Антон Павлович Чехов

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
(перенаправлено с «Чехов, Антон Павлович»)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Nuvola apps important recycle.svg
 Эта статья или раздел нуждается в переработке.
Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей.
Антон Павлович Чехов
200px
Псевдонимы: Антоша Чехонте
Дата рождения:  1860
Место рождения: Таганрог, Российская Империя
Дата смерти:  1904
Место смерти: Баденвайлер, Германская империя
В запросе есть пустое условие.
Род деятельности: прозаик, драматург
Произведения на сайте Lib.ru
УДК 92
Отчий дом писателя в Таганроге
Chekhov at Melikhovo..jpg
Чехов с Ольгой Книппер (1901)
Могила Чехова на Новодевичьем кладбище в Москве

Антон Павлович Че́хов (17 (29) января 1860, Таганрог — 2 (15) июля 1904, Баденвайлер) — великий русский писатель, один из самых известных русских прозаиков и драматургов, чьи пьесы входят в число наиболее востребованных театрами всего мира. Считается реалистом, при этом дух его творчества поражён декадансом - возможно, в связи с общими настроениями эпохи, выпавшей на долю писателя.

Детство и юность[править | править код]

Антон Чехов родился 17 января (29 по новому стилю) 1860 года в Таганроге. Дед писателя, Егор Михайлович Чехов (1798—1879), был крепостным, но выкупился на волю в 1844 году, задолго до отмены крепостного права. Отец писателя Павел Егорович Чехов (1825—1898) прослужил свыше 10 лет в колониальном магазине богатого купца, выбился из рядового крестьянства, служил в управляющих, вёл собственные дела. Семья Чехова была богата талантами и дала миру нескольких писателей и художников.

В 1857 году Павел Чехов открыл собственную лавку. Незадолго до начала купеческой деятельности он женился на восемнадцатилетней девушке — Евгении Яковлевне Морозовой, положив начало многочисленной, талантливой семьи. 17 января (29 января) 1860 года в доме Чеховых в Таганроге родился третий сын, Антон, — будущий писатель. Всего в семье Павла Егоровича Чехова было шесть детей: Александр, Николай, Антон, Иван, Мария, Михаил.

Павел Егорович, отец Антона Павловича, был «коммерсантом», как он солидно называл себя, по профессии и художником — по душе. Его одарённость была разносторонней. Он самоучкой выучился играть на скрипке, увлекался живописью. Он писал красками, занимался иконописью. Антон Павлович говорил о себе и своих братьях и сестре: «Талант в нас со стороны отца, а душа со стороны матери». Пожалуй, самым сильным увлечением Павла Егоровича была созданный им церковный хор, отнимавший у него много времени в ущерб коммерческим делам. С присущей ему настойчивостью и дотошностью он добивался, чтобы его хор был лучшим в городе. Он набрал певчих из кузнецов; партии дискантов и альтов исполняли его сыновья. Именно хор, а не торговля, составлял подлинный интерес его жизни.

Когда Антон Павлович говорил: «В детстве у меня не было детства», то он подразумевал под этим многое. Прежде всего, самый образ жизни детей Павла Егоровича был не очень детским: это был почти каторжный трудовой режим. Лавочка Павла Егоровича торговала с 5 утра до 11 вечера, заботу о ней Павел Егорович нередко целиком возлагал на сыновей, день его детей распределялся между лавочкой, гимназией, опять лавочкой, бесконечными спевками и репетициями и такими же бесконечными церковными и домашними молениями. Кроме того, дети учились ремеслу, в частности Антоша портняжил. Он должен был с малых лет приучаться и к счетному делу, а главное — к искусству торговли, в которое входило и почтительное обращение с покупателями и знание приемов «обмеривания, обвешивания и всякого торгового мелкого плутовства, — как писал в своих воспоминаниях старший брат Антона Павловича, Александр Павлович. — Покойный Антон Павлович прошел из-под палки эту беспощадную подневольную школу целиком и вспоминал о ней с горечью всю свою жизнь. Ребенком он был несчастный человек».

