Текст:Константин Крылов:Палестинскому юноше, обдумывающему житьё

Палестинскому юноше, обдумывающему житьё

Автор:

Константин Крылов

• Крылов К. «Палестинскому юноше, обдумывающему житьё» // Спецназ России. — апрель 2002. — № 4 (67).

Дата публикации:

апрель 2002

Предмет:

Арабо-израильский конфликт

«Он ещё всех нас переживёт». Обычно такое говорят о каком-нибудь безобидном старичке, владельце большой квартиры в Центре. Как правило, у старичка имеется многочисленная родня, которая уже незнамо сколько лет точит зубы на его законные квадратные метры. Благо дедушка некрепок здоровьем, и по всем законам божеским и человеческим должен вот-вот помереть. Однако, это самое «вот-вот» почему-то никак не настаёт: дедушка, даром что заслуженный инфарктник, астматик и паралитик, почему-то всё никак не отдаёт концы. Глядишь, уже и старший сын умер, и младшая дочка уехала за границу, уже и внуки оженились, скоро правнуки пойдут — а дедушка, опасливо косясь на открытое окно (как же — сквозняк, продует), всё сидит на кухне, пьёт жидкий кефирчик, и, надсадно кашляя и вздыхая, рассказывает такому же, как он, старому грибу, о своих бесконечных болезнях.

Арабо-израильский конфликт очень похож на этого самого дедушку. Время от времени он начинает «угасать» к вящей радости заинтересованных лиц. Не так давно всё прогрессивное человечество уж было уверило себя, что на сей раз вредный старичок таки на самом деле откинет копыта. Но когда заинтересованные лица начали собирать деньги на гроб глазетовый с кистями и присматривать ресторанный зал на предмет поминок, как противному старикашке вдруг сильно получшело. Вроде бы уже обо всём на свете договорившиеся «высокие договаривающиеся стороны» (в том числе и успевшие получить за свои старания по Нобелевской премии мира) вдруг вцепились друг другу в глотки, да этак бодренько. Шумит камыш, деревья гнутся, Шарон и Арафат рыкают, аки звери лютые, ООН принимает вороха резолюций, мечется Колин Пауэлл, израильские войска входят и выходят с «палестинских территорий», как шарик в горшочек Иа-Иа. Отважный израильский спецназ окапывается у дверей резиденции Арафата и готовится к штурму письменного стола — но тут прилетает в голубом вертолёте Колин Пауэлл и требует отступить аж до самого мусоропровода. В благословенной Франции неудобоназываемые граждане разносят вдрызг синагоги. Где-то далеко идут, как грибные дожди, переговоры о сокращении и прекращении всего плохого. А по иерусалимским улицам ходят «шахиды»: молодые арабские парубки с Кораном в башке и взрывчаткой за пазухой. На сегодняшний день — главное оружие «национально-освободительной войны палестинского народа».

«Главным» оно является в двух смыслах. Во-первых, выяснилось, что убить много еврейских мальчиков с помощью одного палестинского мальчика — это вполне успешный размен. Вместо того, чтобы устраивать классический акт террора с суперподготовленными профессионалами, прекрасным вооружением, сложно спланированной операцией (в которой главное — обеспечить пути отхода), и с немалым риском провала, достаточно одного юного читателя Корана, и нескольких килограммов взрывчатки, плюс премиальные родным и близким. При этом успех дела почти гарантирован, а неудача не фатальна, поскольку не бросает тень на «отцов-командиров». Руководство, пославшее террористов на задание и не сумевшее их вытащить, сильно теряет в глазах «своих». Руководство, пославшее на подвиг смертника, ничего не теряет даже в случае провала последнего.

Во-вторых, «мальчики Арафата» производят очень сильное впечатление на «цивилизованный мир», особенно же на его «мыслящую прослойку». В принципе, пропалестинские симпатии никогда не оставляли европейскую и американскую интеллигенцию, что не мешало ей всячески участвовать в отправлении культа Холокоста — но это уже другая история. Сейчас же, в связи с явными симптомами «сдачи» Израиля «мировыми правящими кругами», эти настроения легализовались — и тут же получили мощное подкрепление. Как же, если уж палестинцы готовы умирать за своё дело, значит, они действительно доведены до отчаяния, и дело их правое…

