Текст:Константин Крылов:Противоестественное соитие

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

Противоестественное соитие



Автор:
Константин Крылов




Дата публикации:
ноябрь 2000










Политическая жизнь в России, изрядно потускневшая по сравнению со славными девяностыми годками (когда буйных было много, и веселье шло нешуточное), несколько оживилась и заиграла новыми красками. Беглый олигарх, сопредседатель микроскопической партии «Либеральная Россия» Борис Березовский неожиданно развернулся налево. На последнем сборище либероссов он вдруг заявил, что либералам «надо становиться патриотами», и более того — предложил сотрудничество лидерам патриотической оппозиции, прежде всего коммунистам (которых Борис Абрамович в течение последних десяти лет неизменно полагал Абсолютным Злом). Даже пообещал денег дать.

Союз меча и орала[править | править код]

Коммунисты на предложение прореагировали вяловато — протянутую руку не пожали («что вы навязываете союз?» — ответил Зюганов журналистам на их просьбу прокомментировать последнее заявление Березовского), но, в общем, и не отвернулись. Зато редактор газеты «Завтра» Александр Проханов съездил в гости к Борису Абрамовичу и опубликовал в своей газете пространное с ним интервью, весьма для Березовского лестное. Комментарии самого Проханова не оставляют сомнений: заслуженный патриот, фактический идеолог и главная фигура левопатриотического союза, автор нашумевшего романа «Господин Гексоген», и прочая, и прочая, и прочая, всерьёз решил подружиться с существом, которое он же сам относительно недавно почитал чем-то вроде антихриста, и поносил последними словами.

И не потому, что вдруг прозрел и увидел в существовании БАБа какое-то благо. Отнюдь нет. Оказывается, он решил стать настоящим политиком, а настоящий политик, по мнению Проханова, способен «идти на союз хоть с чёртом». Более того, он ждёт понимания от публики. Рассуждая о том, как он будет объяснять своим поклонникам контакты с Березовским, Проханов сказал: «Вспомните Савву Морозова, который финансировал РСДРП, наконец, еврейские деньги, которые пригодились. Посмотрите, избиратели, в ваши карманы, они худы, там одна корочка хлеба, ваши деньги отняли березовские, потанины, путины, черномырдины, и мы их своими усилиями возвращаем. Деньги Березовского — это не его, это ваши деньги. Благодарите нас за то, что эти деньги опять идут на пользу вам и нашему движению». Таким образом, пояснил он, «мы лишь экспроприируем эти деньги через сложную политическую комбинацию».

Борис Абрамович, впрочем, высказывается примерно в том же духе: коммунисты (да и Проханов) ему приятнее не стали, и никакой особой правды в их лозунгах и программах он не увидел. Но ему нужна антипутинская оппозиция, а делать её не из кого. Приходится, поморщившись, поручкаться с теми, кто имеется в наличии. Что делать, «политика — грязное дело».

Зато «Либеральная Россия», которой Березовский изменил с Прохановым, отреагировала как истеричная жена, муж которой спутался с её лучшей подругой. Березовский был проклят и как бы даже изгнан из партии. Пишу «как бы даже», потому что вопрос это тёмный. По слухам, некоторые лица в партии (в частности, небезызвестные депутаты Госдумы Сергей Юшенков и Виктор Похмелкин) получали от Березовского небольшие (то есть исчисляемые десятками тысяч зелёных) суммы. Кроме того, Березовский оплачивал им приятные мелочи жизни, типа авиабилетов первого класса авиакомпании British Airways (рейсами которой они летали на свидания с патроном) и номера в пятизвёздных отелях Le Meridien и Westbury Mayfair (стоимость номера — около -400 за «просто переночевать»).

Всего же на Либероссию опальный олигарх потратил в общей сложности -5 150 000 (чего не отрицает и сам Березовский). Так что, вполне возможно, изгоняемый спонсор сохранит влияние, сэкономив деньги. Уж кому-кому, как не российскому олигарху «первой волны», знать простую истину: не обязательно быть формальным собственником предприятия, чтобы удовлетворять с его помощью свой интерес. Скорее всего, хорошие отношения с лицами, принимающими решения в партии, у Бориса Абрамовича сохранятся и далее — так что нужные ему решения (если вдруг они и в самом деле окажутся нужными) партия будет принимать легко и непринуждённо.

