Текст:Пьер Кребс:Новая школа европейского мышления
Новая школа европейского мышления
- Автор:
- Пьер Кребс
Столкновение ценностей[править | править код]
Наша эпоха находится в кризисе. Все же, сами по себе кризисы не представляют собой ничего нового: ибо мир находится в кризисе с тех пор, как сам мир существует. Кризис — это элементарный закон жизни. Если кризис воспринимается как вызов, он поощряет энергию вместо того, чтобы ограничивать ее, активирует предприимчивость вместо того, чтобы нейтрализовать ее. Разумеется, кризис сегодня больше не воспринимается как вызов, а как фатальность; как статус-кво, который неизбежно тяготеет над мировым процессом. Диалектика, кажется, сменила полярность: раньше человек встраивался в вызов, который бросал ему кризис. Другими словами: человек определял самого себя относительно возможных изменений, которые могло бы вызвать его влияние на кризис. Он определял самого себя относительно преодоления кризиса, то есть относительно мира, который возник бы после кризиса. Сегодня же, в отличие от этого, человек, кажется, определяет себя относительно кризисного состояния; то есть, он ищет уместные средства, чтобы удобно устроиться в кризисе вместо того, чтобы справиться с ним и преодолеть его. Вчера человек находил в кризисе причину своих действий, своего участия, своей воли к власти и самоутверждения. Кризис, так сказать, обязывал судьбу человека, вынуждая его к реакции и заставляя его создавать ценности, из которых могла возникнуть новая судьба. В противоположность этому сегодняшний человек, по-видимому, находит в кризисе причину своей пассивности, своего отречения, своего безразличия. В этом и кроется принципиальное различие. Но также изменились и природа и исход кризиса: а именно, мы в первый раз вступили в век равенства, о котором хлопочут на всех культурных уровнях, на всех осях мышления, во всех частях этого мира. В первый раз движение за равенство приняло всемирный масштаб. Оно непосредственно угрожает идентичности всех народов Земли.
Одновременно страстно желающее безопасности и стабильности общество последних людей (ср. Ницше) впервые перед всем миром поставило риск вне закона. Поэтому человек может видеть в кризисе только лишь безумную матрицу, родную почву всех его поражений и отказов, всей его приспособляемости и подлости. На этом, несомненно, основывается эгалитарная буржуазная общественная форма, которая меняет силу на безопасность, чувствительность на разум, готовность действовать (что означает веру) на планирование (что означает закон).
Ни в чем не нуждается человек, который живет самостоятельно[править | править код]
Тем не менее: кто же вызвал эту переоценку, если не человек? Кто вызвал это безразличие, если не человек? Кто породил это пораженчество, если не человек? Из чего произошли проблемы, из которых возник кризис, если не из человека? Насколько долго человек готов верить в неотвратимость этой фатальности, настолько же долго он останется объектом и предметом кризиса, будучи не в состоянии снова укоренить свою идентичность, неспособный черпать в своей органической принадлежности силу для борьбы с универсализмом. Если он предпочтет поддерживающую безопасность возвышающему риску, механизирующую рациональность активирующей чувствительности, нивелирующую приспособляемость личностному участию, то он останется «демобилизованным», но одновременно эксплуатируемым человеком в построенном на выгоде, потреблении и рентабельности обществе. В противоположность этому: ему нужно только поверить в то, что эта фатальность не является таковой, что универсализм не является категорически окончательным, что коммерческий либерализм — не неизменен, чтобы снова черпать то, что никогда не упускалось за время его владычества и его величия; просто потому, что ничто не ускользает от человека, который живет самостоятельно, своими силами и не подчиняется навязыванию себе чужой воли.
Мы призываем к культуркампфу[править | править код]
В этом смысле наша Новая Школа призывает к культуркампфу, культурной борьбе, что значит к тотальному наступлению живых сил наших идей против всех тоталитарных проявлений учения равенства, того спрута, который приносит мягкую, невидимую, лишенную запаха смерть от имени гуманитаризма и счастья; этого спрута, который так же распространяет свои щупальца, как злокачественная опухоль свои метастазы; спрута, который выгрызает народы изнутри, меняя их душу на обманчивую надежность материального одностороннего благосостояния, их силу на отчуждающую безопасность деполитизации и отречения. Наша Новая Школа призывает к культурной борьбе, так как 2000 год как основное звено двух тысячелетий станет, без сомнения, также распутьем двух мировоззрений: универсализма или этноплюрализма, учения равенства или учения дифференциации, приспособляемости к процессу нивелирования или права на различие. На пороге двадцать первого века мы хотим возвестить о новом веке ценности и культуры.
