Текст:Сергей Переслегин:Альтернативная история как истинная система

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

Конструирование альтернативных версий истории остается для нас обычной интеллектуальной игрой до тех пор, пока придуманный/увиденный мир не начинает «вести себя». Можно нарисовать десятки Реальностей, можно назвать сотворенных вами кукол без рук, ног и головы именами Уинстона Черчилля, Джона Кеннеди или Тоетоми Хидееси, можно просматривать вариант за вариантом, дергая этих картонных персонажей за ниточки и заставляя разыгрывать очередную историческую драму, но такое «творчество» будет мало отличаться от забавы с механической игрушкой.

Конечно, можно найти пользу и в подобных упражнениях: они дают некоторое представление об ассимптотике исторического континуума. Верифицируемость истории падает по мере удаления от текущей Реальности и её ближайших Отражений; «на краю» континуума[1] лежат линии событий с нулевой или даже отрицательной вероятностью (исторический вакуум). Если аналогия с квантовой теорией поля здесь уместна, то этот вакуум должен определять структуру континуума. Те области высокой вероятности, которые мы называем «историей» (хотя бы и «альтернативной»), — лишь слабая «рябь» на поверхности бездонного энтропийного океана. В некотором смысле, само существование «истории» (и нас, как её представлений), определяется процессами в историческом «вакууме».

Слово «виртуальный» сейчас воспринимается как рекламная замена сухого термина «информационный» — для обозначения искусственной реальности, созданной компьютерными программами. Однако, первоначально понятие «виртуальность» возникло в теоретической физике. Виртуальная частица не может быть обнаружена никаким методом: она «живет» внутри соотношения неопределенностей.[2] Тем не менее, само существование макромира есть результат непрерывного обмена нуклонов атомного ядра виртуальными мезонами. На более глубоком уровне исследования выясняется, что и одиночные частицы представляют собой возбужденное состояние «физического вакуума», заполненного виртуальными частицами. Аналогично, возбужденным состоянием «исторического вакуума», ассоциируемого с бесчисленными случайными выборами, случившимися в дочеловеческую эпоху, оказывается «реальная история».

Мы можем ввести в «историческом континууме» условную метрику. Текущая Реальность есть состояние, верифицируемое общественным сознанием: иначе говоря, эта история, какой она представляется большинству исследователей. Понятно, что она не единственна, и в действительности представляет собой конгломерат частных «историй», совпадающих во всех ключевых (для сознания данного конкретного социума) точках.[3] Далее лежат миры-Отражения — отличные от текущей Реальности в конечном числе частностей. Эти миры могут быть верифицированы индивидуальным сознанием, то есть, в них могут жить отдельные люди (совершенно не обязательно — историки-исследователи), но не данная культура целиком. Отражения должны рассматриваться, как «вытесненная форма» текущей Реальности -бессознательное исторического процесса.

Далее лежат области легенд и мифов: в них не верят, но они задевают какие-то струны души, иначе говоря, — верифицируются индивидуальным бессознательным. Затем границы бытия размываются все сильнее: возникают версии событий, внутренне противоречивые или невозможные. Мы, однако, в состоянии представить себе такие версии, мы понимаем их и можем интерпретировать (скорее всего, неправильно). Это — уровень метафор, компактифицированные формы мифов и религий, и, возможно, самой психики — это — представления видового бессознательного. Выборы, порождающие эти мертворожденные «альтернативы», были сделаны очень давно: до момента возникновения социума, до цивилизации, может быть, даже до возвышения «хомо сапиенс». Размазанная на миллион лет точка бифуркации, уснувшая страница в нашей заструктурированной психике, проявляющаяся лишь как след видовой памяти.

За границами уровня метафор находится исторический вакуум — выборы, случившиеся в те эпохи, когда не было млекопитающих, и жизни в нашем понимании этого термина, и самой Вселенной.

В рамках этой — бесспорно сложной — метамодели, «игра в историю» — это модификация вероятности, превращающая виртуальную конструкцию в наблюдаемую. Увы, мы не умеем работать с историческим континуумом, как единым целом. Поэтому мы не способны выделить смыслы, существующие — на очень глубоких, практически недоступных анализу, семантических уровнях — в опусах псевдоисториков. Сами же они, как правило, даже не представляют, с проблемами какой сложности сталкиваются, пытаясь нарисовать реальными красками свою излюбленную историческую картинку. В любом случае, асимптотическое поведение континуума, «исторический вакуум», антропный принцип[4] — все это вопросы далекого будущего. А для нас — сегодняшних практический интерес представляют лишь альтернативные миры, способные к самостоятельному существованию.

Такие версии, раз возникнув, далее развиваются в силу собственных императивов. Более того, они проявляют склонность к структурированию континуума: всякая «Альтернатива» стремится стать текущей Реальностью и оказывает соответствующее воздействие на Универсум.

Сравнение альтернативной реальности с подсознанием, а текущей — с сознанием исторического процесса, видимо, корректно.[5] Как подсознательные импульсы оставляют свои знаки в сознательной деятельности психики, так и альтернативные версии означивают себя проекциями на текущую Реальность. Проекции могут быть почти незаметны — вроде наличия мелких разночтений в источниках: город Львов был/не был взят немецкими войсками в 1939 году, линейный крейсер «Гнейзенау» получил торпедное попадание 20/21 июня 1940 года, эскадрилья пикирующих бомбардировщиков Беста атаковала и потопила «Акаги»/«Кага». Однако, они могут быть и сколь угодно велики, представляя собой невозможные или крайне маловероятные в текущей Версии технические решения, художественные тексты или социальные структуры. (Иногда целые страны представляют собой метафору альтернативной Реальности.[6] Судьба их печальна: поскольку само их существование отрицает текущую Реальность, то текущая Реальность отрицает само их существование. Из квазиклассичности исторического процесса вытекает, что шансы на выживание культуры-артефакта отличны от нуля лишь вблизи критических точек исторического континуума: там, где две или несколько версий экспериментально неразличимы.)