Конечно, «шахиды» — не такое уж и новое изобретение. В конце концов, бомбисты-террористы прошлого века (тоже готовые «убить и умереть») были не лыком шиты. Тем не менее, террористы-смертники всегда считались штучным товаром. Производство героев-самоубийц поточным методом освоили было японцы (слово «камикадзе» ещё не выветрилось из памяти), но скорая капитуляция Японии, и последовавшие за сим воспитательные меры американцев, быстро свели дело на нет. Но, главное, действия камикадзе были лишены полезной пропагандистской компоненты: никто не ожидал, что несколько самолётов, врезавшихся в американские линкоры, помогут Японии снискать симпатии международной общественности. Скорее наоборот: в контексте Второй Мировой подобная экстравагантность только подчеркнула «восточное зверство и жестокость» противника, который не щадит своих, и, очевидно, уж тем более не намерен щадить чужих. Японцев стали бояться и ненавидеть ещё сильнее. Возможно, это повлияло и на решение об атомной бомбардировке страны: уж если они такие, то с ними можно обращаться как угодно. Ибо нефиг.

Однако, с той поры мир существенно изменился. Последние пятьдесят лет двадцатого века выдались относительно мирными. Это обстоятельство сильно повлияло на психику европейцев — и, увы, не в лучшую сторону. Сначала традиционные «военные добродетели» (то есть способность «убить и умереть», и всё, что с ней связано) перестали пользоваться спросом, что привело к кризису предложения: попросту говоря, европейцы перестали понимать, «как это вообще возможно». Но это было бы полбеды: через какое-то время те же самые «воинские добродетели» начали безудержно мифологизироваться. Попросту говоря, европейцы начали отчаянно бояться (а, значит, и уважать) тех, кто таковые способности не утратил. Сначала, разумеется, избыточная героизация распространялась только на «своих» — или хотя бы похожих на «своих». Через какое-то время, однако, за «героев» стали принимать кого угодно, в том числе откровенных мерзавцев — лишь бы те демонстрировали готовность «положить живот» хоть за какие-нибудь идеалы. Именно в шестидесятые-семидесятые годы начался бум интереса к террору и террористам — а, значит, опять появился спрос. За сим последовало и предложение: «красные бригады», «фракция Красной Армии», и прочие леваки довольно лихо мочили «этот свинский буржуазный мир». Примерно такой же интерес возбуждали «герои национально-освободительных движений», все эти красивые парни с белозубыми улыбками и автоматами Калашникова в руках, которые так лихо освобождали свои страны от белых колонизаторов. То, что в результате их деятельности никогда не получалось ничего хорошего, европейских кроликов не волновало. Зато они «пассионарны», «фанатичны», смерть им нипочём, огонь и воду они презирают, и готовы идти по трупам, своим и «нашим». Что завораживает и чарует расслабленную душу европейского обывателя, который сам «никогда и ни за что бы» на такое не смог решиться. Понятное дело, что при таких достоинствах «они» всегда будут иметь гандикап, перед которым любые технические и прочие преимущества — просто ничто.

Другой стороной того же явление являются остатки христианского мировоззрения, которые сохранились в европейской культуре даже после всех реформаций, секуляризаций, и прочих «умственных переворотов». В частности, христианский культ мучеников оказался легко трансформируем в культ мученичества вообще. Если уж человек жертвует за что-то жизнью, значит, у него есть какая-то своя правота: это очень христианская мысль. То, что люди сплошь и рядом жертвуют жизнью за вещи, которые европейцу глубоко чужды и непонятны (скажем, за какую-нибудь «честь рода»), только увеличивает уважение к этим непонятным вещам. «Значит, в этом что-то есть, раз они платят за это такую цену».

Впрочем, даже те, кто не поклоняется «мученикам», всё равно их боится. Потому что, если не признавать за ними правоту и героизм, остаётся считать их «невменяемыми». Если мученик и не Герой, не «капитан своей души», то он Зверь: животное, не отвечающее за свои действия, и не управляемое никем, кроме приручившего его дрессировщика. В любом случае средств воздействия на него нет: мы ничего не можем сделать с теми, кто не боится Главной Угрозы — Её Высочества Смерти.

Отсюда и вывод. С фанатиками невозможно справиться, потому что они фанатики. «Надо договариваться», то есть капитулировать на тех или иных условиях, желательно не очень обидных для себя. Но и только.

