Текст:Константин Крылов:На плаву

На плаву

Автор:

Константин Крылов

 — Назови мне хоть одну причину, по которой это нельзя считать полным провалом?

К/ф «Правдивая ложь»

• Крылов К.А. «На плаву» // Русский Журнал. — 30 декабря 2004.

Дата публикации:

30 декабря 2004

Предмет:

Внешняя политика Российской Федерации

Ссылки на статью в «Традиции»:

• Test/ED/multitask
• Наследие Константина Крылова/new

1

Время — особая субстанция. Люди ее слегка побаиваются — и стараются зря не тревожить. Почему, например, в сутках двадцать четыре часа, ведь это же так неудобно: помнить, что с пяти до семи — это быстро, а с семи до пяти — это долго? Почему люди не перешли на какую-нибудь десятичную систему исчисления времени — как когда-то отказались от верст, локтей, перегонов, ведер, бочек, всех этих традиционных мер пространства и тяжести материи? Отказались, да; но время тронуть не осмелились. Древнейшая система, основанная на непонятных, пугающих числах — двадцать четыре часа, шестьдесят минут, семь дней недели — жива и будет жить, несмотря на свою непонятность.

Что до больших делений, то стоит вспомнить, какие страсти вызывают календарные проблемы. Несовпадение григорианского и юлианского годового цикла — это религиозный вопрос, и разнствующие церкви разрывают меж собой молитвенное общение из-за несогласия в этом вопросе. В то время как «метры или аршины» — вопрос технический, то есть в конечном итоге решаемый соображениями удобства и стандартизации. Пусть будут метры, пусть будут футы. Пусть будут аршины, если охота возиться.

Итак, время связано с религией, с духом, с «мысленным», а пространство — с техникой, с телесностью и необходимостью. Аккурат посередине между этими царствами располагается особое царство политики, связанное не с мыслью и не делом (то есть манипуляцией материальными телами), а со словами. Мы, люди, существа политические — то есть словесные; политика и речь — это, в конечном итоге, одно и то же.

2

Что такое «год» применительно к политике? Прежде всего — период совпадения двух циклов: собственно политического и природного — еще совсем недавно (по историческим меркам) бывшего заодно и хозяйственным. С тех времен ведется, что год — это мера продуктивной деятельности, суммы достижений, причем долговременных, солидных и полновесных: год меряется урожаем, тучным или тощим. Мы говорим: «год нам принес то-то и то-то», подразумевая тем самым, что год должен нам что-то приносить, а отнюдь не уносить, или, скажем, переставлять местами. В отличие от месяца (меры событий), и недели (меры человеческих усилий), год — это период, достаточный для того, чтобы труды принесли свой плод, сладкий или горький.

Итак, плоды. Для российской власти — а значит, и для России — это был год возобновления внешнеполитической деятельности. По большей части неудачной, разумеется (финальным провалом можно считать украинскую антироссийскую революцию), но надо подчеркнуть: речь идет не просто о неудаче, а о неудаче в делах, которыми российская власть не занималась с 1991 (а вообще-то с 1985) года.

Несколько замечаний о словах. В отличие от вежливого эвфемизма «внешняя политика» (обозначающего любой процесс взаимодействия любых двух «политических субъектов», «нас» с «ними», даже если это взамодействие с «нашей» стороны сводится к покорному претерпеванию плюх и затрещин), внешнеполитическая деятельность — вещь конкретная. Коротко ее можно обозначить как вмешательство в чужие дела — то есть действия за пределами собственных границ, на чужой территории, «где нельзя».

Внешнеполитической деятельностью может считаться очень многое, начиная от банальных спецопераций на чужой территории и кончая дипломатическими играми на высшем уровне. Оставим пока в стороне вопрос о смысле и эффективности этих действий. В конечном итоге, дело даже не в том, насколько велики образующиеся выгоды (хотя внешнеполитическая деятельность при умелом ее ведении является сверхприбыльной во всех смыслах — достаточно посмотреть на опыт США). Просто-напросто сама способность ко внешнеполитической деятельности является одним из признаков полноценного суверенитета. В полной мере обладает суверенитетом только тот, кто способен нарушить чужой суверенитет.

Именно поэтому всякое полноценное государство нуждается в периферии, сателлитах, на худой конец — в зонах допустимого вмешательства, куда оно может «влезть» и «что-то сделать». И дело тут не только в прагматически понятных интересах: речь идет о важной регалии, наличие или отсутствие которой ставит страну в определенный ряд — ряд субъектов вмешательства или объектов такового.