Изучая «естественные», то есть, имеющие общие точки с текущей Реальностью, альтернативные версии, мы строим информационный объект, который, обычно, имеет структуру Левиафана или Кольца.[7] Само по себе, это действие, создающее новые связи в историческом континууме, не является безобидным: теоретически можно сконструировать такой кодон,[8] который уничтожит не только текущую Реальность, но и все близкие к ней альтернативные. Впрочем, бессмертие не угрожает нашей (европейской) цивилизации ни в одной из версий истории, имеющей положительную вероятность.

С другой стороны, анализируя поведение созданного конструкта, можно многое узнать о текущей Реальности даже обогатить её социальными, техническими или художественными метафорами из Зазеркалья.

 — 1 —[править | править код]

Итак, мы будем рассматривать Отражение, близкое к текущей Реальности и неразличимое с ним в плотном множестве событий при физическом времени t, меньшем некоего критического t0. Это — обычная схема альтернативной истории, принятая и у А.Тойнби (Александр Великий не умирает в Вавилоне и осуществляет свою детскую мечту — объединение Ойкумены), и у Макси (21 мая в Аббевиле высшее руководство Рейха принимает решение осуществить операцию «Морской Лев» летом 1940 года), и у ряда других авторов. С точки зрения высокой теории такие версии «неинтересны», ибо уже через несколько сотен лет после точки бифуркации сливаются с текущей Реальностью (при сколько-нибудь отличных от нуля вероятностях реализации «альтернативы»). Практически же именно такие близкие Отражения оказывают самое большое давление на текущую Реальность. Кроме того, их информационные следы сравнительно легко поддаются дешифровке. Наконец, изучение близких альтернатив позволяет получить результаты, существенные для смежных с историей дисциплин, таких как искусство стратегии или дипломатия.

Действительно, даже в шахматах, которые являют собой простую конечномерную систему (число всех возможных шахматных партий велико, но конечно, поэтому теоретически каждая позиция может быть исчерпана точным расчетом), совершенствование подразумевает обязательный анализ сыгранных партий с развернутым анализом вариантов — не случившихся Отражений игры.[9] Само собой, одна-единственная партия не может быть основанием для оценки дебюта или хотя бы одного из разветвлений. Результат игры не случаен, но вероятностен: аналитик, разбирая сделанные ходы, учитывает «окончательный баланс» лишь как один из факторов. «Эта жертва на самом деле была достаточна лишь для ничьей; белые проигрывают в дальнейшем лишь из-за исключительно неточной игры», «Неудачный для черных результат этой партии ни в коем случае не может быть приписан постановке дебюта», «Здесь белые могли решить исход партии матовой атакой, но и продолжение в партии достаточно для выигрыша».

Напротив, в военной истории (шире — в истории вообще) по сей день принято подгонять анализ под окончательный результат: если немецкие войска были остановлены на Марне, значит, план Шлиффена не обеспечивал… Если Сталин в 1942 году не решился сокрушить весь южный фланг Вермахта одной операцией («Большой Сатурн»), то лишь потому, что провести её было невозможно. Раз СССР вступил в антигитлеровскую коалицию, он ни при каких условиях не присоединился бы к «Оси». США выиграли третью мировую войну, следовательно, победа их была предопределена преимуществами американской политической и экономической системы.

Данная философия военной истории достигла своего предела в официозных советских изданиях семидесятых годов, но восходит она не к марксистской историографии, а к чеканным формулировкам учебника стратегии, написанного ещё до Первой Мировой войны генерал-адъютантом Леером. Для того времени концепция единой причинно-следственной закономерности, пронизывающей все реалии войны, была прогрессивной. В наши дни, однако, странно использовать простую (позитивистскую) модель для описания столь сложной системы, как война. Учёт близких «альтернативных версий» позволяет, по крайней мере, увидеть, сколь широк в каждый момент времени интервал исторической свободы.

Каким же требованиям должна удовлетворять «альтернативная версия», чтобы она принадлежала к числу «возможных историй», верифицируемых индивидуальным сознанием и имеющих положительную вероятность реализации? Исследуем этот вопрос на примере гитлеровского вторжения в Англию (или, что несколько шире, на классе моделей истории, в которых Германия побеждает / добивается неопределенного мира во Второй Мировой войне).

Заметим прежде всего, что такое изменение Реальности существенно, и его результаты могут быть прослежены на протяжении нескольких столетий. Связано это, несомненно, с особенностями XX века, как времени перехода между индустриальной и постиндустриальной стратами развития европейской общности. Если определять «цивилизацию», как присущий данному социуму способ построения транслятора между информационным и объектным миром,[10] то «европейский миропорядок» включает в себя по меньшей мере три существенно различные цивилизации, каждая из которых может быть разделена на несколько культур. По-видимому, любая из этих цивилизаций в лице одной из своих культур или некоторой их совокупности могла получить приоритет в развитии и построить постиндустриальное общество по своим «чертежам». В ходе мировых войн произошел отбор, сузивший пространство решений человечества до единственной англо-американской буржуазно-демократической культуры.

Выбор порождает целый спектр версий истории, часть из которых допускает сравнительно простую верификацию и описывает реальности, менее вероятные, нежели текущая, но, тем не менее, способные порождать собственные смыслы даже в контексте победившей текущей Реальности. Интерес человечества к скрытым в «историческом подсознании» возможностям породил ряд «альтернативных» текстов, среди которых и «Вторжение».

Легко показать, что «точки ветвления», порождающие нетривиальные версии Второй Мировой войны, лежат между началом лета 1940 года и началом лета 1942 годов.