Мы призываем к мужеству и риску[править | править код]
Итак, сегодня сопротивление означает новое определение идей для повторного открытия ценностей, означает вооружение интеллекта для мобилизации сознания, оказывается организацией знаний и перевооружением воли. Сопротивление в этом смысле означает способствовать Европе в получении большей силы, с которой она завтра сможет бороться за еще более великую судьбу.[1] Мир изменяется через идеи; по меньшей мере, через те, которые получили укоренение в мифах, и которые распространяют мыслители, способные одновременно быть борцами и посланниками. История идей показывает, что вся история Европы сформирована одним лишь столкновением ценностей, «войной богов», конфликтом между прогрессирующим христианскоморфным сознанием и языческой душой. До Ницше европейцы еще не в полной мере осознавали эту «метафизическую» войну. «Семинар Туле», как Новая Школа европейской культуры, призван к тому, чтобы — в тесном сотрудничестве со всеми духовными кругами в Европе, которые выступают за Новую культуру — по ту сторону устаревших стереотипов (они могут нести клеймо социал-демократии, либерализма, коммунизма, иудо-христианства или «американского способа жизни») принять образующиеся общины «антикосмополитов» и «антимондиалистов», то есть всех тех, которые слева и справа отвергают культурное разложение и расовый упадок Европы. Речь идет об исторической борьбе за восстановление общей родины: будущей Европы.
Боевой дух[править | править код]
Революционное движение исходит из объединения идеи, воли, стратегии, а также обязанности. Так как без идей, которые охватывают мир, жизнь и мировоззрение людей, нет альтернативы.
Без воли к действию и активному участию — с ответственностью и жертвами, которые обуславливает такая воля — не может быть революции.
Без стратегии, которая эффективно применяет и распространяет эти идеи, не может быть завоевания.
Эту необходимость осознавал Ленин, когда говорил: «Без революционной теории не может быть и революционного движения».
Внимательные наблюдатели наших действий, остроумные критики нашего мировоззрения в своих многочисленных попытках определить «Семинар Туле» использовали выражение «лаборатория идей». Это выражение не однозначно. Оно справедливо при условии, что эта «лаборатория» рассматривается как встроенная в живую, представляющую наши идеи общность (растущее число наших членов, сочувствующих и читателей), и что за идеями, на которые мы опираемся, признается одно единственное измерение, которое их узаконит, а именно, революционный тигель, в котором они принимают форму, и внутри которого они побеждают. Николай Грундтвиг высказал убеждение: «Мы хотим производить не ученых, а живых людей, которые смогут играть решающую роль в большой освободительной борьбе народов». Жюльен Фройнд в той же самой связи напоминает: «Идеи только тогда становятся ценностями, когда они подтверждены опытом, жизнью людей. Хотим ли мы этого или нет, история учит нас, что общество — это не голое скопление отдельных жизненных процессов, а ткань взаимосвязей, у которой есть продольные и поперечные нити, это значит иерархические и эгалитарные отношения. Если продольные нити однажды будут порваны, у поперечных нитей больше не будет основы, и ткань обтреплется. Без иерархии распадается ценностное устройство, декадентское общество подобно обтрепавшейся ткани. Чтобы выйти из упадка, нам нужно заново открыть искусство политики, которую Платон обозначал как „ремесло благородного ткача“».[2]
Пьер Виаль со своей стороны снова и снова указывает на один из самых великих уроков: сначала нужно посеять идею, чтобы потом собирать урожай из действий. Идея приоритетна. «Великие перевороты истории подготавливались интеллектуалами, это значит — людьми, которые чувствовали себя призванными к тому, чтобы думать и также распространять эти свои мысли; собственный мир идей и их распространение считались для них естественными. Следовательно, слова „Без Маркса не было бы Ленина“ — вполне логичное высказывание… Поэтому излишне особо подчеркивать, что наше задание лежит в области идей — разумеется, как основы для исходящего из них действия». Уже история церкви укрепляет нас в этом представлении: «Тот, кто подтрунивает над идеями или сомневается в их действенности, должен задуматься над следующим: Со своей „великой мудростью“ церковь поняла (в то время, когда она представляла собой лишь небольшую общину в Римской Империи), что сначала ей нужно завоевать на свою сторону головы, чтобы потом однажды получить в свои руки все общество и сформировать его согласно своей точке зрения. Церковь в такой большой степени осознала решающее влияние идей, что она обеспечила себе исключительное преобладание в духовной жизни людей на тысячу лет».[3]
Таким образом, эта «лаборатория» не является ни асептической в своих намерениях (культурном перевороте), ни нейтральной в своих целях (политическом возрождении). Активно действующая «лаборатория» с имеющими конкретную цель идеями: это определение, наверное, наиболее удачно описывает «Семинар Туле».
