высокая культура.

Истомлённому российскому обывателю сразу рисуется благостная картинка: грубый и грязный российский серошинельник, который матерится (а то и больно дерётся), и, с другой стороны, тамошний — гуманный, весь из себя улыбающийся, законопослушный полицейский в наутюженной униформе с блестящими пуговицами. Он мужественно преследует бандитов, по ходу дела не забывая зачитывать их права, а в промежутках между подвигами переводит через дорогу старушек. Ну, правда, голливудские фильмы иногда показывают полицейских, которые бывают грубыми, но мы же понимаем, что это кино: у них ведь там Законность и Правопорядок, не то что у нас, где отродясь ничего не бывало, окромя дождя, снега, да правового беспредела.

Однако, если вести разговор дальше, быстро выясняется, что американский культ полиции (который, как и любой другой американский культ, так легко подхватывают наши перелётные птички) основан совсем не на этом. Сами американцы свою полицию любят ровно настолько, насколько боятся — а точнее, любят за то, что боятся.

А бояться есть чего. На практике копы никак не склонны миндальничать и разводить гнилой либерализм. Возьмём, например, такую опостылевшую всем тему, как нравы наших отечественных гаишников (ныне именуемых непроизносимым словом ГИБДД). Какой водила не проклинал всё на свете, напоровшись на засевших в кустах серошинельников с приборчиком для определения скорости? А блокираторы колёс? А придирки к каким-нибудь заляпанным грязью номерам?.. И мы все, конечно, свято уверены, что в Америке это невозможно? Ха, дудки! Всё то же самое — и конец квартала, когда не собран достаточный урожай штрафов, и спрятанные в кустах полицейские машины, и прочие прелести жизни. Могут и по телефону названивать начальственным голосом из полиции, прося добровольных пожертвований, отмечаемых особой наклейкой на ветровое стекло. Ну а уж про процедуру ареста (в случае подозрения на вождение под влиянием) любой житель Нового Света может рассказать подробнее — про наручники, КПЗ, и далее по списку удовольствий. А если кому вдруг не посчастливится заехать в особые поселки, где живут или отдыхают весьма состоятельные жители, желающие покоя и уединения, то лучше бы туда и не заезжать. А про «нарушать чего» — такой и мысли не держите.

Особенно интересны мелкие подробности. Например, в случае проверки документов водитель должен подать офицеру права через окошко, после чего положить руки на руль и замереть, и ни в каком случае не пытаться что-нибудь поднимать или поправлять — это может навести полицейского на мысль, что вы задумали что-то нехорошее. Команда «выйти из машины — руки на капот — ноги на ширину плеч» выполняется «на раз» и беспрекословно. Впрочем, перечить полицейскому нельзя ни в каком случае: это может обойтись очень недёшево… И так далее, и тому подобное.

Интереснее всего то, чего американская полиция не делает. Например, от американского полицейского редко услышишь длинную матерную тираду в свой адрес. Но — и это очень важное но! — отнюдь не потому, что сие запрещено законом или противоречит «общей культуре». Просто-напросто американскому полицейскому достаточно один раз косо глянуть на нарушителя, чтобы тот ощутил себя неуютно. А уж в ситуациях, когда российский милиционер долго и злобно матерится и грозит «составлением акта», американский коп может спокойненько, не тратя лишних слов, заломать руку и приложить клиента о капот. И потом ещё пришить «оказание сопротивления полиции».

Да, американская полиция не говнится и не берёт взяток. Потому что это очень сытые, очень сильные (прежде всего физически, но не только), убедительно выглядящие (что чрезвычайно важно!), обладающие безусловными правами, и пользующиеся столь же безусловным авторитетом у населения люди. Рядовой российский «работник правоохранительных органов» по сравнению с заокеанским копом выглядит как бездомная дворняга сравнительно с хорошо выкормленным и ухоженным псом надлежащей породы, которому достаточно только приподняться да посмотреть на незванного гостя — и того мигом сдует. А потому и мирному обывателю, и правонарушителю хочется подчиниться копу — сразу, не думая, инстинктивно. Потому что с первого взгляда ясно: люди-то серьёзные, выпендриваться — себе дороже.

Американская правоохранительная система (как, впрочем, и все американские силовые институты) построена не столько на принципе применения силы, сколько на её умелой демонстрации. Разумеется, в критических случаях эта сила бывает без колебаний пущена в ход. Но тут нужно понять сам принцип: применение силы есть крайний вариант её демонстрации, а никак не наоборот. Хороший полицейский — тот, кому просто не нужно постоянно хвататься за револьвер: нарушивший закон человечек должен трястись, как осиновый лист, от одного вида служителя порядка. На это работает всё — начиная от правильного американского гражданского воспитания, и кончая внушительным ростом и грозным видом копов. И, разумеется, кулаки и стволы: сила должна быть реальной, всегда готовой к применению, хотя и не напрашивающейся на него.