Действительно: действия немецких войск до выхода к Ла-Маншу были практически идеальными, существенно улучшить их невозможно. Конечно, усиление за союзников (и даже за Польшу) найти очень легко, но такое изменение Реальности приводят к быстрому поражению Рейха. Эта версия реализуется в двух вариантах. В первом, роль Германии занимает Советский Союз, и Вторая Мировая война ненавязчиво переходит в Третью. Далее возникает следующее короткое «дерево расчета»:

  • 1.1. Советский Союз и Германия, как младший партнер СССР, захватывает Европу. Война переходит в «холодную стадию» противостояния европейского и американского континентов. С хорошей точностью этот вариант к восьмидесятым годам XX века сливается либо с текущей, либо с «германской» реальностью.
  • 1.2. Советский Союз и Германия, как младший партнер СССР, присоединяется к США в борьбе против Японии и (или) Великобритании. Этот вариант сводится к текущей Реальности уже в шестидесятые годы (за тем малосущественным исключением, что роль французской культуры в возникающей моноцивилизации будет несколько выше).

Во втором основном варианте Вторая Мировая война сокращается до размеров мелкого приграничного инцидента. Германия теряет возможность реванша, Советский Союз добровольно отдает цивилизационный приоритет (поскольку не пользуется в своих интересах конфликтом в Европе). Черчилль не приходит к власти в Великобритании (или быстро её теряет), «правительства посредственностей» — во главе с Чемберленом, Иденом или Галифаксом — устанавливают все более и более тесные связи с США. В подобной обстановке война за Тихий океан либо вообще не происходит (подобно тому, как война за Атлантический океан, очень вероятная в конце 20-х — начале 30-х годов приняла в текущей Реальности превращенную форму конференций по ограничению морских вооружений), либо оказывается для США совсем легкой. В обоих случаях вариант быстро сводится к версии 1.2., рассмотренной выше.

К началу лета 1942 года у «Оси» оставался единственный шанс свести войну к неопределенному миру, сохраняющему существенные особенности германской/советской цивилизаций наблюдаемыми: победа Японии в Центральном секторе Тихого океана при одновременном заключении мира между Германией и Россией.[11] С точки зрения среднесрочных (порядка двух-трех столетий) интересов европейского человечества эта версия, сохраняющая некое подобие равновесия между всеми тремя цивилизациями, представляется наилучшей. Во всем спектре близких Отражений она наименее вероятна (как и всякий, слишком идеальный вариант), но весной 1942 года Объединенный флот очень близко подошел к тому, чтобы все-таки реализовать эту возможность.

После Мидуэя шансы любой из стран «Оси» свести войну хотя бы «вничью» пренебрежимо малы (лежат в асимптотически далеких областях исторического континуума). При сколько-нибудь разумных действиях Объединенных наций окончание войны можно было существенно ускорить, но такое изменение реальности, важное для десятков миллионов конкретных людских судеб, в масштабе истории несущественно: за десять-пятнадцать лет эта Версия сливается с текущей Реальностью.

Имеем две основные исторические линии, каждая из которых расцвечена многими вариантами. Варианты отличаются друг от друга на малых масштабах (единицы лет — для многих людей, многие годы — для отдельных людей), но почти неразличимы в плане среднесрочного прогноза. «Германская» и «Американская» линии совпадают до бифуркационного промежутка 1940—1942 гг., далее различия между ними быстро нарастают, достигая максимума при переходе к постиндустриальной страте (на рубеже веков). Дифференциация «германской» и «американской» версий наблюдается всю постиндустриальную эпоху и теряют существенный характер лишь при переходе к неаналитической стадии развития человечества.[12]

Изменим масштаб, для того, чтобы подробно рассмотреть бифуркационный промежуток.

Между 1940 и 1942 годом Германия имеет возможность выиграть войну / добиться неопределенного мира по следующим причинам:

  1. Крушение Франции привело к краху версальских и постверсальских (вашингтонских) политических структур в Европе и мире; европейское сообщество утратило устойчивость и может быть вновь кристаллизовано в иной форме (общесистемная предпосылка).
  2. Впечатляюще красивая победа изменило самосознание Вермахта. На какое-то время точное и горькое наблюдение Ф.Гальдера («Той армии, что была у нас в 1914, году мы даже приблизительно не имеем») потеряло смысл: войска ощущали себя непобедимыми и испытывали полное доверие к своим командирам. Иными словами, налицо была политико-психологическая предпосылка победы, которую Сунь-Цзы называл «путем».
  3. Основные противники Рейха — Советский Союз и западные демократии — разобщены (дипломатическая предпосылка).
  4. Военное производство в Рейхе сравнимо с индустриальными возможностями его противников, которые, однако, ещё не отмобилизовали свою экономику (экономическая предпосылка).
  5. Налицо и цивилизационная предпосылка: Германия одержала победы в Норвегии и Франции, используя для ведения войны приемы информационно-магического содержания. Грандиозные результаты были достигнуты быстро и с минимальными потерями: за несколько лет Рейх прошел путь от нищей послеверсальской страны до повелителя Европы. Подобный успех запускает магические социальные механизмы и в сугубо технологических стратах (ключевые термины: «всенародный энтузиазм», «душевный подъем», «годы рассвета»). Тем более, такие процессы были возможны в магической цивилизации Рейха.

В ложке меда находится, конечно, бочка дегтя:

  1. Потенциальные экономические и демографические возможности любой из противодействующей «Оси» сил (США, Великобритания, СССР) значительно превосходят совокупные ресурсы всей германской коалиции.
  2. Италия остается слабым звеном «Оси»: концентрация усилий антигитлеровского альянса на Средиземноморском ТВД приводит союзников к быстрой и сравнительно легкой победе (что в конечном счете и случилось в текущей Реальности).
  3. Военно-морские силы «Оси» слабы, к тому же крайне неудачно расположены.
  4. Развитие военно-политической обстановке в Европе во многих вариантах приводит к войне между Германией и СССР. Поскольку Сталинский союз также обладает заметным магическим потенциалом (хотя и иного по сравнению с гитлеровским Рейхом типа), преимущество Рейха в информационных аспектах войны немедленно обесценивается.