Между тем, это неверно. Во-первых, человек может не бояться смерти (в некоторых ситуациях — это важное добавление), и при том бояться до дрожи в коленках каких-то других вещей. Например, потери лица перед членами семьи или рода. Или угрозы для жизни и здоровья сыновей. Или потери дома, скота, денег. Или какой-нибудь совершеннейшей, на наш цивилизованный взгляд, фигни — например, быть «неправильно похороненным». В связи с последним обстоятельством, кстати говоря, в Израиле всерьёз обсуждалось, не следует ли хоронить останки «шахидов» в свиных шкурах: по исламскому поверью, это закрывает для души террориста дорогу в рай. От проекта отказались: было понятно, что исламские богословы что-нибудь придумают, и шкура будет объявлена безвредной. Тем не менее сам ход мысли заслуживает внимания…

Точно так же, мотивы героя-самоубийцы могут быть далеко не самыми возвышенными. Начиная от суицидального комплекса (в той или иной мере присущего немалому числу людей, тут не надо заблуждаться: далеко не все мы такие уж жизнелюбы), и кончая такими банальными мотивами, как, например, желание славы. Хоть на минуточку, да попасть в «центр внимания» (разумеется, восхищённого и сочувственного) — да, за это многие готовы отдать жизнь, причём довольно мучительным способом. Все мы знаем про Герострата, сжёгшего храм Артемиды ради «неувядающей славы» своего сомнительного подвига. Однако, до наших дней дошёл и рассказ о философе Эмпедокле, бросившемся в кратер Этны, чтобы заслужить репутацию божества, или о мудреце Перегрине, бросившемся в костёр под крики восхищённой толпы.

Однако, все вышеперечисленные — это всё-таки одиночки, принявшие подобное решение самостоятельно. Куда проще прийти к тому же самому, если тебя ненавязчиво подталкивают к этому. Человеческая психика — довольно пластичная штука. Сделать из нормального человека самоубийцу трудно, но не невозможно.

Имеет смысл посмотреть на то, как это делается на практике. Палестинский конвейер по изготовлению мучеников за веру в настоящий момент неплохо изучен. Всё начинается с воспитания. Как ни странно, в настоящий момент одной из важных побудительных причин, толкающей молодых палестинцев к прогулке с пластитом за пазухой, является мнение ближайшего окружения, прежде всего семьи и друзей. Журналист PBS Мартин Химмель (Martin Himmel), долго занимавшийся этим вопросом, пришёл к выводу. что в палестинском обществе самоубийца «является теперь образцом героя для подражания в глазах молодежи». Химмель беседовал с палестинским психиатром, который подчеркнул роль, которую играет палестинское общество и семья в превращении человека в террориста. Этот психиатр «обнаружил, что есть существенная поддержка семей при принятии решения совершить теракт-самоубийство. Многие из матерей поощряли своих сыновей идти на это. Семьи поощряли их, благославляли….» Он нашёл родителей тех, кто заявлял, что «желание быть мучеником столь же велико, как их любовь к нации», а также одного отца, который призывал «всю палестинскую молодежь следовать по стопам моего сына, потому что это единственный язык, который понимает Израиль».

Это довольно типично. Палестинская (и арабская вообще) пресса буквально переполнена рассказами о героических родителях, которые сами благословляют своих детей идти на смерть. Пересказ этих историй занял бы не один десяток страниц. Тут и мать, которая, за месяц зная о решении своего сына, каждый раз плачет, смотря на него — а потом целый день сидит перед телевизором, ожидая новостей об акции её сына, и боясь, что он будет ранен и арестован и не примет «мучение», которое он ожидал. Тут и бабушка, хранившая всё это время ключи от своего старого дома, откуда она уехала после создания Израиля, и со слезами на глазах рассказывавшая внукам о прекрасных виноградниках на побережье. Ещё одна мама, которая, разговаривая с сыном по сотовому телефону за несколько часов до его «подвига», советует ему «повторять стихи из Корана, концентрироваться на цели, выбрать подходящий момент». Тут и рыдающие, но улыбающиеся родители, только что получившие весть о гибели их сына: «мы счастливы за него, он уже в раю». Тут и видеокассеты с улыбающимися, счастливыми «шахидами», окружёнными друзьями и родственниками. Такие кассеты очень популярны.