Один из знаменитых американских президентов высказался относительно международных дел: «Говори мягко, но держи в руках большую дубинку». Здесь важны обе части высказывания: дубинка демонстрирует силу, а спокойный голос — умение её контролировать, то есть тоже силу. Умному будет достаточно одного вида, а дураков и буянов успокоит дубинка.

В общем, американский «мировой жандарм» — это просто обычный американский коп, только увеличенный в миллион раз. Американцы собираются управлять миром (да что там — уже управляют) ровно так же, как американский полицейский «держит» свой участок. И миру это, в общем, нравится.

Увы, на таком-то фоне наши собственные «силовые структуры» выглядят, мягко говоря, жалко. Наша милиция — это, как ни грустно это признавать, в высшей степени неавторитетная сила. Её иногда боятся, но до безусловного, непререкаемого авторитета американского полицейского нашему доморощенному серошинельнику — как до Луны. Но что ещё хуже — ровно то же самое можно сказать и о любых других российских институциях. Чувства, которые они вызывают у населения, увы, слишком хорошо известны. Это страх, перемешанный со злобой и ненавистью, страх негативный и разрушительный.

Вообще говоря, страх в чистом виде — редкое чувство. Обычно он перемешан с другими эмоциями. Поэтому существуют несколько разновидностей страха. Двумя крайними случаями являются как раз страх, перемешанный с ненавистью — и, с другой стороны, страх-уважение, страх-восхищение (чтобы не сказать — любовь). Американский полицейский вызывает у американского гражданина именно это чувство, а наш милиционер, увы — в лучшем случае первое.

Кстати сказать, вечные российские проблемы — хамство и вымогательство со стороны всяких должностных лиц (начиная от ментов и кончая чиновным племенем) — это отнюдь не признак «всесилия государства» (на которое всё обычно и списывают). Наоборот, это признак слабости. По-настоящему сильное государство — это, прежде всего, полиция, вызывающая своим видом отнюдь не злобу, а надлежащий трепет, и острое желание ни в коем случае не сердить уважаемых господ в форме.

Есть известный факт из жизни братьев наших меньших. Два дерущихся льва почти никогда не убивают друг друга, а вот с дерущимися зайцами такое случается частенько. Это кажется странным, но на самом деле вполне логично. Лев — сильное животное, чувствующее свою силу, и силу противника. Поэтому он старается не причинить лишнего вреда: выяснение отношений кончается задолго до начала серьёзного членовредительства. Львиная драка — это, скорее, демонстрация силы. Заяц — существо слабое и трусливое, а потому опасное для таких же слабых и трусливых существ. Поскольку, оказавшись в «сильной позиции», может просто забить другого, ибо привык обороняться по полной, «не взирая на». Так вот, многажды клятый отечественный «ментовской и чиновный беспредел» — это типичное «заячье поведение», признак глубоко въевшегося сознания собственной слабости. Настоящая сила, напротив, не только опасна, но и красива, а главное — чертовски убедительна.

Теперь вернёмся к американской гегемонии. Популярность Америки как «мирового жандарма» объясняется ровно теми же причинами, что и популярность американских копов. Это страна, которая не просто очень сильна — она умеет наводить порядок (разумеется, свой, американский порядок) одной только угрозой применения силы.

Разумеется, здесь можно помянуть все те случаи, когда Америке не удавалось (или не хотелось) этим ограничиваться. Однако, даже война в Югославии была скорее демонстрационной. В принципе, когда американцам и в самом деле понадобилось убрать Милошевича, они прибегли к элементарному прикорму местной пятой колонны, которая довольно споро Милошевича-то и убрала, и за вполне умеренные деньги. Зато «абсолютная война» — недоступные зениткам самолёты, сбрасывающие высокоточные бомбы — послужила великолепным бенефисом наступающей эпохи Pax Americana.

Что же, в таком случае, остаётся делать тем, кого этот самый Pax Americana не устраивает (например, нам)? Ответ очевиден — научиться выглядеть не менее убедительно, нежели наши противники. И ведь, что особенно обидно, когда-то мы это умели. В прошлом веке российская государственная машина производила весьма внушительное впечатление, как снаружи, так и изнутри. Это были отнюдь не только «конфетки-бараночки» и золочёные купола: ярче сусального золота сияли надраенные медные бляхи городовых.

Мы часто задаёмся вопросом — когда же, наконец, Россия станет сильной страной. На него можно ответить очень просто: когда на наших улицах и площадях снова появятся Настоящие Городовые. Такие, чтобы при одном взгляде на Господина Городового у жулика тряслись коленки, а честный гражданин мысленно поздравлял себя с тем, что его покой и удобства так надёжно защищены. Когда длинное слово «законопослушание» перестанет звучать как перевод с английского. Когда в обществе воцарятся правильные гражданские чувства - страх и уважение к мощи Государства, карающего дурных и защищающего слабых.

Вот тогда можно будет подумать о том, как померяться силами с американским международным городовым.