Стратегические цели Германии совершенно ясны. Прежде всего, Рейх должен обеспечить безусловное преобладание Италии на Средиземном море. Эту задачу можно решать как непосредственно, так и путем организации Вторжения на Британские острова. Оба варианта имеют свои плюсы и минусы.[13]

Далее, Германии необходимо нейтрализовать Советский Союз, что в условиях 1940 года, по-видимому, невозможно сделать без выигранной войны с ним. Целью такой войны, разумеется, является не захват жизненного пространства, но исключение вооруженных сил России из европейского баланса. Результат разгрома России Германии придется «разменять» на урегулирование японо-американских отношений на Тихом океане.[14] До тех пор, пока Объединенный Флот Японии существует и остается угрозой Гавайям, Филиппинам и Австралии, внимание США будет отвлечено от Европы; Германия, таким образом, выигрывает время для создания политических и военных структур Европейского Союза.

Любой стратегический план за Германию 1940 года предусматривает манёвр силами между тремя ТВД: восточным, южным и западным. Вопрос — в каком порядке?

Летом-осенью 1940 года восточный ТВД ещё не подготовлен. Поделив между собой польскую территорию, Германия и СССР не успели в достаточной мере оборудовать её в военном отношении: ни одна сторона не может оперировать вдали от Западного Буга сколько-нибудь крупными силами.

«Средиземноморской вариант» приводит к содержательной и сложной для обеих сторон «игре», вступлением к которой стал бы захват Мальты. Эта операция, однако, могла привести к серьезным трениям с Италией — во всяком случае, она требовала серьезной дипломатической подготовки. (Летом 1940 года Италия ещё не потерпела тех поражений в Албании и Африке, которые вынудили Муссолини терпеть немецкое военное присутствие на Средиземном море.)

Методом исключения получаем две возможные оперативные схемы:

«Морской Лев» — прямое вторжение на Британские острова летом-осенью 1940 года, отвлекающие действия на Средиземном море. Далее — наступление на Средиземном море медленно нарастает, создавая угрозу Ирану и Индии, внимание и часть авиации СССР отвлекается в Закавказье. Весной 1941 года следует удар по СССР.

«Барбаросса» — усиливая давление на Британские острова и Египет, Германия готовит наступление против СССР и начинает его не позднее второй декады мая 1941 года.

Обе схемы, по-видимому, осуществимы. Первая позволяет разбить противников порознь, но затрудняет достижение внезапности при нападении на СССР. Вторая подразумевает виртуозное владение искусством операций по внутренним линиям.[15]


Мы приходим к выводу, что К.Макси корректно выбрал точку бифуркации: Вторжение в Англию летом-осенью 1940 года было простейшей возможностью построить «Германскую альтернативу» — мир, в котором магическая цивилизация Третьего Рейха выживает и участвует в построении постиндустриальной страты.

 — 2 —[править | править код]

Историческая Реальность (текущая или альтернативная, все равно) устойчива в смысле Ле-Шателье, то есть, реагирует на любые изменения своего состояния таким образом, чтобы компенсировать последствия этих изменений. Это верно и для любой достаточно сложной подсистемы изучаемой Реальности.

Устойчивость Истории проявляется, как повторяемость событий в различных альтернативных Версиях. Тонут одни и те же корабли, заключаются (и вероломно нарушаются) схожие договора, делаются одинаковые ошибки.

Силы Ле-Шателье носят системный характер; они, отнюдь, не являются разумными. Иными словами, повторяются сами события, но не их исторический контекст. (Событие: гибель экипажа «Аполлона» от пожара в кислородной атмосфере командного модуля. Контексты: испытания на земле — текущая Реальность, полет по орбите ИСЗ, лунный полет, первый лунный полет.)

С этой точки зрения создание альтернативной исторической версии — это перенормировка контекста при максимальном сохранении событийной структуры текущей Реальности.

Как и любая очень сложная система, История не только устойчива, но и изменчива. Всякое изменение, сколь бы частным оно не выглядело, модифицирует вероятности всех событий и прослеживается во всех подсистемах. Иными словами, вам не удастся получить самосогласованный и обладающий собственным поведением мир, в котором «Апполон-11» взорвался бы на пути к Луне, но это отразилось бы только и исключительно на результатах «лунной гонки». Точно так же, короткое «да», брошенное Гитлером Редеру на Аббевильском совещании, перестраивает весь контекст личных отношений в Рейхе, ход мировой войны, послевоенное развитие науки и техники и так далее — до политической истории XXIII столетия включительно.

К.Макси пытается учитывать текстуальную устойчивость истории, однако, делает это весьма своеобразно. В его версии повторяются — со сдвигом по времени — события текущей Реальности. Рисунок «альтернативного блица» июля 1940 года в общих чертах, а кое-где и в деталях повторяет реальный сентябрьский «блиц». Исторические деятели произносят похожие слова, принимают близкие решения. Все сделано ради вящего правдоподобия, и все — совершенно неправдоподобно.

Дело даже не в анекдотических ошибках, когда в бою принимает участие подразделение, на указанное число находящееся за несколько сотен километров от театра военных действий или вообще не существующее в природе — при избранной автором методе такие «ляпы» неизбежны и должны рассматриваться с возможной снисходительностью. Проблема — в неадекватности самой схемы.