Ещё одну попытку изучить террористов предпринял Хала Джабер (Hala Jaber) в выпуске «Лондон Таймс» в воскресенье, 24 марта в статье под названием «Внутренний мир террориста-самоубийцы». Джабер провел несколько дней с кандидатами в террористы-самоубийцы из «Бригад мучеников Аль-Аксы», принадлежащих партии Арафата ФАТАХ.

«Бригады мучеников Аль-Акса» — пишет Хала Джабер — отделение «Фатах», организации Ясира Арафата — решили последовать примеру многих радикальных исламских групп, типа «Хамас», и начали совершать теракты. Они не испытывают нехватки добровольцев. Специалисты ответственны за отбор кандидатов. Любой, кому меньше 18 лет, не принимается; то же касается женатых людей с детьми и без родного брата, который мог бы заменить кормильца семейства. Те, кто превосходят других в военном отношении и показывают стальное самообладание в напряженных ситуациях, наиболее вероятно будут избранны. Молодые люди должны быть религиозны, убеждены в значении «мученичества и джихада». Они должны также иметь внешний вид, который позволит им легко перемещаться среди израильтян — иногда их маскируют, одев кипу и парик с пейсами — и ждать момента, чтобы нанести удар.

Командир наблюдает за кандидатами несколько дней, когда они занимаются обычными делами дома и в обществе. Если оценка положительна, он сообщает им о выборе. Интенсивный 20-дневный курс религиозного обучения перемежаются беседами между командиром и кандидатом. Стихи из Корана о достижении мучеником рая повторяются постоянно. Кандидату напоминают о том, какое материальное благополучие ждет его семью, о том, что он окажется в присутствии пророков и святых, о невообразимой красоты гуриях, которые будут в его распоряжении и о том, что он сможет ходатайствовать за 70 любимых им людей на Судном Дне. Не меньше этого ему говорят о том, какую службу он исполнит для его соотечественников, принеся себя в жертву.

«Конечно, я глубоко опечален, когда я должен использовать самоубийцу. Я очень эмоционален, и время от времени я плачу, когда я прощаюсь с ними», — говорит командир, — «Эти люди не с улиц. Они образованны, при нормальных обстоятельствах имели бы потенциал стать конструктивными членами общества. Если бы они не должны были выполнить свою миссию, они могли бы стать докторами, адвокатами или преподавателями». Когда приготовления бомбиста закончены, его знакомят с другими членами группы, котоые будут сопровождать его в последней поездке к его цели. Только перед самим нападением ему сообщат детали и скажут должен ли он будет взорваться или совершить нападение с гранатами и автоматом, пока не будет застрелен.

За 10 — 15 минут до подхода к цели на самоубийцу-бомбиста наденут сшитый специально для этой цели жилет, заполненный приблизительно 10 килограммами взрывчатого вещества и пятью килограммами гвоздей, винтов или других металлических предметов. Ему дадут последние инструкции о точном пункте, в котором он должен взорвать себя. «Чем позже он все узнает, тем лучше, так как он не будет иметь много времени, чтобы думать о цели или испытывать сомнения», говорит командир. Отдельный человек имеет функцию обнаружения потенциальных целей для нападений".

Интересно тут вот что. Во-первых, используются в основном «ненужные» (как бы цинично это не звучало) люди: молодые, без жены и детей, имеющие братьев. В этом смысле позиция родителей становится более понятной: разумеется, они любят своих детей, но одно дело, когда детей двое-трое, а совсем другое — когда их десять и больше. Рождаемость у палестинцев — самая высокая в мире. При этом тот факт, что в палестинской семье был шахид, резко повышает статус всей семьи, и уважение, оказываемое ей со стороны других палестинцев. Быть матерью шахида, отцом шахида, братом шахида — очень почётно. И — опять же, как бы это ни было цинично — эти соображения могут сильно повлиять на родственные чувства. Конечно, лишиться сына — это ужасно, зато пять оставшихся сыновей будут уважаемыми людьми (а в обществах, подобных арабскому, это очень важно). И если сын «сам захотел»… ну что ж, разумная мать не будет его удерживать.