С этими-то, впрочем, всё и так понятно. Гораздо больший интерес представляет положение Проханова, да и вообще «патриотической оппозиции». В отличие либероссов, эти люди (при всех своих недостатках) отнюдь не были «продажными тварями», и в страстных мечтаниях о четырёхсотдолларовых номерах замечены не были. Идейная чистота была тем товаром, который они предлагали (и, заметим, небезуспешно) тем, кого воротило от «берёзовой» политики.

И вдруг — точно разверзлась вонючее болото. Проханов обнимается с Березовским, рассуждая при этом про «еврейские деньги», и про германские деньги, и про «пломбированный вагон», в котором привезли Ленина.

Такое впечатление, что суровый вождь оппозиции взялся на деле доказать то, о чём много и неубедительно говорили либералы — то есть о жалкой продажности «всего этого ихнего патриотизма». После чего набивать карманы за счёт народа станет не в пример сподручнее: «мы, по крайней мере, честнее», скажет очередное рыло, крадущее у русских людей очередной миллион. «И пусть они утрутся — вона, как у Берёзы денежку просили, аж на задних лапках подскакивали». В то время как честные либералы с негодованием отвергли грязные миллионы… Соответственно, и «патриотизм с лицом Березовского» превратится в идеальную мишень для критических стрел.

Между тем, понять патриотов, заручкавшихся с Берёзой, тоже можно. Для этого, правда, стоит напомнить кое-какие детали из недавней российской истории, а то она уже начала забываться.

Русский патриотизм как общий враг[править | править код]

Как таковой, позднесоветский русский патриотизм сформировался где-то в семидесятые годы прошлого века. Возник он не на пустом месте, а на фоне всеобщего (то есть ставшего стандартом) «прозападнического» мировоззрения — которое в те годы поддерживалось не только интеллигенцией (буквально молившейся на «америку», «кафку» и «жувачку»), но и «простыми людьми»: любой «дядя Вася с лавочки» прекрасно знал, что в Америке «во как живут» (а то и слушал «Свободу»). На это накладывался окраинный национализм и сепаратизм, впоследствии разрушивший Союз: исподтишка гадить русским считалось в процветающих (в отличии от несчастного «нечерноземья», как тогда официально называли Центральную Россию) «национальных республиках» хорошим тоном. «Русская партия» формировалась как антизападническая (не антизападная — в то время реальный «Запад» был где-то очень далеко, а «западничество» было своё, родное, и донельзя отвратное) и «антинацменская» сила. Впрочем, как раз силой-то она так и не сумела стать: состоявшийся в середине восьмидесятых годов западнически-нацменский союз «за вашу и нашу свободу» (одно время это был почти официальный лозунг) положил русских патриотов на обе лопатки.

То, что произошло дальше, мы все знаем. «Националы» получили независимость. При этом возможность грабить Россию и дальше у них не была отнята — напротив, открылись новые возможности это делать, напрямую связанные с тем режимом, который в России установился.

Его можно охарактеризовать как союз либеральной интеллигенции, «перестроившихся» советских начальников второго эшелона и так называемого «криминала». Возникло и разделение властей, столь ценимое либеральными публицистами, причём власти разделились именно так, как надо: на законодательную, исполнительную и судебную. Правда, официальными полномочиями обладала только исполнительная власть: Президент Ельцин действительно был Президентом, хотя бы поначалу. Законодательная власть (то есть право «писать законы») с самого начала оказалась в руках у прессы и СМИ, то есть у населяющей оные либеральной интеллигенции. В свою очередь, функции «суда и расправы» взял на себя криминал: фактически, именно бандитский правёж был единственным эффективным средством «разрешения конфликтов» на территории России.

Соответственно, возникли три центра власти, которые легче всего представить «географически»: Останкино, откуда вещала интеллигенция, Кремль, как цитадель «начальства», и Шереметьево, как символ криминальной свободы: для того, чтобы избежать какой бы то ни было ответственности за любые преступления, достаточно сесть на самолёт и улететь в какую-нибудь «приличную страну».