Как в наших публикациях, так и в связи с нашими докладами и семинарами мы снова и снова подчеркиваем, что наше мировоззрение — это больше, чем просто идеология: оно соответствует системе основных ценностей, которые тысячелетиями живут в европейских народах.
Сегодня мы, выступающие за них, — меньшинство. Если мы и все, кто родственен нам по духу, не добьемся успеха, то историческая действенность остановится. Следовательно, участие, о котором идет речь, имеет историческое значение в современном обществе. Мы происходим от народов «Илиады» и «Эдды», не от народов Библии; когда осознание этого, наконец, победит, произойдут решающие изменения. Именно историки все больше соглашаются с тем, что расцвет европейской культуры на всех уровнях происходил не из-за, а вопреки христианству. Внедрение христианского мировоззрения долго терпело неудачу от уверенного в себе сопротивления языческих народов. Только благодаря продолжительной деятельности синкретизма, которая достигла своего полного значения лишь в начале Нового времени, монотеистическое учение о Спасении смогло победить, частично исказив языческий склад характера вплоть до неузнаваемости. В действительности Иудейско-христианский эгалитаризм нанес глубочайший ущерб динамике и исторической силе Европы, прежде всего, своей секуляризацией, происходившей преимущественно в Реформации и Контрреформации, Английской революции в семнадцатом веке, марксизме и либерализме в девятнадцатом и двадцатом столетиях. И левые, и правые принадлежат к этому идеологическому комплексу. Мы выступаем за возобновление действия европейского язычества, за оживление европейских ценностей, которые после продолжительного процесса подрывного внедрения были вытеснены содержанием раннего христианства и его светского преемника, эгалитарного индивидуализма.
Наша Новая Школа стоит над правыми и над левыми, так как наш антагонизм к эгалитаризму радикален и обширен. Мы хотим чего-то принципиально иного, мы преследуем совершенно другую жизненную цель. Разногласия социал-демократов, либералов, коммунистов, христианских социалистов относятся только к виду применяемых ими общественно эффективных средств (практике), с помощью которых должен осуществляться один и тот же проект (универсальный, индивидуалистический и т. д.) и они повинуются одной и той же интерпретации мира — даже если ее формулировка в зависимости от «семьи» различается. Мы же не имеем ничего общего с другими идейными направлениями относительно ценностей, то есть сути. Мы другие.
Наша Новая Школа обращается ко всем людям нашего народа, так как она — по словам итальянского теоретика Антонио Ромуальди — воплощает «сознание Европы», сознание его единства и интеллектуальное, духовное, этическое оружие, которое будет содействовать Европе в отвоевании своей независимости. Многотысячелетняя европейская культура коренится в единственном народе, который гомогенен в своих главных чертах, однако, в высшей степени разнообразен в формах своего проявления. Народы латинского, эллинского, испанского, германского, скандинавского, кельтского и славянского происхождения — это все наследники одного и того же антропологического, культурного и лингвистического корня, как это подтверждает современная историческая этнография. Этот «корень» происходит из слияния так называемого «индоевропейского» народа с местным, антропологически родственным населением, которое было распределено тогда по европейской земле. Индоевропейцы — названные так, потому что они спустились с крайнего конца Европы до индийского субконтинента — придали всем европейским народам свое ощущение смысла, свою культуру, свой язык. Европейские народы с начала своей истории обладают одним и тем же культурным, языковым и антропологическим фундаментом. Очень рано появившиеся дифференциации соответствуют сравнительно столь же многим мелодичным линиям в одной и той же симфонии, столь же многим фигурам на одной и той же фреске. Римские и скандинавские боги родственны. Греческий и немецкий языки выражают каждый своим способом подобный духовный вид, а именно через синтаксические и лексические структуры, которые свойственны также латинским и славянским языкам. Разнообразие в единстве, множество в богах и ценностях внутри одного и того же сакрального образуют центр тяжести индоевропейского наследия.