От того, является ли страна субъектом или объектом вмешательства, зависит и ее родовое положение в «международном сообществе». Грубо говоря, страны-субъекты вмешательства (те, которые лезут на чужое) — это хищники (пусть даже мелкие, типа хорька или ласки), а объекты вмешательства — травоядные (пусть даже крупные, вроде слонов). Разумеется, быть слоном во всех отношениях лучше, чем быть хорьком. Тем не менее, «порода обозначена», а дальнейшее — вопрос размера. В политике зверек может раскормиться до приличного зверя — а вот породу сменить сложнее.

3

Напомним себе современные расклады на мировой арене. Главным хищником на международной арене является США — это такой «лев», «царь зверей». Роль главного «слона» — то есть сильнейшего травоядного — зарезервирована за Китаем (может быть, временно). Евросоюз сильно напоминает волка в овечьей шкуре. Россия же до последнего времени играла противоположную (и чрезвычайно позорную) роль овцы в волчьей шкуре — или, говоря другими словами, издыхающего хищника.

Что такое роль «издыхающего»? Это роль существа, лишенного всего, даже права на сочувствие. Даже не так — в первую очередь лишенного права на сочувствие.

Как правило, это некогда сильная (или производившая впечатление сильной) держава, ослабевшая, но сохранившая остатки самостоятельности — в основном потому, что внутренняя деградация еще не дошла до того уровня, когда страну можно безнаказанно уничтожить и переварить. Зато ее реальный и символический капитал оказываются в чужих руках. Страна еще способна бороться за свою жизнь, но ее кошелек и ее репутация уже в руках ее врагов.

Разумеется, ее участь — разграбление и глумление, причем глумление оправдывает разграбление: жертву не жалко. Как правило, правительство такой страны проводит «режим капитуляций» — то есть раздает разрешения тем или иным силам грабить и издеваться, пытаясь вступить в соглашение с грабителями: «вам часы, а вам — запонки, а вам подставлю зад, только не убивайте».

Эта политическая роль не нова. Когда-то сходную роль играла Турция, «больной человек Европы» — слабеющая, распадающаяся империя, которую легко и приятно ненавидеть, поскольку грехов (как у любого сильного в прошлом государства) на ней было немало, а силы отстаивать свое положение уже не было. Правда, Турция периодически надобилась против России (которую ненавидели всерьез и люто), так что чистота исполняемой роли смазывалась сиюминутными соображениями.

Примерно то же самое было бы, если бы Россия вдруг понадобилась бы Западу — ну, скажем, против Китая. Однако, не надобится — а поэтому все, что было позволено «этой стране» в политической области, сводилось к исполнению арии умирающего гадкого лебедя.

4

Разумеется, изнутри «этой страны» ситуация выглядит несколько иначе. Ельцинский режим, вся внешняя политика которого сводилась к сакраментальному «берите все и задаром», сменился путинским, который воображает себя геополитически состоятельным, хотя и слабым. При этом, не имея доступа к единственному настоящему источнику силы и всячески его давя (о чем ниже), этот режим, тем не менее, постепенно стал вести некую «политику».

Сводится она к демонстрации а) силы, б) решимости ее иногда применять.

Первой заявкой на внешнеполитическое действие было уничтожение Зелихмана Яндарбиева. Это произошло 13 февраля истекшего года. Собственно, с этого и начался политический 2004 год. Как мы помним, Россия тут же получила по рукам: благодаря расторопности западных и катарских спецслужб, а также некоторым другим обстоятельствам, двое россиян были схвачены, осуждены и приговорены к пожизненному заключению в катарской тюрьме.

Российские власти, однако, добились выдачи своих граждан — формально, для продолжения отсидки. Это произошло 24 декабря. Эти две даты, собственно, и задают временные границы политического года.

В целом эти два события задали формат событий года: инициатива — демонстративная неудача — попытка отыгрыша на символическом плане.

Важно, однако, определить, чем же была гибель Яндарбиева — успехом или провалом. Оценки колеблются от «пирровой победы» до «цель в конечном итоге оправдала средства». Во всяком случае, вопрос о том, что чего стоило — это и был главный вопрос года.

5

Основными событиями, разумеется, следует считать Беслан и Киев. Рядом можно поставить только отдачу Китаю части амурских территорий и официальное заявление о возможности передачи Японии двух островов Курильской гряды.

