Текст:Константин Крылов:Отмена события

Отмена события

статья

Автор:

Константин Крылов

Понимать — значит предотвращать.

Карен Свасьян.

• Константин Крылов «Отмена события» // Русский Журнал. — 14 ноября 2003.

Дата публикации:

14 ноября 2003

Предмет:

Дело Юкоса

О тексте:

Опубликовано в «Русском Журнале» 14 ноября 2003 года. Источник текста: http://old.russ.ru/politics/20031114-kryl.html

1

Когда с человеком, обществом или человечеством в целом происходит нечто воистину значительное, определяющее, судьбоносное, то первой и самой естественной реакцией на это является судорожное цепляние за остатки привычного мира. Пораженные в самое сердце случившимся первым делом стремятся уверить себя в том, что небо не рухнуло, что связь времен не порвана окончательно, что «Солнце взойдет завтра», а за весной обязательно последует лето. Зачастую это желание приводит к отказу от осмысления, забалтыванию и замыливанию нового — но само его наличие является безошибочным указанием на то, что нечто судьбоносное и в самом деле произошло. Настойчивое обращение к «вечному», «несиюминутному», к теме вместо ремы — верный признак наступления Времени Перемен.

Напротив, в «обычное», «профанное» время человеку свойственно хотеть «новенького». Это «новенькое», в отличие от настоящего Нового, можно определить как «тему, симулирующую рему», оно имеет две основные формы: прогресса (старое увеличивается в объёме, раздувается, пухнет) и вариации (старое меняет русло, перекрашивается). Первое находит свое выражение в обычном «выше-дальше-быстрее-экономичнее», в наращивании лошадиных сил и тактовых частот. Второе — в циклах и эпициклах моды и стиля: юбки удлинились — юбки укоротились — а вот ещё вернулось гофре, «какая революция!». Ирония здесь, впрочем, не вполне уместна: в конце концов, это и есть нормальная жизнь, «нам бы так». Опаляющая молния судьбоносного, бьющая в одну точку с чрезмерным постоянством, перестает быть судьбоносной и банализируется до «немилости небес». К тому же «новенькое», несмотря на свое нахальство, на самом деле прекрасно знает свое место — в частности, легко уступает его другому «новенькому», а уж при появлении настоящих молний тихо съеживается в уголочке.

Однако существует иной, куда менее безобидный способ обращения со старым и новым — симуляция «кардинального изменения», имитация «распада связи времен».

Типичным образчиком подобной симуляции было, например, «событие 911», которое подавалось в стилистике «небеса рухнули, Америка навсегда изменилась, мир уже никогда не станет прежним». Когда дымовой шлейф «Великого События» рассеялся, мы увидели все тот же знакомый пейзаж. Мир не изменился ни на йоту, и Америка — меньше всего. Более того, если «событие 911» и имело какой-то метафизический смысл, так это сохранение и дальнейшее упрочение существующего миропорядка, Pax Americana. Но, как оказалось впоследствии, красная болтовня о «Конце Всего» понадобилась для легитимизации нескольких не вполне красивых внешне- и внутриполитических шагов правительства США.

2

Теперь та же самая стилистика — «случилось великое и страшное», «встаньте, люди, пришел час роковой» — эксплуатируется и у нас в России в связи с так называемым «делом ЮКОСа». Разумеется, не она одна. Применяются самые сильные и грубые приемы из всех возможных — начиная от рассуждений о непоправимом ущербе каким-нибудь «фондовым индексам» и «кредитному рейтингу страны», и кончая обвинениями в ежовщине, антисемитизме и отъеме еврейской собственности. Однако это все именно что приемы, очередные мелодии для флейты — но под аккомпанемент набатного колокола. Нас же интересует как раз набат.

Ограничимся двумя примерами. Непосредственно после заключения Ходорковского под стражу «Новая Газета» вывесила на своем сайте чёрный экран с надписью «В России произошел государственный переворот». Куда более приличный журнал «Компания» выпустил свой сорок второй номер тоже с чёрной обложкой и надписью «Другая Страна. Закат эпохи олигархического капитализма».

Все остальные агенты общественного беспокойства (назовем их пока так) отмечались примерно в заданном диапазоне: от «переворота» до «заката», с непременной присказкой — «все правила нарушены, все фигуры сброшены с доски, наше будущее темно и непонятно». Непонятность символизируется чернотой: сумрачный цветовой фон (навязчивое присутствие которого можно обнаружить) символизирует и интенсифицирует страх и тревогу: мы оказались в неведомом будущем, в сломе времен.

Хочется протереть глаза и спросить: «Что, и в самом деле что-то случилось, чего не случалось раньше?»

3

«Переворот» отличается от «заката» тем же, чем различаются «началось» и «кончилось». «Переворот» — это всегда начало чего-то нового. Новое это обычно уже имеется в наличие, оно сформировалось, созрело, единственное, чего ему не хватает, — так это подобающего ему места, которое оно и занимает, столкнув с него то, что на нем сидело раньше. Нечто перевернулось кверху дном, ну или хотя бы на бок: последнее стало первым (а иногда и последние — первыми), «боковые» — центральными.