К.Макси ускоряет время (не будем сейчас обсуждать, насколько это возможно). В его версии события разворачиваются быстрее и острее, чем в текущей Реальности, угроза Вторжения нарастает резонансно, а не линейно. Обе стороны оказываются в неимоверном цейтноте: времени на подготовку «Морского Льва» автор выделил едва ли не меньше, чем было отпущено для организации «Везерюбунг». (Напомню, что эскизное планирование последней осуществлялось по купленному в книжном магазине туристскому путеводителю — у генерала Фанкельхорста не было времени, чтобы в установленном порядке получить в генштабе карты.) А персонажи — что немцы, что англичане — ведут себя так, как будто осуществляется ленивая «игра во Вторжение», характерная для осени 1940 года текущей Реальности.

Только яростная, почти безумная, одержимая решимость могла сделать возможным июльский бросок через пролив. В тексте К.Макси, к сожалению, нет даже намека на сильные эмоции, на психологическое решение невозможной задачи.[16] В данном случае, это и литературная, и метаисторическая ошибка.

 — 3 —[править | править код]

Контекстуальная изменчивость истории приводит к необходимости учитывать «результат» (ассимптотическое состояние исторической Версии) при анализе истоков этой Версии. Уступая экономически, немцы могли выиграть только за счет Искусства. Десантная операция при господстве на море флота противника и не подавленной до конца вражеской базовой авиации требовала от наступающей стороны, говоря словами А.Алехина «мужества, но и ослепления». Речь шла о «нибелунговой битве», подобной Арденнам 1940/44 годов и Будапешту.

Но превращая военное Искусство в оперативный фактор, придавая иерархам Третьего Рейха не свойственную большинству из них яростную решимость, мы оказываемся перед необходимостью модифицировать психику высшего руководства Германии.

Одна из главных трудностей на пути создания альтернативной истории, это отслеживание личностных изменений при модификации вероятностей. Гитлер, Сталин, Черчилль, Гальдер, Манштейн, Эйзенхауэр, Каннингем, и многие другие, — все они оставили яркий информационный «след» в текущей реальности. Известно, как они вели себя в тех или иных ситуациях, что говорили, чего добивались. В многочисленных биографических изданиях построены развернутые политические портреты, иногда поднимающиеся до модели личности. И именно поэтому так трудно переместить конкретных «живых» людей в придуманный вами, но чуждый им контекст.[17]

Ряд авторов (К.Макси в том числе) отталкиваются от свойства устойчивости: Гитлер, Черчилль, Редер, Браухич произносят те же или почти те же слова, что и в знакомой всем «общепринятой истории»; все они усиленно делают вид, что ничего не случилось: жизнь продолжается в рамках правил, установленных текущей Реальностью.

Это, конечно, производит комичное впечатление. Возникает ощущение какой-то эпидемии шизофрении: люди ведут себя, как актеры, которые текст забыли, а в роли вжиться не сумели. В результате У.Черчилль выглядит капризным полуидиотом, Гитлер не ко времени устраивает истерики, а если не устраивает, то ни с того ни с сего превращается в махрового рационалиста, английские адмиралы между делом заявляют такое, что хочется немедленно предать их военно-полевому суду.[18]

Некоторые упрощения мира и людей, которые в нем живут, неизбежны для жанра альтернативной истории: Отражение всегда уступает оригиналу. Но это вовсе не означает, что от политических деятелей должны остаться одни клише.

Можно предложить следующую схему работы с Отражениями индивидуальной психики:

  1. Выделить внешнюю структурную доминанту личности (условно: пламенный патриотизм У.Черчилля, антисемитизм Гитлера, мессианство Рузвельта).
  2. Выделим внутреннюю структурную доминанту (столь же условно: у Черчилля — эгоизм, у Гитлера — нерешительность, обусловленная детскими страхами, у Рузвельта — развитая эмпатия).
    Сформулируем первое правило: в широком классе изменений реальности внутренние структурные доминанты личности сохраняются; внешние же — модифицируются таким образом, чтобы обеспечить сохранение внутренних доминант в изменившемся контексте.
  3. Выделим основные субличности и проанализируем, каким именно образом и с какой частотой они проявлялись в текущей Реальности.
    Сформулируем второе правило: при любых изменениях реальности пространство субличностей сохраняется; происходит лишь «поворот» вектора, обозначающего личность, в этом пространстве.
    Иными словами, психика ведет себя в соответствии с принципом Ле-Шателье: она отслеживает контекст, поворачивая результирующую личность в пространстве субличностей.
  4. В очень широком классе изменений реальности сохраняется успешность личности вместе со всеми факторами, обеспечивающими эту успешность (интеллект, харизма и пр.)

 — 4 —[править | править код]

Задача высадки в Англии потому и была столь сложна для вооруженных сил Третьего Рейха, что требовала согласования интересов нескольких големов (Вермахт, флот, авиация), лишь номинально подчиненных единому центру. Брошенная К.Макси вскользь фраза: Гитлер велел найти компромисс, — звучит мрачной насмешкой. По сути, все Вторжение сводилось к построению такого компромисса.

Проблема заключалась в том, что идеологический базис Рейха — животный антисемитизм, зафиксированный Нюрнбергскими законами, вместе с теорией «народа-господина» — отвечал коллективному бессознательному нищей послеверсальской страны, но был абсолютно неадекватен для решения задач, стоящих перед повелителями Европы.

Говоря другим языком, такой идеологический базис не настраивал личности на поиск компромисса. Кроме того, он с очень большим трудом согласовывался с императивами военного и дипломатического искусства.

По-видимому, руководители Рейха это понимали. Однако, просто отменить действие нюрнбергских законов и «гуманизировать» идеологическую составляющую жизни страны не представлялось возможным. Решение здесь можно было найти на сугубо казуистическом пути.

