Текст:Три голубка
Жила на свете сирота. По-другому и не скажешь, кроме отца не было у неё больше никого на свете, да только без материнской ласки так и с хорошим отцом дитя всё равно сиротина! Была она девушка добрая и собой хороша, словно цветок, и усердна, как пчелка, и домовита и тиха, как мышка, а на работу, как лев. Хлопочёт, тянет из последних сил немудрящее хозяйство. Говорит ей однажды отец:
— Ох, доченька, не могу глядеть, как ты на работе изводишься. Надо мне жениться. Вдвоём хозяйничать легче будет.
Не хотела дочь отцу перечить, радовалась, что будет у неё мать. Женился отец. В жёны взял вдовицу с дочкой, его дочери ровеснице, да не такой пригожей.
Но только мать своей-то дочери всегда мать. Со своей пылинки сдувает, перед людьми нахваливает, а к сироте — мачеха, мачеха и есть. Узнала теперь бедная сиротка, что такое работа! По дому да по хозяйству надрывается, да ещё мачехе с дочкой прислуживает. Ни днём, ни ночью, ни посреди недели, ни в воскресенье ей передохнуть не дают. За стол с собой не сажают. Всё пинком да тычком, слова доброго не скажут, кинут за печь объедки, тем и сыта.
Но девушка не жалуется, всегда-то она приветлива и мила, и в рваном тряпье всё равно во сто крат красивей, чем мачехина страхолюдина.
Собрался однажды отец на ярмарку. Мачеха ему и говорит:
— Купи мне то-то и то-то. А дочушке моей башмачки да юбку шёлковую, ещё лент купи да пряников медовых! — Да ещё всякого наговорила! Старик её наказы выслушал, глянул за печку и у своей оборванной дочери спрашивает:
— Говори и ты, чего тебе привезти? Сирота ему потихоньку шепчет:
— Ах, батюшка, дорого́й. Обо что споткнетесь, то и привезите!
Уехал старик на ярмарку. Всё купил, что мачеха велела, только для своей родной дочки ничего не нашёл. идёт домой, раздумывает, не забыл ли чего. Шел-шел вниз по тропочке через лесок, и вдруг споткнулся о кривую орешину, с неё три орешка жёлтые, как воск, и свалились!
— Ага, — решил он, — будет теперь гостинчик для моей дочки! Вернулся домой, раздал подарки. Никто так гостинцам не обрадовался, как
бедная сиротка. Спрятала орешки в карман, будто драгоценные жемчуга, и снова за работу принялась.
В воскресенье утром сирота все дела́ переделала, се́ла на порог, стала в церковь собираться. А мачеха кричит:
— Ах ты, такая-сякая! На кого мы дом бросим! У тебя что дел больше нету! Выскочила во двор и меру гороха, перемешанного с чечевицей, тащит:
— Перебери, пока мы из церкви вернемся!
Все ушли, а бедная девушка сидит горох от чечевицы отбирает, а сама горько плачет:
— Матушка, матушка, зачем ты меня с собой не взяла. Было бы мне лучше, бедной сироте!
Плакала-плакала, а тут три орешка в кармане хрустнули! Достала, положила перед собой, глядит и радуется. Хорошо хоть батюшка добрый! Взялась опять за горох. Вдруг слышит кто-то в окошко стучится. Поглядела — а это три белых голубка́ в дом стучатся-просятся.
«Голубки́, голубки́! В дом хотят! Наверно, порадовать меня горемычную!»
Впустила их, а голуби спрашивают:
— Что ты, милая девушка, делаешь?
— Видите, — отвечает она, — у всех праздник, а мне работать надо!
— Не горюй, — проворковал один голубок, — оставь всё, как есть! Берёт орешек, клювом его раскрывает и достаёт платье шёлковое, как снег
белое.
— Надевай поскорей и ступай в церковь! Мы здесь всё сами сделаем. Но только священник скажет: «Аминь» — не жди, спеши домой переодеваться.
Обрадовалась девушка, нарядилась в красивое платье, как лилия, и пошла.