Обращаясь к чисто политическому значению слова, «переворот» — это не обязательно смена власти. Напротив, очень часто сама «власть» является главной движущей силой переворота (например — демократически избранный вождь или президент становится диктатором). С другой стороны, не всякая смена власти является переворотом (и это касается не только «демократических выборов»). Но переворот обязательно предполагает радикальное изменение политического режима.

Поскольку российские порядки, установившиеся за последние десять-двенадцать лет, мало кого устраивают (зато та малая кучка, которую они устраивают, имеет в своих руках всю власть и всю собственность), то мысли о переворотах вполне понятны. Что ж: спрос удовлетворяется, перевороты у нас происходят постоянно. Начиная от 1991 года, через расстрел парламента, через «первые президентские выборы» и семибанкирщину, дефолт, диктатуру Семьи и далее по кочкам — каждое из этих событий вполне себе тянет на «переворот». Колесо вертится, последние становятся первыми, а первые последними. И, что характерно, никого это особенно не волнует, по крайней мере среди людей серьезных. Ибо это колесо вращается вокруг неподвижной оси — а именно, вокруг той самой кучки людей, которых все устраивает. А поскольку кроме этой самой кучки переворачивать в России нечего, то и все прочие пируэты вызывают только презрение. Это именно что чехарда, то есть самое позорное и гнусное из всех политических состояний — когда важное и значимое действие («переворот») совершается над заведомо негодным материалом.

То же самое относится и к «закату». Что такого у нас может кончиться — так, чтобы это взволновало ту самую кучку? Нефть, газ, и кое-какие полезные руды. Все остальное, включая население страны, может кончаться сколько угодно, и никто не повернет головы кочан и чувств никаких не изведает. По крайней мере, поведение наших «элит» оставляет именно такое впечатление.

В этом смысле арест Ходорковского, разумеется, неким образом задевает — ну не ломает, нет, но хотя бы царапает — ту самую ось, вокруг которой «вертится все». Однако эта царапина — сама по себе, конечно, обидная — ещё ничего не меняет. Напротив того, «осевые» сплотились, призвали на подмогу западных контрагентов, выставили рога и штыки. Скорее всего, оси ничего особенно не угрожает — напротив, угрожает ось, и угрожает как раз «переворотом»: Путина собираются «скидывать», и это не пустые слова…

И тем не менее, нечто во всех этих разговорах есть. А именно: «дело ЮКОСа», это эпохальное событие, напоминает нам о некоем неслучившемся, хотя и жданном, давно и долго жданном событии, ожидание которого составляет суть политической жизни России на протяжении последних лет.

Я имею в виду легитимизацию олигархической собственности в глазах населения и власти.

4

В отличие от «чехарды», по-настоящему значимые перемены — то есть такие, о которых без улыбки говорят «ну все, пришли иные времена», — совершаются по двум причинам. Либо происходит некое событие, ломающее все и сразу. Либо же происходит множество мелких событий, которые своей тяжестью продавливают ситуацию. Последнее, конечно, требует времени, его грубого веса — годов и десятилетий, чтобы все эти мелкие события накопились. Зато, как ты ни крути, если «прошло пятьдесят лет», то это не менее серьезно, чем какая-нибудь революция.

Как правило, события, совершающиеся «по прошествии времени», имеют топику «заката», окончания чего-то. Например, окончания надежд и ожиданий — или, наоборот, прекращения страхов и обретения уверенности. Важно отметить, что это именно события — и знаменуются событиями. Вот, например, лагерь беженцев, изгнанных со своей земли оккупантами. Они живут а бараках, тепля убогий быт и утешаясь его временностью: скоро, совсем скоро они возвратятся к родным полям и виноградникам… Но время идет, а оккупанты не уходят. Проходит год, другой, третий. Сменяются поколения. И вот, наконец, краеугольный камень ложится в землю: «теперь мы будем жить здесь». Это и есть то самое событие: надежды оставлены, время все перетёрло. Через несколько лет дети начинают разговаривать на языке новой родины — теперь матери больше не бьют детей по лицу за каждое чужое слово.

Смысл всей новейшей истории России состоит в том, что её хозяева тянут время, ожидая, пока «этот народ» не оставит надежды и не признает этих самых хозяев как последнюю и окончательную реальность. То есть не смирится до конца с итогами приватизации, не согласится — полностью, окончательно и всерьез — с тем, что воры и убийцы, ограбившие страну и народ, суть законные владетели и властелины «этой страны». Чтобы народ — и власть, разумеется, тоже — окончательно внутренне сдались, поцеловали бы ручку Ходорковскому и бросили бы всякие мечтания о возвращении себе отнятого и украденного.

Здесь можно возразить, что речь пошла о слишком тонких и далеких от прозы жизни материях. В конце концов, власть полностью подконтрольна «оси», а народ безмолвствует и не мешает вывозить последние ценности из России.