Наше мировоззрение, стало быть, выступает не против одной идеологии современного духовного ландшафта, а против всех. При этом она преследует три основные цели:
- Дать интеллектуальное объяснение мира, человека, общества, истории, которое соответствует нашим ценностям и нашему методу работы, причем он более обширный, более полный, более связный, чем метод работы существующих идеологий. Речь идет не о догме, а об открытой, постоянно развивающейся системе. В этом мы отличаемся от марксистов, либералов или христиан. Мы хотим обладать преимуществом объясняющего мир ключа, не будучи при этом вынужденными прибегать к догматизму или бегству от действительности.
- Нашу теоретическую систему нужно приравнять к наглядному показу наших ценностей, которые со своей стороны только частично обосновываются рационально. Наши ценности остаются неизменными, даже если наши идеи трансформируются; так как идеи являются тактическими, всегда улучшаемыми средства, чтобы воплотить ценности. Исходный пункт нашего мировоззрения — это признание реальных основ жизни, как их наглядно показывают нам наблюдение, здравый смысл или естественные науки: выходящий из берегов неукротимый поток силы жизни, его обусловленная судьбой, сформированная опасностью сущность, которая действует в открытой и закрытой иерархии, присущее ей направленное на развитие движение, кризисы и нарушения равновесия, дающие ей повод для развития постоянной прочности, постоянное становление и борьба, которой эта сущность обязана своим началом.
- Наша идеологическая позиция облегчает нам это задание, так как мы следуем системе ценностей, которая отходит от обычных разделений на левых и правых, на науку и природу, биологизм и культурализм и т. д. Мы выступаем, к примеру, одновременно за технические новшества и за укоренение в традиции, за частную экономическую предприимчивость и за приоритет политической власти над экономикой.[4]
Различные формы проявления неудачной системы мира[править | править код]
Учение равенства, кроме всего прочего, распространяется иудо-христианством, неомарксизмом, Франкфуртской школой, фрейдистским христианством, неофеминизмом в духе Кейт Миллет, идеологией прав человека, либеральным капитализмом и «American Way of Life», архитектурой стиля «Баухаус», неформальным искусством, философскими теориями индивидуализма, политическими теориями государства как «ночного сторожа», педагогическими теориями бихевиоризма, теориями универсального гуманизма, нравоучительными химерами «всемирного сознания», юридическими теориями естественного права, нивелирующими теориями, убивающими народы. Мировоззрение дифференциации, на которое мы ссылаемся, «старше»: оно основывается на психической, культурной и исторической типологии первоначальных индоевропейских народов.
Но мировоззрение дифференциации также и «моложе», а именно там, где оно опирается на современные естественнонаучные достижения: на сведения генетики населения до познаний хромогенетики, клеточной биологии мозга и этологии. А также там, где оно опирается на философские или этические соображения, которые стали вехами в истории человеческого мышления: от Платона до Конфуция, от номиналистической философии до мистицизма Майстера Экхарта, от Ницше до Хайдеггера, или же на социобиологический анализ Макса Вебера, Парето, Карла Шмитта или Хельмута Шельски.
Учение равенства предлагает редукционистское мировоззрение (объясняющее сложные явления более простыми законами): народы, которые погибают в панмиксии (всеобщем всемирном смешении), упрощаются до утопической стандартной модели возможно более гомогенного человечества. В то же время этот редукционизм ведет к суживающей точке зрения на отмеченный в природе и жизни плюрализм: культуры должны нивелироваться, их различия сглаживаться; одним словом: различие оказывается вне закона. Мы убеждены, что эта точка зрения патологическая, поскольку она борется с полиморфизмом (то есть с многообразием) природы, сущностным разветвлением жизни на всех ступенях и во всех порядках. Если же как раз все равно всему, то больше нет ни верхнего, ни нижнего, нет никакой мотивации для верхнего, нет никакого сопротивления против нижнего. Теперь слабый и сильный, глупый и умный, делец и усердный, трус и смельчак обладают одинаковой ценностью, или скорее один объявляет другого недействительным. Эгалитарный дискурс, таким образом, удерживает природу в плену абстракции, культуру в отчужденности, жизнь в догме, человека в индивидууме и в индивидуализированной человеческой массе, народ в человечестве.