Возможен, например, такой вариант, «творчески скопированный» у товарища Сталина. Высшая власть обнаруживает злоупотребления при проведении в жизнь антисемитского законодательства (такие злоупотребления будут всегда — из общесистемных соображений). Раздувается громкое «дело», виновные строго наказываются, после чего соответствующим институтам предлагается раз и навсегда решить проблему расовой идентификации и ликвидировать самую почву для подобных злоупотреблений. Особенности политической структуры Рейха с необходимостью приведут к тому, что таких институтов будет несколько штук — с разной ведомственной принадлежностью. Далее, исследовательские центры, призванные выработать точные определения арийца и неарийца, войдут в очевидный «клинч», в котором и пребудут долгие годы. Пока «ученые» работают (а работать они будут неопределенно долго, особенно если эта работа оплачивается и дает «бронь» от армии), власть имеет возможность под видом строго следования нацистской идеологии произвольно изменить её контекст.

Речь идет о возбуждении высших энергетических составляющих нацистской идеологии вместо вульгарного антисемитизма. В принципе, это возможно — особенно, на волне воодушевления после одержанной победы.

Мы приходим к выводу, что или сам Гитлер, или кто-то, действующий через него (наиболее подходящей фигурой представляется Геринг, личность умеренная и весьма далекая от антисемистских настроений), должен изменить самую атмосферу гитлеризма, способствуя переходу межличностного общения на более конструктивный уровень. Только в этом случае фраза «велел найти компромисс» обретет реальное содержание, и можно будет думать о проведении операции «Морской Лев».

 — 5 —[править | править код]

Оборвем на этом контекстуальный анализ, поскольку далее он начинает кардинально расходиться с текстом К.Макси: раз уж операция «Морской Лев» строится на высших психологических и идеологических модах, раз она подразумевает учёт требований Искусства войны — даже не простых теорем военной науки, — ни о каком прямом «дранг нах вестен» через пролив не может быть и речи. А поскольку подготовить за шесть недель по-настоящему сложную и тонкую операцию невозможно (впрочем, к примитивному грубому десанту в район Дувра-Фолкстоуна это тоже относится), о проведении Вторжения в июле и даже в августе можно забыть. Высадка осенью, может быть, даже поздней осенью, с использованием иной оперативной схемы — это уже «совсем другая история».[19]

Рассмотрим в заключение некоторые асимптотические следствия верификации «германской линии» исторического развития.

Вторая Мировая война заканчивается не позднее начала 1943 года. К осени 1941 года достигнут военный разгром СССР и оккупированы Британские острова. В 1942 году начинаются тяжелые позиционные бои за критические точки: Рейкъявик, Ленинград, Горький, Сталинград, Астрахань, Коломбо, Калькутту, порт Дарвин. Насколько можно судить — как аналитически, так и по опыту стратегических игр, эта борьбе приведет к истощению сторон, в результате в 1942 году произойдет поворот от политики войны до победного конца к политике компромиссного мира. Рейх будет более заинтересован в этом мире, нежели Соединенные Штаты, поэтому ради его достижения ему придется отдать часть завоеваний в обмен на определенную безопасность. (Кэмп-Давидская политика.)

В той версии, которую разрабатывал бы я, Исландия и Великобритания объявляются демилитаризованными зонами. Советский Союз лишается авиации и бронетанковых сил (но не флота), его военное присутствие западнее Урала строго ограничивается. Франция теряет Эльзас-Лотарингию, но сохраняет свои колонии. Британская Империя распускается, превращаясь в некое подобие современного «содружества наций».

Политически это оформляется в виде создания двух антагонистических военных блоков — «Европейского Союза» (он же — «Берлинский Договор»), включающего тоталитарные и тяготеющие к тоталитарности режимы с выраженной магической составляющей, а также страны, от них зависимые, и «Свободного Мира», объединяющего буржуазно-демократические режимы и зависящие от них социальные структуры. Силы противников разделены океанами, причем все «ступеньки», которые могут быть использованы для подготовки и организации прямого вторжения, демилитаризованы. (Либравильский договор 1947 года.)

Черчилль не возвращается в Великобританию, но остается одним из наиболее влиятельных политиков запада. Его речь в Фултоне (3 августа 1943 года) закладывает основы послевоенной структуры международных отношений. Это выступление вошла в (альтернативную) историю, обрисовав контуры, если не детали предстоящей «Холодной войны» между «Свободным Миром» и «Европейским Союзом».

В СССР сохраняется социалистическое государство (в противном случае управляющие структуры Союза разваливались, и Германия лишалась бы всякой возможности быстро закончить войну разумным миром). И.Сталин эмигрирует в Мексику, позднее перебирается в США. Власть в России переходит к Г. К. Жукову (это представляется целесообразным, исходя из высших интересов как Рейха, так и России).

Военное поражение провоцирует в СССР явление, известное как «перестройка». 12 — 29 марта 1944 года проходит XX съезд партии, на котором обширные прения вызывают доклады Г. К. Жукова «О преодолении культа личности и его последствий» и Н. С. Хрущева «О внешней политике Советского Союза на современном этапе». Речь идет об отказе страны от политики физической экспансии и возвращении к истокам марксизма, как этического, даже религиозно-этического учения. Экспорт идей вместо экспорта войн и революций.

Такое изменение политики СССР с удовольствием воспринимается Рейхом, который в эти годы более всего озабочен созданием некой «европейской общности» (при всей внешней дисциплине и «новом порядке» Европейский Союз представляет собой на середину-конец 40-х годов образование, более рыхлое, нежели «Атлантический пакт»).

За океаном главной проблемой является катастрофический экономический кризис, повторяющий (в более резкой и опасной форме) черты депрессии 1929 года и вызванный распадом единой системы морской международной торговли.