Разумеется, есть и материальная сторона дела. Семьи террористов-самоубийц получают приблизительно 15 тыс. долларов от Ирака и различных террористических организаций, типа «Хамас», вместе с продовольствием, одеялами и расходов на поездки в Мекку для ежегодного паломничества, пишет корреспондент PBS. Недавно ставки были увеличены: Саддам Хусейн объявил, что финансовый вклад его страны заметно изменился. До того он вкладывал по 10 тыс. долларов в ту сумму, которую иные источники (саудовские и др.) вкладывали в гонорар каждой семье подрывника-самоубийцы за исполнение выпавшей ему операции. С этого месяца Ирак увеличил свой вклад до 25 тыс. долларов. Правда, иракский президент (которому нечего терять) — единственный, кто публично объявляет о своём вкладе в святое дело. Саудовцы и прочие арабские режимы, сохраняющие добрые отношения с США, оказывают помощь в сравнимых, если не больших, размеров. Можно думать, что выделяемые на премию семейству шахида средства можно оценить в 60 тыс. долларов — хотя, конечно, далеко не все они доходят до семьи. Но, повторяю, материальные соображения тут не главное. Многие шахидские семьи не бедствуют, и не стали бы торговать родным мясом. Важно то, какие символические дивиденды получает семейство и ближайшее окружение героя. Каковое — сделаем уж окончательный вывод — и является основным производителем мучеников за Аллаха. Вербовщики и инструктора только доводят товар до кондиции и пускают его в дело.

Из этого следует простой, но очень неприятный вывод. Для того, чтобы прекратить, или хотя бы существенно ослабить террор, нужно перейти к практике «коллективной ответственности». То есть — убивать (силами спецслужб, или приравненных к ним организаций) всех ближайших родственников очередного мученика, а также уничтожать или присваивать их имущество и сбережения, чтобы от них не попользовались другие.

Нельзя сказать, чтобы это было неизвестно заинтересованным сторонам. Честно говоря, именно в таком стиле раньше и велись все дела с арабами, и им подобными народами. Для того, чтобы запугать конкретного араба, лучше всего запугать тех, с кем он связан и от кого зависит, то есть, прежде всего, ближайшее родственное окружение. Этим пользовались англичане, американцы, и все прочие, кто имел отношение к Ближнему Востоку.

Однако, это никогда не озвучивалось вслух. В конце концов, европейское понятие о справедливости основано на представлении о личной ответственности каждого. За действия человека отвечает только он один. Поэтому террорист-самоубийца ненаказуем: он уже мёртв и недоступен для правосудия, а все те, кто ему помогал принять решение, невиновны: в конце концов, они ничего не сделали, а только «говорили слова». Разумеется, тех, кто обучал и снаряжал самоубийцу, постараются найти и наказать — но они далеко, ищи ветра в поле, а очередной шахид «дорожку найдёт» сам.

Теперь, однако, положение изменилось. Если мы все (в том числе и добрые европейцы) не хотим, чтобы «арафатовский мальчик» превратился бы в популярное оружие нового поколения (нечто вроде самонаводящейся боеголовки, при чём достаточно дешёвой в массовом производстве), надо переходить к тем же мерам открыто. Для чего, разумеется, придётся несколько пересмотреть сложившуюся систему понятий.

Первым делом, надо что-то сделать с героизацеий мучеников. Израильтян (или русских, у которых есть своя Чечня) уже давно не нужно убеждать в том, что «воин, готовый убить и умереть» — это далеко не самая симпатичная фигура, и ничего «благородного» в ней нет. Более того, использование камикадзе (как бы они не назавались) — это просто лишнее свидетельство дикости противника, а не его морального превосходства, как мы за последние десятилетия привыкли думать.

Следует расстаться с иллюзией «индивидуальной ответственности каждого». Культура, поощряющая преступления, есть преступная культура, а люди, восхваляющие преступников, сами преступники. Это относится ко всем восхвалителям: что радующиеся удачному теракту возбуждённые толпы, что сочувственно пишущие о террористах журналисты. Но прежде всего — к тому самому ближайшему окружению, которое и получает основные доходы. Если палестинская мама будет твёрдо уверена, что через какое-то время после героической смерти её горячо любимого сына израильские спецслужбы доберутся до неё самой, до её мужа, а также и всех остальных её горячо любимых детей, и никакого почёта и уважения от «своих» они просто не успеют увидеть, то она найдёт нужные слова, чтобы остановить своего ребёнка в его самоубийственном решении. Точно так же, и бабушка, одержимая воспоминаниями о виноградниках на побережье, серьёзно задумается, стоит ли выжимать эти гроздья гнева, или лучше заняться другими делами. Да и сам палестинский юноша, обдумывающий житьё, наверное, не захочет смерти папы, мамы и многочисленных братиков.