В противоположность эгалитаризму учение дифференциации не выводит происхождение человека ни от моногенизма (однократность творения), ни от монотеизма (однократность Бога). Оно не делает разделения между его этническим и его метафизическим происхождением. Оно не производит разлом — ни на уровне происхождения, ни на уровне становления: человек развивается в той культуре, которую он производит. Учение дифференциации определяет будущее человека не по ту сторону его происхождения, а исходя из его корней. Следовательно, учение равенства — это учение разлома. Учение дифференциации, напротив, имеет своей целью связь: оно рассматривает как раз биологическую, историческую и культурную матрицу человека, то есть его органическое измерение вообще, которое нельзя сократить ни до какой догмы, так как ее нельзя отделить от биокультурных фактов. Культура хотя бы потому абсолютизирует инобытие, что в этом мире нет единой культурной системы отсчета для всего человечества. Культуры — это выражение духовной жизни народов, самое сильное, самое однозначное доказательство их различного гения и лучшие гарантии их способности к продолжению истории.[5]
В полном противоречии с политеистическим мировоззрением, все выходящие из монотеистического дуализма идеологии основываются на представлениях о таких ценностях, которые выдвигают требование абсолютного, универсального и окончательного. Из этих источников, следовательно, берут начало политический произвол, нетерпимость и тоталитаризм. Они обуславливают девальвацию родины, кровных связей, общностей, самоопределения.
Вне связи дуализмрационализм эгалитаризм на практике невообразим. Жак Марло в этой связи замечает, что вливаемая на протяжении двух тысячелетий в европейский дух рационалистическая идея «основывается на дуализме: между рациональным принципом, организующим Верхний, потусторонний мир (логос), и миром, нашим существующим миром, понимаемым как временный беспорядок, которым логос владеет, направляет и, возможно, с помощью морали (логос очеловечивает через освобождающий грех) снова примет его в свою среду. Все рационалистические, идеалистические и теистические идейные системы возвращаются к этой схеме. Сократ, Платон, Аристотель, Фома Аквинский, Декарт, Руссо, Кант, Гегель, Маркс и Огюст Конт сформулировали разные варианты этого логосидеалистического дуализма».[6]
Христианство по-прежнему остается «ключевым звеном» в этой связи. Секуляризация, начиная с кальвинизма и лютеранства, и заканчивая Критической теорией Франкфуртской школы (антиреволюционные неомарксисты), была сама подготовлена христианством, которое захотело призвать метафизические идеалы, с которыми христианин находился в связи как с «внемирским индивидуумом», с небес на землю для изменения последней. Христианский принцип, согласно которому человек, принимая во внимание будущее Царство Божье, должен искать личное спасение, превратился в господствующих идеологиях (либерального космополитизма или социалистического или марксистского интернационализма) в желание осуществить индивидуальное счастье, большей частью понимаемое как экономическое благосостояние. У христиан «разум» считается наследником природного порядка и божественной воли. Следовательно, целью, поставленной обществам, является рациональное осуществление индивидуального счастья. Все системы учений современности в этом совпадают. За исключением нашей.
Этот вид рационализма, этот применяемый только на службе исключительного стремления к индивидуальному «счастью» разум («рацио») воздействует катастрофически, так как возможное только как мысль и, кроме того, ограниченное экономическими и социальными формами осуществление индивидуального счастья разрушает все высокое и святое. От марксизма до социального христианства, от либерализма до социал-демократии, всюду эгалитаризм во всех формах своего проявления представляет эту неудачную систему мира. Мы же, напротив, подчеркиваем, что человек является придающим миру смысл и господином форм внутри обусловленного судьбой, опасного мира, всегда новое преодоление и одновременно совершенствование которого является нашей задачей. Это стремление к возвышению существования, это понятие «сверхчеловека» полностью противоречит индивидуалистическому гуманизму.[7]
Примечания[править | править код]
- ↑ Pierre Krebs, Die europäische Wiedergeburt, Aufruf zur Selbstbestimmung, Tübingen 1982
- ↑ Elemente zur Metapolitik, 1. Ausgabe 1987
- ↑ Там же.
- ↑ Отрывки из речи Гийома Фэя и Пьера Кребса. См.: P. Krebs, Strategie der kulturellen Revolution, und G. Faye, Metapolitik im ideologischen Kampf, ThuleBibliothek, Hörn, 1988
- ↑ Пьер Кребс, там же
- ↑ Le renouveau paien dans la pensée francaise, Paris 1986, стр. 23
- ↑ См. примечание 4