Эти важно, поскольку во всех случаях речь идет о политических действиях в особой серой зоне, в которой присутствие России все время ставится под вопрос, хотя и различным образом.

Начнем, опять-таки, с «внешнего». Основой постсоветской геополитической структуры является конструкция: «РФ» — «ближнее зарубежье» — «страны Балтии»/Грузия — «Восточная» (она же «Центральная») Европа» — «настоящая» (Западная) Европа.

Все части этой конструкции находятся в сложном равновесии. Определить его можно так: Россия спонсирует и кормит «ближнее зарубежье» — как бы выплачивая ему таким образом дань за якобы имевший место быть «колониальный статус» и вскармливая растущую независимость этих государств. Они же платят РФ тем, что не слишком демонстративно отдаляются от Москвы, соглашаясь иногда играть роль публичного эскорта (но без интима). Страны Балтии и Грузия, также паразитируя на РФ, могут этого не делать: их роль — задавать формат враждебности, демонстрировать стилистику унижения России, а также ее провоцировать, «задевая чувства». Страны Восточной (Центральной) Европы уже отключены от российской проблематики как таковой: они — участники игр внутри ЕС (хотя, конечно, на правах объектов, а не субъектов игр). Наконец, Запад — место средоточия реальной власти, там решаются все значимые вопросы.

Центральное положение в этой конструкции занимает Украина.

Геополитическая роль Киева — гарант невосстановления России как субъекта Большой Политики. Враждебность Киева по отношению к Москве, а также стиль и градус этой враждебности (повторимся: прибалты задают стилистику «антирусизма» и демонстрируют ее, но у них нет ресурсов и желания играть эту роль достаточно впечатляюще, на большой сцене, а вот Украина на это способна) определяют всю конфигурацию «ближнего зарубежья», а значит и всего остального постсоветского пространства.

Очень похожую роль внутри России играет Северный Кавказ. Всем известно, что эти территории частично охвачены мятежом (Чечня), частично же просто малоуправляемы. По сути, это «внутреннее зарубежье», «свое чужое». Причем если для «ближнего зарубежья» статус «близости» задается во многом исторической мифологией — «ну мы же семьдесят/сто/триста лет жили вместе, в одном государстве» — то для российского Кавказа та же историческая мифология работает на отчуждение: «вечная кавказская война», «сталинские репрессии против целых народов» и прочий «хаджимурат».

В этой конструкции ключевую роль играют Дагестан и Северная Осетия. Эти республики в известном смысле являются гарантами целостности (сомнительной, но уж какой есть) российского Юга.

Еще две такие же по напряженности (но не по внутренним ресурсам) точки — это Калининград и Курилы, чья принадлежность России постоянно оспаривается, но не изнутри, а извне.

Калининградская тема в 2004 году относилась к числу вяло доигрываемых (то есть вяло проигрываемых) с прошлых еще лет. А вот курильская тема неожиданно актуализировалась.

6

Начнем в таком случае именно с темы дальневосточных территорий России. Как известно, в этом году Китаю были переданы некоторые — не очень значительные, но стратегически важные — земли Приамурья, в том числе несколько амурских островов. Это была не первая раздача земель по амурской границе (Ельцин подобное уже делал втихаря), но сейчас это стало событием, хотя бы местного масштаба. Заявление же о возможности передачи Шикотана и Хабомаи прогремело на всю страну.

В чем состоит тема? По сути, Россия впервые за свою историю выразила готовность к сделкам типа «территория в обмен на безопасность», причем безопасность здесь понимается именно как готовность купить ее ценой превентивного задабривания сильного и агрессивного соседа, снятие хотя бы части его уже высказанных претензий. Никогда раньше на такие сделки Россия не шла, во всяком случае в открытую, хотя и отдавать, и продавать территории ей случалось. Потому что подобная готовность — отдать землю, «товар, которого больше не делают», абсолютную геополитическую ценность, за слова («на нас не будут больше ругаться с той стороны») — есть признание своей запредельной слабости и неуверенности. Грубо говоря, у того, кто сам предлагает такие сделки, можно просто отнимать всё, «он и не пикнет».

Это доказала и практика. Правда, если Китай спокойно съел предложенные ему территории, то Япония демонстративно увеличила требования: нет, ей нужны все четыре острова как минимум, а дальше должны начаться переговоры по Южному Сахалину. Все это — очевидное следствие проявленной слабости.