В этих условиях оба военно-политических блока начинают проявлять интерес к «альтернативной» экспансии — в космос и глубины океана. Соответствующие проекты создаются, как форма структуризации экономических, политических и личностных связей, скрепляющих союзы. В 1945 году почти одновременно США, Германия и СССР объявляют об овладении ядерной энергетикой. (Только Рейх откровенно заявляет, что им взорвана бомба; «атланты» и СССР признают лишь создание работающего реактора).

Сосредоточив в своих руках колоссальные ресурсы, Германия пытается выполнить давнюю мечту «арийской эзотерики» и начинает «лунную программу». Ввиду отсутствия надежных систем автоматического контроля полета, с самого начала речь идет только о пилотируемом корабле. Эта идеология близка советским ученым и инженерам-ракетчикам; поскольку всякое сотрудничество ныне приветствуется иерархами Европейского Союза, как цементирующее блок, исследования в Пенемюнде быстро приобретают международный характер. «Атлантический пакт» идет по этому пути ещё дальше, организуя политику «брайн драйн» и направляя свои усилия на опережающее (по сравнению со странами Берлинского договора) увеличение уровня жизни.

В ноябре 1949 года на орбиту выходит первый космический корабль; уже двумя месяцами спустя Атлантический Пакт отвечает первой лунной ракетой (полуавтоматической: пилот катапультируется после выведения носителя в устойчивый режим).

В этой версии Реальности соперничество сверхдержав в ещё более явной степени, нежели в текущей истории, обретает облик космической гонки. Однако, здесь ТРИЗовские последовательности загибаются вверх куда круче: вместо информационно-технологической быстро создается энергетико-технологическая цивилизация. Уже в 1951 году Европейский Союз организует первую лунную экспедицию, в 1959 атомно-импульсная ракета с мыса Канаверал совершает мягкую посадку на Марсе. А военная тревога 1962 года заставила стороны привести в полную боеготовность тяжелые космические крейсера с ядерным оружием, базирующиеся на пояс астероидов.

Этим кризисов заканчивается первый этап перехода к постиндустриальной страте. Шестидесятые годы знаменуются заключением ряда международных договоров, призванных канализировать «вековой конфликт» между Атлантическим пактом и Европейским Союзом в сколько-нибудь безопасную форму (Московский договор 1962 года, Парижский договор 1965 года).

Конец шестидесятых годов знаменуется структурным кризисом Берлинского миропорядка: «пражская» и «парижская» весна наносят смертельный удар военно-политическим блокам «холодной войны». Особенно сильный удар кризис наносит по Германии, постепенно теряющей цивилизационный приоритет. С 1973 года начинается «перестройка» в Рейхе, приоткрывающая завесу тайны над военными и послевоенными преступлениями нацисткой военщины.

Европейский Союз, однако, сохраняется — хотя и под иным названием. Ведущую роль в нем играет Китай и СССР, хотя в идеологии прослеживается также эзотерическая культура Рейха и отдельные мотивы японского «пути воина».

В этой исторической линии не удается «удержать» буржуазно-демократическую систему и её атрибут — информационно-технологичекую (компьютерную) цивилизацию. Окончательная структуризация мира происходит (как и у нас) на рубеже веков и сопровождается созданием единого галактического человечества; идеи демократии и свободы торговли вытесняются из идеологического базиса общества на длительное время, следствием этого становится прогрессирующее отставание в компьютерных технологиях и средствах связи.

 — 6 —[править | править код]

Этот контекст может быть расширен и дополнен подробным «деревом вариантов». Суть, однако, не в конкретных схемах, которые могут сильно варьироваться от автора к автору, от версии к версии. Суть в том, что всякая цивилизация — есть ответ на некоторый вызов со стороны природы или иных цивилизаций (А.Тойнби). Выбор между путями развития культуры всегда подразумевает вопрос, какая из культур содержит более адекватный ответ на тот или иной актуальный для социума выбор.

Поэтому априори нелепы всякие попытки изобразить историческую альтернативу, не уяснив предварительно, ответом на какой вызов являются ваши построения.

Рейх: тот, который мы знаем, был обречен проиграть войну. Любая альтернативная версия, предусматривающая победу Германии, должна в обязательном порядке предусматривать такие изменения в социально-психологической структуре нацизма, которые сделали бы Рейх государством, более адекватным цивилизационным задачам, нежели буржуазно-демократические режимы. Только в этом случае альтернативная история станет истинной системой.

«Настанет день негадан и неждан, когда в стекле возникнет Отраженье,

Тогда весь мир уйдет на задний план и все зависит лишь от точки зрения…»

Примечания[править | править код]