Понятно, что «легальная» система судопроизводства была полупарализована (а на другую половину превратилась в легальную обслугу криминальных, по сути, акций — достаточно вспомнить, что такое «банкротство по-российски»). Парламент же, в свою очередь, сначала превратился было в единственное легальное пристанище духовной оппозиции. Причём оппозиции не столько исполнительной власти, сколько власти телевизора — почему, кстати, население «телевизора», во многом спровоцировавшее события 1993-го года, так радовалось расстрелу Белого Дома. Впоследствии, в усмирённом состоянии — в место обтяпывания всяких малопристойных делишек.

Весь этот противоестественный союз трёх сил, каждая из которых имела все основания бояться и ненавидеть другую, базировался на одном общем интересе. У них была общая добыча — русский народ. Соответственно, имелся и общий враг — все те, кто желали русским добра. То есть русские патриоты. Русский патриотизм был равно ненавистен и мрачным уркам, и пиджачным начальничкам, и газетно-телевизионным властителям дум.

Однако, при таком союзе необходимо, чтобы объединяющее звено (пусть даже объединяющее «отрицательным образом») всё-таки существовало. Поэтому русским патриотам не давали жить, но не давали и умереть. Было даже выделено нечто вроде гетто, где они и содержались — разумеется, под строгим надзором. Всегда существовало несколько газет (иногда, впрочем, преследуемых и закрываемых), в которых можно было писать про ограбление России, еврейских банкиров, Березовского, Чубайса, криминальные бесчинства и так далее. Были две-три карликовые «прорусские» партии, которые, не имея шансов не то что на власть, но даже на минимальное влияние, всётаки продолжали существовать.

Было несколько деятелей, которые, при всей их «нерукоподаваемости» в приличных гостиных, тем не менее упоминались в либеральной прессе, пусть даже только ругательно (но про других вообще молчали, что для политика смерти подобно). Всего по минимуму — но чтобы оно было, присутствовало в поле. Никому не нужно было «окончательное решение русского вопроса» — по крайней мере, пока тройственный союз ещё был актуален. Общий враг должен быть скорее мёртв, чем жив — но всё-таки не совсем мёртв. Некий минимальный «русский фон» должен был оставаться.

Собственно, эпицентром всего этого «минимального патриотизма» была и остаётся газета «Завтра» с её бессменным главным редактором.

Политическое гетто[править | править код]

Разумеется, сам Проханов и его товарищи прекрасно понимали, где именно они находятся, и почему их до сих пор терпят. Более того, им приходилось (и приходится) играть по весьма жёстким правилам. Одним из краеугольных условий было отлучение «всех этих» от настоящей большой политики. Разговаривать о ней было можно, участвовать (даже в самой-самой ничтожной роли) — нет.

Разумеется, при таком раскладе желание вырваться из гетто становится навязчивым. Увы, оно же является прекрасным рычагом для манипуляций. Поэтому, когда это было зачем-нибудь нужно (например, для воздействия на немаленький «патриотический электорат»), «Завтра» использовалась не хуже какой-нибудь там «Новой Газеты». Я, например, помню, как в начале второй чеченской войны один из номеров этой газеты (отпечатанный доптиражом) продавался в метро на каждом углу, в том числе в таких местах, где ни до, ни после «таких» изданий не появлялось. На первой странице было интервью с полковником Масхадовым… Разумеется, никаких симпатий к этому персонажу редакционный коллектив не испытывал — чему порукой предыдущие и последующие публикации в той же газете. И тем не менее.

Однако же, в ситуации пребывания в гетто есть и свои преимущества. «Что моё, то моё»: в чумной квартал, по крайней мере, никто не полезет грабить. Определённая (и очень значимая для миллионов людей) идея была отдана «заведомым маргиналам» (как тогда выражались либеральные хозяева наших голов) — но эти маргиналы могли, по крайней мере, не беспокоиться, что её у них отнимут.

Всё изменилось с приходом Путина и его команды. Зачумлённые земли вдруг понадобились — для построения на них респектабельного домика «нового российского патриотизма», спроектированного пресловутыми «кремлёвскими политтехнологами». Здесь можно долго рассуждать, можно ли считать путинский патриотизм «настоящим», или это такая картонка и пластилин, имитация и агитация, дурилка картонная. Главное здесь то, что он-таки оттяпал у традиционных патриотов, годами нарабатывавших идейный багаж и символический капитал, часть территории. Вот так просто — отнял, причём самый лучший, самый симпатичный участок, так называемый «патриотизм с человеческим лицом», который Проханов и прочие не возделывали, приберегая на будущее. Причём не дав законным владельцам идеи ничего взамен, никакого отступного.