7

События в Чечне и вокруг нее, включая несколько масштабных терактов, уничтожение Кадырова, и в конце концов — Беслан, тоже удобно рассматривать в топике возможностей внешнеполитического действия.

Не будем сейчас вдаваться в подробности бесланской трагедии. Констатируем только, что тема «победы дорогой ценой» (такой, что сама «победа» перестала быть таковой) прозвучала здесь в полную силу.

При этом у Путина был выбор. Вся страна после Беслана была готова к предельной мобилизации, причем к мобилизации на что угодно (начиная от массового добровольческого движения), лишь бы это было честно и без дураков. Однако, формулы мобилизации не были произнесены. Путин не посмел нажать на эту красную кнопку, запустить ректор народного действия. Напротив, были запущены все стандартные программы демобилизации — начиная от нарочито бессмысленных казенных «митингов против терроризма» и кончая очередным витком борьбы с «русским фашизмом» в облике «скинхедов», губителей таджикских девочек.

Соответственно, обозначился и перелом в отношении к президенту. К нему все еще относятся позитивно (лучше, чем ко всем прочим), но уже ничего хорошего от него не ждут. Сама тема путинских ожиданий (то есть ожиданий, так или иначе связанных с фигурой ВВП) снялась навсегда. В общественном сознании он перешел в категорию начальников, которые бывают получше или похуже (и хороших надо ценить, как ценят заключенные доброго тюремщика), но в целом это чужие, посторонние люди, задача которых — держать народ в клетке и не давать ему сделать ничего хорошего для себя.

8

Наконец, Украина.

Опять же, я не буду вспоминать и описывать ход событий, а также причины победы Ющенко и провала российской политики. Сейчас нам важно содержание происходящего.

Если вкратце описать геополитическое содержание «оранжевой революции», то это заявка на выход Украины из «ближнего зарубежья» и приобретение статуса «дальнего зарубежья», «настоящей заграницы», по-настоящему отделенной от России. Никаких других пряников, кроме присоединения к НАТО и установления особых отношений с ЕС, а также последовательного курса на ускоренный нацбилдинг по американским лекалам, Ющенко не предлагает, да и не может предложить: других пряников у него в сумке нет, а деньги дадут только под это.

Соответственно, теперь можно констатировать, что Украина обрушила «ближнее зарубежье» как структуру. За этим вскоре последуют и практические действия — например, быстрый и демонстративный отказ от «единого экономического пространства», столь же сознательный разрыв всех соглашений, сколько-нибудь напоминающих интеграционные, и т.п. Следует учесть: Ющенко и Тимошенко будут делать зло России даже в тех случаях, когда это будет невыгодно Украине.

9

Как оценивать все эти провалы?

Во-первых, вне зависимости от отношения к Путину и «путинщине», следует себе напомнить: российская власть впервые за многие годы пытается продемонстрировать нечто вроде внешнеполитической деятельности, причем в публичном формате. Убить своего врага, спрятавшегося в чужом и враждебном царстве, и попытаться помочь другу (ну, или тому, кого мы почему-либо считаем другом) сесть на престол в другом царстве — это древние, почтенные, архетипические образы «внешней активности».

То, что первое удалось скверно, а второе не вышло вовсе, не отменяет того факта, что попытка была все-таки сделана. Можно критиковать — и справедливо — топорность и криворукость исполнения, можно смеяться (или плакать) по поводу результатов, но сама попытка вполне заслуживает одобрения. Главное, чтобы она не оказалась последней: после таких ударов можно и не встать.

С другой стороны, нужно понимать принципиальную невозможность для этого президента и этого режима (опять же, вне зависимости от отношения к нему) сделать что-либо действительно серьезное, «разламывающее землю». Потому что единственным источником тектонической энергии является народ, ставший нацией. Поскольку же угнетение русских как нации, удержание русских в недонациональном состоянии составляет суть политики «после 1991 года» (и до — тоже, хотя это делалось иначе), постольку Путин, будучи сам плоть от плоти этой системы, никогда не осмелится нажать на красную кнопку, запустить реактор русского национального строительства.

Горизонт текущих политических возможностей жестко очерчен абсолютным запретом на какое бы то ни было использование энергий реального, несимулятивного русского национализма. Вопрос лишь в том, как Путин и его команда используют те немногие возможности, которые находятся внутри круга дозволенного. Пока что это нельзя назвать провалом. Российский государственный корабль получил несколько пробоин и течей, но все-таки держится на плаву.