Входит в церковь, на свободную скамью садится. все на неё глядят, а королевич тот и вовсе глаз не сводит. Так ему красавица приглянулась, что всё сидел бы в церкви до вечера да на неё смотрел. Но красавица голову опустила, ни на кого глаз не подымает. Услыхала: «Аминь», поднялась а поспешила домой! До́ма сняла с себя белое платье, сложила в ореховую скорлупку, а орешек спрятала. Тут и мачеха с дочкой являются, видят горох — отдельно и чечевица — отдельно. Не к чему придраться. Стала мачеха рассказывать и сиротку поддразнивать:
— Вот кабы ты, замарашка, в церкви была, уж такую красавицу б повидала! Да тебе, замарашке, только за печкой сидеть!
— А я её видала, когда она мимо шла.
— Это как же так?
— А я на колодец влезла, на самый журавль, когда по воду ходила.
— На самый журавль? Да как ты смеешь на улицу глядеть? Слышишь, старик, эта негодница только и знает, что бездельничать! — рассвирепела мачеха.
И хоть день был воскресный, пришлось старику снять журавля с колодца, лишь бы в доме было тихо.
А королевич у всех спрашивает, что за девушка, откуда такая?
— А она в тот дом вошла, где колодец с высоким журавлём! — отвечают люди.
Королевич своим слугам приказывает все дома́ обойти, колодец с журавлём искать; ходили слуги ходили, да как найти, коли его нету?
Снова воскресенье подходит. Сирота в рваном платье за печкой сидит, в церковь собирается. А мачеха свою дочку перед зеркалом охорашивает, на падчерицу как накинется:
— До́ма что ли дел не хватает? — кричит. — Никуда не пущу! Побежала в чулан, меру проса, с маком перемешанного тащит:
— Вот, — говорит, — перебирай, коли к нашему приходу не переберёшь, я тебе покажу!
Сидит падчерица, печалится, свою горькую судьбину оплакивает. Вдруг стучатся в оконце три голубка́:
— Не плачь, милая девушка, впусти нас, мы всё сделаем. Дай-ка нам из тех трёх орешков один! — говорят.
Дала им девушка орешек, голубок клюнул, серебряное платье вытаскивает:
— Гляди, какое платье! Надевай и ступай в церковь! Но как услышишь «Аминь» — спеши домой. Не бойся, всё хорошо будет!
Переоделась девушка, стала как звёздочка, в церковь спешит, ног под собой от радости не чует. Пришла, на то же место се́ла, по сторонам не оглядывается. А королевич с неё глаз не сводит и сердце у него сладко-сладко ноет.
Как услыхала наша красавица: «Аминь», поднялась и тихонько выскользнула из церкви. Только домой вернулась, только платье сняла, а мачеха с дочкой уж тут как тут. Глядит мачеха, головой качает, ведь целая мерка мака с просом перебраны! И злость-то берёт и сказать нечего. Да всё-таки не утёрпела, злая баба, давай язвить:
— Была бы и ты с нами в церкви, замарашка несчастная, повидала б красавицу! Да ведь тебе, запечнице, и место за печкой!
— А я её видала, когда она мимо нас проходила, я на сливу лазила, хотела вам к обеду слив нарвать! — отвечает падчерица.
Мачехе только того и надо, взяла бедняжку в работу:
— Ах ты, негодница, — кричит она, — ты и в воскресенье по деревьям лазаешь, платье рвешь да на людей пялишься! Ну, погоди! — Эй, старик, ступай руби сливу, чтоб твоя сова на ней больше не торчала!
Пошёл старик, хоть день был воскресный, срубил дерево от греха подальше.
Королевич опять повсюду красавицу ищет. А ему говорят, что она в тот дом пошла, где у воро́т слива растёт. Приказал королевич сливу искать. Искали слуги, искали, не нашли, отец ведь дерево то — срубил.
Опечалился королевич, призадумался:
«Ну, погоди, — решил, — я тебя всё равно разыщу!»
Третье воскресенье подходит. Переделала сирота всю работу, волосы причесала, уложила красиво, пошла к мачехе. А та свою дочку перед зеркалом наряжает. Стала падчерица мачеху просить, чтоб хоть разок её в церковь пустила.
— Ах ты, грязнуха! Хочешь, чтоб из-за тебя, оборванки, нас на смех подняли? Никуда не пойдёшь, до́ма сиди!
Бежит злая баба в чулан, меру муки с пеплом пополам тащит.