  1. ↑ Понятно, что термин «вероятность» употребляется здесь в наиболее общем значении — как мера неопределенности нашего знания о системе. Отрицательную вероятность имеют события, несовместные с дефиницией системы. Например, при бросании стандартной игральной кости вероятность выбросить любую цифру от одного до шести одинакова и стремится (снизу) к 1/6. Вероятность того, что кость встанет на угол или на ребро (или развалится при ударе) стремится к нулю. Вероятность того, что одновременно выпадут две разные цифры, строго равна нулю, так как не соответствует априори определенной информации о поведении системы. А вот вероятность того, что при броске выпадет семерка, отрицательна: она противоречит самому определению системы «игральная кость».
  2. ↑ Соотношение Гейзенберга связывает между собой неопределенности координаты и импульса или (что эквивалентно) времени и энергии. Поэтому, чтобы зафиксировать частицу определенной массы-энергии, необходимо затратить определенное время. Если частица живёт меньше этого времени, невозможно каким-либо способом доказать или опровергнуть её существование.
  3. ↑ Чем меньше референтная группа исследователей, тем уже спектр текущей Реальности. Однако, его ширина ни при каких условиях не может быть равна нулю — из-за комплекса проблем, порожденных задачей синхронизации.
  4. ↑ В физике: тонкий подбор физических констант (шире — законов), позволяющий получить Вселенную, комфортную для человека. (Например, небольшое изменение постоянной тонкой структуры «альфа» сделало бы невозможным существование звезд с длительной стабильностью светимости, таких, как солнце. Между тем, значение постоянной «альфа» определилось в момент Большого Взрыва и было обусловлено случайной комбинацией ряда факторов. Согласно антропному принципу, эта комбинация не была случайной: на все соотношения, описывающие Вселенную и её законы, наложено требование соответствия Вселенной и человека. Антропный принцип в теоретической истории — граничное условие, которому должна удовлетворять совокупность состояний после интегрирования по историческому континууму: хотя дочеловеческая и внечеловеческая эволюция модифицирует вероятности событий, результирующая история должна быть человеческой. Некий аналог «массовой поверхности» в теоретической физике: интегрирование осуществляется по всему пространству, но ответ должен быть наблюдаемым. Есть основания считать, что антропный принцип в физике есть частный случай этого принципа в теоретической истории, — иначе говоря, физический вакуум есть проявление исторического (информационного) вакуума.
  5. ↑ Во избежание путаницы: текущая Реальность есть история, осознающая себя — сознание исторического процесса. Верифицируется коллективным сознанием референтной группы исследователей. Альтернативные Реальности (Отражения) — история, которая не осознает себя (является возможностью, но не действительностью). Верифицируется индивидуальным сознанием. «Альтернативные нереальности» история, не являющаяся возможностью — переходной уровень исторического процесса. Верифицируется индивидуальным бессознательным. «Виртуальная история» — содержит события с отрицательной вероятностью. Верифицируется видовым бессознательным. «Исторический вакуум» — множество событий с отрицательной вероятностью плотно в пространстве версии — верифицировано быть не может.
  6. ↑ В значительной мере таковыми странами были СССР и Германский Рейх. Но наиболее чистым примером является Парагвай, единственный пример внегосударственной индустриальной культуры.
  7. ↑ О понятии «Левиафан» смотри статью «История — метаязыковой и структурный подходы». «Кольцо» же представляет собой весьма необычный конструкт, в котором информация находится на грани самоорганизации. Вместе с носителем «Кольцо» образует информационный объект (оно обретает поведение, не определяющееся императивами носителями). В отсутствии носителя объект «умирает». Можно сказать, что в «Кольце» наблюдается симбиоз искусственной и естественной психики. Всякое «Кольцо», некий аналог Толкиенского кольца всевластия, защищает носителя (как в информационном, так и в реальном мире), но модифицирует его личность.
  8. ↑ Термин «кодон» для обозначения информационных объектов, не обладающих свойством аналитичности, принадлежит А.Лазарчуку.
  9. ↑ Заметим здесь, что на примере шахмат можно проследить воздействие альтернативных версий на текущую реальность: ходом партии управляют варианты, отбрасывающие на игру свои тени.
  10. ↑ Иными словами — «цивилизация» — это способ взаимодействия носителей разума с внешней средой.
  11. ↑ Весной 1942 года командование Японского Императорского флота прилагало значительные усилия в «наведении мостов» между СССР и Германией, имея в виду вариант: оттеснение США в восточный сектор Тихого океана, сосредоточение усилий «Оси» против Великобритании и вывод её из войны.
  12. ↑ Гипотетическое «абсолютное будущее», когда система, описывающая социум, теряет свойство аналитичности: множество точек бифуркаций становится плотным в пространстве решений.
  13. ↑ Для Великобритании множество возможных решений пусто: к лету 1940 года она уже проиграла Вторую Мировую войну. Какую бы стратегию она не избрала, не удастся одновременно защитить три критические для судьбы Империи позиции — Острова, Египет, Сингапур. Бифуркации, позволяющие сохранить Британскую Империю (хотя бы в краткосрочной перспективе — порядка 70 — 100 лет), принадлежат отрезку времени 30 мая 1916 года — 7 февраля 1922 года.
  14. ↑ Обратите внимание на симметрию вариантов: весной 1942 года, когда Германия утрачивает возможность добиться победы, и цивилизационный приоритет среди держав «Оси» переходит к Японии, страна Восходящего Солнца оказывается жизненно заинтересованной в немедленном мире между Германией и СССР и должна добиваться этого, жертвуя плодами победы над Великобританией. Напротив, пока приоритет у Германии, она заинтересована в мире на Тихом океане и должна добиваться этого, жертвуя плодами победы над СССР.
  15. ↑ Эта историческая версия анализируется во втором томе настоящего издания: «Иные решения».
  16. ↑ В текущей Реальности американцам удалось за три дня восстановить и отправить в бой корабль, требующий трехмесячного докового ремонта. Рассказы об этом событии пронизаны ощущением чуда.
  17. ↑ Здесь мы сталкиваемся с рекуррентностью: человеческая психика (микрокосм) структурно эквивалентна коллективной психике (социокосму). То есть, изменения в индивидуальной психике точно так же определяются диалектикой абсолютной устойчивости / абсолютной изменчивости, как и изменения в истории в целом. Но: мы не можем точно рассчитать события на макроуровне, не разобравшись в индивидуальных реакциях. А эти реакции мы не можем предсказать, не построив весь макроскопический контекст. Возникающая задача не решается в общем виде, но приемлемое приближение можно получить, используя процедуру «зашнуровки». (См. статью «История — метаязыковой и структурный подход».)
  18. ↑ Если при угрозе Вторжения командующий флотом выражает некоторые сомнения в адекватности своих сил, это — обычная попытка обратить внимание политического руководства на реальные трудности. Когда точно такие же заявления делаются во время начавшегося вторжения, они должны рассматриваться, как государственная измена.
  19. ↑ См. второй том настоящего издания.
Источник — https://traditio.wiki/w/index.php?title=Текст:Сергей_Переслегин:Альтернативная_история_как_истинная_система&oldid=767197