Текст:Константин Крылов:Dixi/25: О марали

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску


N [../index.htm <на сервер Традиция]

<на сервер Россия.оrg
[0.htm <К ОГЛАВЛЕНИЮ]

25 2

КОНСТАНТИН КРЫЛОВ КАК
Я
УЖЕ
СКАЗАЛ
      О
МАРАЛИ

       

5
ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ     Москва, 2 Декабря 1999 г.   Сколько я себя помню, я всегда был человеком довольно-таки благонравным. Ну, может быть, не всегда (будучи младенцем, я громко кричал, и тем самым изводил свою добрую маму), но, во всяком случае, начиная с хоть сколько-нибудь сознательного возраста. Под "благонравием" я имею в виду не школьные отметки за поведение (которые не поднимались выше "удовлетворительного", чем и портили благополучную во всех остальных отношениях картину), и не туповатое добродушие, отличавшее некоторых моих товарищей по детским играм (в те далёкие времена я был скорее темперамента холерического — каковой со временем, кажется, таки повыветрился). Просто мне как-то не нравилось делать людям гадости. И если я нечто всё-таки делал, то не со зла, а либо от непонимания, "что в этом плохого", либо уж потому, что просто не видел другого выхода. И если мне кто-нибудь внятно объяснял, почему так делать нельзя, и указывал другой выход, я с радостью соглашался и больше так не делал. Однако, беда состояла в том, что объяснить мне такие вещи было довольно сложно. Потому что я слушал, всему верил, но потом (рано или поздно, но практически всегда) задавал один вопрос. Ну хорошо, говорил я, так делать плохо. А как надо, чтобы сделать хорошо? На этой стадии часто возникали непонятки, иногда очень занятные, но в данном случае я собираюсь рассказать совсем простую историю, которая, однако, мне запомнилась очень надолго. Итак, воспоминания детства. В нашем подъезде на первом этаже жила добрая бабуся, которая — от доброты — прикармливала уличных кошек, благо их было много: рядом благоухала помойка, обычное место их сборищ. Чтобы кошечкам было уютно, бабуся ставила мисочку с провизией около своей двери, и регулярно обновляла в ней корм. Кошки, разумеется, привадились, а подъезд приобрёл неповторимый устойчивый аромат кошачьей мочи и фекалий. Время от времени кто-нибудь пытался с кошечками разобраться, но, стоило только какой-нибудь мурке взвизгнуть, как бабка (то ли дежурившая под дверью, то ли чуявшая сердцем такие вещи) вылетала и коршуном кидалась на того, кто поднял ногу на бабкину животину. С бабкой разобраться уже никто и не надеялся: позиция её была известная и твёрдая, а иных методов воздействия на неё в пределах морали и закона позднесоциалистической эпохи просто не было. Время от времени, однако, кто-нибудь не выдерживал, и, заляпавшись в кошачьем кале, шёл к бабусе со скандалом. Скандалы эти были однообразны и неуспешны, а проходили примерно так:  — Млин, мамаша, — говорил очередной пострадавший, — ну я не знаю, вы хотя бы убирайте за своими кошками, они ж тут всё, извините, загадили!  — Я те не мамаша, ты ко своей мамаше так обращайси, — поджимала губы бабуся, — И чё это я обязана тут убирать что-ли? Я тебе тута не поломойка, мне за это деньги не плотют, пусть кому надо, тот и убирает.  — Ну так же нельзя! — возмущался пострадавший. — Вы их на улице кормите, что-ли!  — А на улице им невкусно есть, — охотно объясняла бабуся, — вот ты (бабка принципиально тыкала всем "молодым") небось жрёшь дома, у телевизору, а не на улице, а у них ни дома нету, ни телевизору, они ж дикия, им бы погретьси…  — Да жизни нет от твоего зверья! — не выдерживал пострадавший. — Ты, бабка (на этой стадии все почему-то переходили на "ты"), забодала, млин!  — Ну ты и сволочь бессовестная, — как-то даже беззлобно констатировала бабуся, — вон морду какую наел, в ристараны небось ходишь с бабой своей, и дома ишо жрёшь, а хоть разок кошечкам рыбки вынести… а я из пенсии своей капеешной им рыбку покупаю… Тут глаза бабки как бы начинали смотреть вовнутрь и наливались каким-то непонятным светом, — видимо, то было ощущение своей полной и абсолютной правоты. На этой стадии даже сильно разозлённый мужик отступал, бросая на последок что-нибудь типа "совсем из ума выжила" и тщетной угрозой "обратиться в милицию". Бабка на это только усмехалась: попытки уже были, и она хорошо знала, что милиционеры тоже ничего ей не скажут, кроме "ну, блин, мамаша". Была ещё попытка напустить на бабусю карательную психиатрию (то есть наябедничать по ноль-три на предмет "тут у нас старуха психованная чудит"), но и она кончилась ничем: что бы там не говорили, а свой умишко у бабки был при себе. По тому самому, что бабкин умишко работал вполне адекватно, бабка отчаянно ненавидела и боялась детей, ибо понимала: мелкие гадёныши вполне способны обидеть её кошечек, и причём безнаказанно. Так оно обычно и получалось: дети с гиканьем и свистом разгоняли хвостатых, выкидывали миску с харчами, и вообще вели свою маленькую партизанскую войну. Бабка скандалила с родителями гадёнышей, и тем приходилось выслушивать бабкины речи, а гадёнышам делались подобающие внушения.  — Папа, ну почему ей можно, а нам нельзя! — громко возмущался очередной гадёныш, которому очередной попавший под бабку папаша от бессильной злости на ситуацию пребольно выкрутил ухо.  — Она старая… не лезь в её дела… не трогай её миску… — неубедительно врал папаша, — и вообще, не связывайся! Этот категорический императив местного разлива — "Не связывайся!" — обычно вбивал последний гвоздь. Дети, однако, бывали разные. В частности, в соседнем дворе жил некий Рома, мальчик из "нехорошей семьи", как деликатно выражались мамы и папы, объясняя чаду, почему с Ромой водиться нельзя. Семья, что правда, то правда, была прескверная, из серии "пьющие родители"; надо сказать, что и сын получился во всех отношениях неудачный. Особенно страшно было то, что он был "без тормозов" (в наше время его назвали бы отморозком). В школе он был известен ещё с первого класса — тем, что чуть было не задушил в физкультурной раздевалке одного пацана. Несколько раз его пытались "исключить", но дальше угроз дело, опять же, не шло: подобная экстраординарная мера каким-то боком вредила каким-то школьным "показателям", а потому никогда и не применялась. Угрожали ещё отправкой в "школу для дураков", однако тут срабатывали остатки совести: мальчик был вполне сообразительный, хотя проблемы с нервами у него имели место быть. Так вот. Рома, время от времени посещавший наш подъезд на предмет покурить и погреться, однажды заявился к нам с канистрой бензина, намереваясь устроить кошечкам (а заодно, видимо, и бабке) Окончательное Решение Вопроса. До дела, правда, так и не дошло: взрослые Ромку таки поймали, скрутили, и от избытка чувств надавали пиздюлей, потому как плеснуть бензинчиком под бабкину дверь он всё-таки успел. Кто-то даже побежал звонить в милицию, однако Ромка умудрился, царапаясь и кусаясь, вырваться, и убежал в неизвестном направлении — не факт, что домой. На том дело и кончилось. Интересно, однако, то, что бабка свою миску выставлять под дверь перестала. Кошечки, правда, продолжали приходить, гнусно орали, требуя жратвы. Но население подъезда осмелело. Кошечек стали гонять. И теперь уже папаши выкручивали ухи пацанам за попытку погладить котёночка: все как-то сразу вспомнили, что кошки помойные, опасные, и что они "разносят заразу" (какую "заразу", никто толком не знал, но это было уже и неинтересно). История, что ни говори, банальная. Меня, однако, ещё тогда сильно озадачил вопрос: а почему это мы должны были терпеть кошачью вонь? В общем, по всему выходило, что не должны. С другой стороны, было точно так же ясно, что бабусю трогать было… не то чтобы вообще нельзя, но совершенно непонятно как. Говоря языком возвышенным и научным, отсутствовала конструктивная легитимная процедура приведения бабки в порядок. Существовавшая тогда моральная система допускала только два возможных метода воздействия: увещевания (по нарастающей — брань, ругань и скандал) и жалобы по начальству. Против первого бабка была защищена своим норовом, а против второго — статусом бабки (надо признать, что в позднесоветское время это был именно что статус: с бабками всякие мелкие местные власти старались не связываться, ибо хорошо знали, что выйдет себе дороже). Более того: бабкины увлечения кошечками