Новая власть украсилась патриотической риторикой, правда ослабленной и разбавленной либерализмом, но самим авторам этих идей от этого лучше не стало: они-то остались в своём гетто, да к тому же его территорию изрядно урезали. Естественно, что при таком раскладе последнего урезавшего оставшийся клочок земли начинаешь ненавидеть больше, чем тех, кто тебя на него засадил… Проханов имеет все основания ненавидеть нынешнее руководство страны. Ельцину и Березовскому он был нужен хотя бы как враг. Путину он вообще не нужен — ни как враг, ни как союзник.

Впрочем, какой там союзник. Нынешняя власть, победившая «Останкино» и наложившая тяжёлую лапу на «Шереметьево», сильна безальтернативностью. Вся политика делается в двух-трёх кабинетах, и число людей, которые в эти кабинеты вхожи, крайне ограничено. То, вокруг чего делается эта политика (то есть её идейное содержание) ещё вчера считалось «идейным багажом» законных партиотических сил. И вдруг на тебе!..

О вреде цинизма[править | править код]

Сейчас Проханов оправдывает свой союз с Березовским соображениями цинического плана. Мол, не всё ли равно, у кого брать деньги — главное, чтобы они пошли на хорошее дело. Вон, Ленин брал у немцев и евреев на дело революции, и ничего ведь, всё получилось… Но, правда, Ленин не называл себя русским патриотом.

В этой-то детали всё и дело. Когда говорят, что политика — это грязная игра, в которой выигрывают только циники, это лишь половина правды. Причём — меньшая её половина.

Если уж с чем-то сравнивать политику, так это с хирургией. Хирург после операции может быть по уши в крови и всяких прочих физиологических жидкостях. Никто не назовёт его работу чистой. Но это не означает, что не нужна антисептика. Достаточно занести инфекцию — больной тут же и окочурится… Это грязное дело требует предельной чистоты.

То же самое и с политикой. Политик может (а бывает, что и должен) позволять себе разные действия, в том числе и довольно грязные. Но одного он делать не имеет права: пачкать идею и вносить искажения в защищаемую доктрину. Она должна оставаться чистой.

Ленин, беря деньги у немецкого генштаба, не делал ничего, что противоречило бы марксистскому учению, или программе РСДРП(б). Большевики были интернационалистами, никаких «национальных интересов» не признавали вообще, и видели в немцах точно таких же «империалистов», как и «проклятый царизм». Немцы были даже лучше, так как их империализм, по тогдашним «красным» представлениям, был более прогрессивным. Немецкие деньги (как бы мы ни относились к этому сейчас) вполне себе укладывались в общую логику большевизма. Почему бы не взять золотишка и ассигнаций у меньшего зла, чтобы повалить большее зло?

Если продолжать это сравнение, то союз с Березовским — это нечто вроде союза большевиков с каким-нибудь Пуришкевичем, с «Чёрной сотней». Это союз, от которого обе стороны проигрывают, ибо сама возможность его заключения предполагает, что и те, и другие плевать хотели на свои убеждения. А между тем, политическая сила (любая) сильна именно убеждёнными людьми. Тактический цинизм искупается и оправдывается твёрдостью основных убеждений, если угодно — фанатизмом. Хорошая политика делается циничными фанатиками, людьми беспринципными в своей принципиальности. Увы, сам факт наличия отношений с Березовским позволяют усомниться во втором. Этот человек имеет (заслуженно или нет — другой вопрос) репутацию врага русского государства и русского народа, причём первостатейного. При этом Берёзе и в самом деле нечего терять: он продал и предал всех, с кем имел дело. Проханову же терять есть что — например, репутацию «несгибаемого отморозка».

И, скорее всего, попытка «играть в политику» кончится для него так же, как и для вкладчиков и акционеров ЛОГОВАЗа — то есть невосполнимыми убытками и потерей лица.