Однако на самом деле эти «тонкие материи» ближе к прозе жизни, чем кажется, — причем к самой что ни на есть гнусной прозе. Например, опытный палач, истязая пленника, прекрасно чувствует момент, когда человечек ломается. До этого — скованный, беспомощный, страдающий — он все ещё опасен, он все ещё ненавидит палача и, если путы ослабнут, попытается «броситься» и «вцепиться». Но после этого он уже безопасен, его можно развязывать и гонять по камере пинками: стержень сломан, теперь это просто живая кукла. «Дело сделано». Что там после этого сотворят с пленником — накормят или убьют, уже не столь важно. С ним можно делать все что угодно, вот в чем соль.

Впрочем, можно обойтись и без каленого железа. Лучший ломщик — время, оно ломает всякого. «Подержать подольше» — вот универсальный рецепт победы над любым духом и любым телом. Располагающий временем тем самым располагает всем.

«Люди оси», прошедшие по многим трупам и сломавшие многих конкурентов, хорошо понимают такие вещи. Они прекрасно знают, что не будут чувствовать себя здесь спокойно, пока этого перелома в общественном сознании не произошло. До этого момента они — временщики, пусть и всесильные, воры, пусть и вельможные, убийцы, пусть и безнаказные. После этого они станут «настоящими господами», да. Но никак не раньше.

Можно гадать о том, как именно будет выглядеть этот «момент истины». Однако если бы это случилось, мы все это почувствовали бы. Возникла бы цепная реакция: пал один, другой… пали все. Через несколько лет у нас была бы «другая страна». А может быть, страны и не было бы — мало ли что запланировали нам наши «козырные».

Впрочем, не исключено, что русским дали бы ещё немножко пожить и даже выписали бы пайку покалорийнее. Правда, это была бы именно что пайка — ныне, присно и вовеки веков.

5

Прояснив для себя эту картину, мы можем теперь сказать кое-что о крайне своеобразном положении официальной российской власти. Начнем с того, что её слабость очевидна: она зависит как от олигархов (и всех тех сил, которые за ними стоят), так и — в какой-то мере — от народа. С другой стороны, та ненависть, которую питают друг к другу народ и «ось», является для власти основным ресурсом управления ими обоими. Власть, попросту говоря, разводит народ олигархами и наоборот.

Что касается её целей, тут все просто: российская власть, как и любая другая слабая власть в любой другой слабой и расколотой стране, работает на сильнейшего (в нашем случае это олигархи), при этом постоянно подпитывая надежды слабейшего и пытаясь выгадать как можно больше самостоятельности для себя.

Суть путинского курса до последнего времени заключалась как раз в этом: делать то, что велят «козырные» (но с неохотой и иногда позволяя себе саботаж), в то же время всячески намекая народу, что на самом-то деле «мы за вас, ребята» (но всегда — невнятно, чтобы за слова не пришлось отвечать), и постоянно ища трещины и щели, в которые можно протиснуться и воткнуть какую-нибудь «властную вертикаль» или ещё что-то в этом роде.

Эта позиция может показаться трусливой и подловатой, но с точки зрения политического процесса она является единственно рациональной.

Почему же тогда сейчас власть пошла на столь резкое нарушение правил игры (посадив Ходорковского на нары), откровенно вызвав неудовольствие «козырных»? Или так: какое событие было отменено действиями прокуратуры? Чего не случилось из того, что могло случиться?

Официальная точка зрения известна. Неофициальная состоит в том, что Ходорковский «играл в политику», «пытался поставить под контроль Думу и основные политические партии», «продавал иностранцам компанию, приносящую 15 % прибыли в бюджет». Все это верно, ибо все это он делал. Однако надо же договаривать до конца. Целью всех этих действий был не какой-нибудь «контроль над страной» — это они и так уже имеют. Речь шла именно о подготовке переворота — настоящего, без дураков.

Похоже, олигархи устали ждать. «Ничего не меняется в этой проклятой стране»: народишко — ободранный, голодный, еле живой — по-прежнему злобно скалит зубы. А ведь они уже практически убедили себя, что осталось совсем чуть-чуть, «еще немножко холода, ещё чуть-чуть голода, ну и ЖКХ, — и все».

Но если палач не чувствует, что пытуемый все-таки не сломан, он откладывает в сторону кнут и берется за раскаленные клещи.

Теперь им остается только одно. Мы уже говорили выше, что существует два пути совершения значимого, и первый из них — настоящее событие, выходящее за пределы «чехарды».

В этом смысле нынешняя кампания «Ходорковского в президенты!», выглядящая как экспромт, подозрительно напоминает начало Отечественной войны в интерпретации Суворова-Резуна. Может показаться, что известная часть нынешних агитационных материалов была заготовлена заранее — но рассчитана на совсем другую ситуацию, когда Ходор сидит отнюдь не на нарах.

Легитимизация олигархической собственности в России возможна только в результате государственного переворота, с последующим установлением прямой олигархической диктатуры по латиноамериканскому или африканскому типу.

Серьезной такой, без дураков диктатуры. С «эскадронами смерти», «тонтон-макутами», долларом в качестве официальной валюты, американскими базами и прочими прелестями жизни.

И президентом Ходорковским. Возможно, пожизненным.