имели, как ни странно, некое оправдание. В самом деле, кошечек было "жалко", а те, кому их жалко не было, старались на это не нажимать, потому как это считалось "нехорошо". Слабых, сирых, обиженных судьбой, и по-всякому неудачных, полагалось жалеть — за одно только это. И тощенькие помойные кошечки идеально вписывались в парадигму. И уже тогда я начинал догадываться, что кончится всё это очень плохо. Потому что при таком раскладе единственным способом решить проблему оставался Рома. Получалась очень нехорошая схема. Вот имеет место быть какое-то явление, которое всем мешает и всех раздражает. Однако, никакого нормального способа его прекратить не существует, ну и к тому же не связываться же. В конце концов появляется какой-нибудь отморозок Рома, который, конечно, гад и сволочь, но который таки "решает дело". После чего всё снова приходит в норму. Зато никто не брал греха на душу. Рома виноват. Он такой. Отморозок. Правда, его тоже можно пожалеть: у него ведь действительно плохие родители… Существует народная этимология слова "мораль" — от глагола "марать". В дальнейшем (отчасти подражая Дерриде, экспериментировавший с "различением" и "разлечением" #1 1) я буду именовать предмет моего интереса "мАралью". Речь идёт о явлении, корни которого я в своё время исследовал в другом месте, а сейчас буду говорить только о вершках, не затрагивая корешки. Коротко говоря, "мараль" — это прежде всего имитация настоящей морали, похожая на неё, как поганка на опёнок, а точнее, как кукушонок на галчонка, поскольку делает с настоящей моралью ровно то же самое, что кукушонок с галчатами: убивает. При этом, надо сказать, внешне "мараль" выглядит очень даже внушительно, чаще всего куда "моральнее" настоящей морали. И успешнее, поскольку, по самой сути своей, является орудием агрессии. В советское время процесс вытеснения морали маралью зашёл очень далеко. По большому счёту, "мараль" перестала служить обществу, и мало-помалу превратилась в орудие шантажа и давления на это общество со стороны аморального меньшинства. Самым же омерзительным и страшным следствием повсеместного торжества марали оказалось полное разрушение всех моральныъ процедур разрешения конфликтов. Грубо говоря, оказалось, что хороший человек (точнее, человек, желающий быть и называться "хорошим") решительно ничего не может сделать со всякими обидными явлениями жизни, разве что ныть. Из чего следовал железный вывод: дееспособно только зло. Прошло довольно много времени. Подули ветры перемен, газеты и журналы осмелели и начали наперебой писать правду. Мастера культуры тоже старались не отставать: уже прогремела кавказская фильма "Покаяние", и все вдруг узнали, что дорога, по которой мы шли, не ведёт к Храму. И свернули на другую, которая таки к Храму привела (г. Москва, проезд до сманции метро "Кропоткинская"). Это, однако, произошло несколько позже, а покамест вышла фильма режиссёра Говорухина "Так жить нельзя". Фильма была обличительной, и наглядно демонстрировала, что так, как мы живём, долее жить невозможно: прежде всего по моральным соображениям. После просмотра этого шедевра у меня возникло устойчивое ощущение: всё, приехали. Придёт Рома. И решит вопрос с "совком" с помощью канистры с бензинчиком. И Рома таки пришёл. На нём был роскошный красный пиджак, на мордесах - тёмные очки, на пальцах - золотые перстни, и златая цепь на шее. Все вздохнули с облегчением, ибо ждали, что всё будет как всегда: Рома сделает грязную работу, разорит и разломает Совок, шуганёт как следует всю сволоту, после чего убежит подальше, испугавшись ответственности за содеянное. Однако, на сей раз Рома почему-то убегать не стал. Напротив, он расположился поудобнее, и радостно сообщил собравшимся добрым людям, что они - мелочёвка и шантрапа, и что теперь наступили совсем даже другие порядки, "без глупостев". И они таки наступили. Dixi. Файл:Http://hits2.infoart.ru/cgi-bin/ihits/counter.cgi?E2&dixikrylovsite


[Файл:Http://1000.stars.ru/cgi-bin/1000.cgi?dixikrylovsite

[../index.htm <на сервер Традиция]

<на сервер Россия.оrg
[0.htm <К ОГЛАВЛЕНИЮ]

[http://www.rossia.org/forum/ Форум

Россия
org
]