— Берись за дело! Да к нашему приходу, чтоб всё перебрала! Подхватились они с дочерью под ручки и пошли, а бедная сирота до́ма
осталась. Сидит муку от пепла отделяет, а сама плачет-приговаривает:
— Ах, матушка, матушка! Не мил мне белый свет, разве я с такой работой управлюсь?
Слышит: тук-тук — это три голубка́ в окно стучатся:
— Не плачь красавица, не плачь! Мы тебе поможем, впусти нас в дом. Отворила девушка окно, впустила голубков. Один голубок орешек спрашивает. Клюнул, золотое платье достал.
— Вот тебе платье. Надевай поскорей и ступай в церковь! Как услышишь «Аминь» — не жди, пока другие выходить станут, домой беги!
Идет она в церковь, словно солнышко красное пригожа, на своё место садится, службу слушает и не замечает, что все на неё глядят, а королевич ей улыбается. Кончилась служба, прозвучало: «Аминь» — девушка поднялась, хочет домой идти!
Но что это? Стои́т, с места сдвинуться не может, а того не видит, что королевич приказал под её лавкой смолу разлить. Она и так и эдак, старается ноги от смолы оторвать, наконец кое-как высвободилась и домой помчалась. А что один туфелек к смоле прилип — того не заметила.
Только успела переодеться, а мачеха уже́ во дворе. Некогда девушке золотое платье в скорлупу убирать, за дверь кинула. Мачеха — шасть в комнату! Видит — мука в мешок собрана, пепел в сторонке лежит — от злости слова сказать не может.
А пото́м не утёрпела, давай падчерицу донимать:
Эй, — говорит, — лентяйка, вот бы тебе в церкви побывать! Ох и хороша же там де́вица сидела! А ты, замарашка, за печью торчишь!
— Да ведь я её видала, — отвечает падчерица, — когда она возле нашего дома́ шла, я на крышу забралась, на самую трубу и вдоволь на красавицу нагляделась.
Мачеха только того и ждала, накинулась на неё, как ведьма:
— Ах ты, бездельница, ах негодница! Я тебе покажу, как на трубу лазить! Убирайся под корыто. Теперь ты у меня без обеда насидишься, грязнуха несчастная! Эй, старик, немедля трубу скинь, не то ...
Полез бедный старик на крышу, скинул трубу с крыши.
А тут королевские слуги явились, красавицу ищут: мол, сказывают, что она в тот дом вбежала, где на крыше высокая труба стои́т. Глянули, а трубы-то никакой и нету! И пошли они прочь не солоно хлебавши.
Но у королевича залог остался — золотая туфелька. Послал слуг, приказал из дома́ в дом ходить, где де́вицы есть, туфельку примерять, которой из них в пору придётся, ту немедля к нему вести.
Ходят королевские слуги из до́ма в дом, всем туфельку примеряют, но туфелька никому не годится. Увидала мачеха, что к ним идут, давай дочке ногу ужимать да уминать, а нога как была большущая, так и осталась. Слуги в дом вошли, начали мачехиной дочке туфельку примерять, а она ей и на нос не лезет!
— Нет, этой не годится, — говорит, — а другой девушки у вас нету? А мачеха в ответ: — Что вы, что вы, никого у нас больше нет!
Слуги совсем было со двора пошли, но тут из чердачного окна петух как закричит:
— Кукареку, не спешите, кукареку, погодите! Под корытом поглядите!
— Что такое? — остановились слуги. — Кого это надо под корытом глядеть?
— Да, что вы! Этот петух всегда так кричит, — стала их отговаривать мачеха.
Но слуги её не слушают, на чердак бегут. Видят два корыта стоя́т, а под ними вся в слезах, красавица сидит. Примерили ей туфельку, а она — как влитая!
Спустились слуги вниз, глянули за дверь а там золотое платье брошено!
Поняли слуги, наконец-то нашли, кого искали.
Мачеха увидала, что падчерицу в карету сажают — от злости лопнула, тут ей и конец пришёл.
Королевич сразу девушку узнал.
— Это, — говорит, — ты, моя милая, три раза в церкви была?
— Я, — стыдливо ответила девушка, и покраснела, словно маков цвет.
— Где ж ты такие красивые платья взяла?
Она ему всё по порядку рассказала и про трёх голубков не забыла. Надела на себя нарядное платье, ещё краше стала. А через неделю вышла замуж за короля. И стала бедная сиротка королевой.