Павел Егорович воспитывал своих детей деспотически. Порки были частым явлением в семье. И, однако, было бы неправильно рисовать жизнь семьи Павла Егоровича только темными красками. Нельзя забывать о смягчающем влиянии матери, Евгении Николаевны, как нельзя забывать и о том, что влияние Павла Егоровича на своих детей было далеко не только отрицательным. Павел Егорович хотел сделать своих детей образованными людьми. Он хотел, чтобы дети были счастливее его. Он отдал их всех в гимназию, нанял для них учителя музыки, рано начал учить их языкам; старшие сыновья уже в отроческие годы свободно говорили по-французски.

В 8 лет, после двух лет учёбы в греческой школе, Чехов поступает в таганрогскую гимназию. Мужская классическая гимназия была старейшим учебным заведением на юге России (основана в 1806 г.) и давала солидное по тем временам образование и воспитание. Окончившие восемь классов гимназии молодые люди могли без экзаменов поступить в любой российский университет или поехать учиться за границу. Гимназия сформировала у Чехова отвращение к лицемерию и фальши. Здесь формировалось его видение мира, любовь к книгам, знаниям и театру. Здесь он получил свой первый литературный псевдоним «Чехонте», которым его наградил учитель закона божьего Фёдор Покровский. Здесь начинались его первые литературные и сценические опыты. Чехов-гимназист издавал юмористические журналы, придумывал подписи к рисункам, писал юмористические рассказы, сценки. Первая драма «Безотцовщина» была написана 18-летним Чеховым в период учёбы в гимназии. Гимназический период Чехова был важным периодом созревания и формирования его личности, развития её духовных основ. Гимназические годы дали Чехову огромный материал для писательской работы. Самые типичные и колоритные фигуры появятся позже на страницах его произведений. Возможно, одной из таких фигур был и учитель математики Э. И. Дзержинский — отец будущего первого председателя ВЧК.

Музыка, книги пробуждали в юном Чехове стремление к творчеству. Большую роль в этом сыграл таганрогский театр, основанный в 1827 году. Впервые в театре Антон побывал в 13 лет, посмотрел оперетту Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена» и вскоре стал страстным поклонником театра. Позднее в одном из своих писем Чехов скажет: «Театр мне давал когда-то много хорошего… Прежде для меня не было большего наслаждения как сидеть в театре…» Не случайно герои его первых рассказов, таких как «Трагик», «Комик», «Бенефис», водевиль «Недаром курица пела» были актёры и актрисы.


Краткий обзор[править | править код]

Уже студентом начал (в 1879 г.) помещать (под псевдонимом Чехонте), мелкие рассказы в юмористических изданиях: «Стрекозе», «Будильнике», «Осколках» и др.; затем перешёл в «Петербургскую Газету» и «Новое Время».

В 1886 г. вышел первый сборник его рассказов — «Сказки Мельпомене»; в 1887 г. появился второй сборник — «В сумерках», который показал, что в лице Чехова русская литература приобрела новое, вдумчивое и тонко-художественное дарование. Под влиянием крупного успеха в публике и критике совершенно бросил свой прежний жанр небольших газетных очерков и стал по преимуществу сотрудником ежемесячных журналов («Северный Вестник», «Русская мысль», позднее «Жизнь»). Успех всё возрастал, особенное внимание обратили на себя следующие произведения:

основные пьесы:

В 1890 г. Чехов совершил поездку на Сахалин, начав своё путешествие с города Александрово-Сахалинск. Вынесенные из этой поездки мрачные впечатления, составили предмет целой книги:

С 1892 по 1899 годы Чехов проживал в подмосковном имении Мелихово, где сейчас работает один из главных чеховских музеев. Позднее Чехов много путешествовал по Европе. Последние годы он, для поправления здоровья, постоянно живёт в своей усадьбе под Ялтой, лишь изредка наезжая в Москву, где жена его, артистка Ольга Леонардовна Книппер, занимает одно из выдающихся мест в известной труппе московского «Литературно-художественного кружка» (Станиславского). В 1900 г., при первых же выборах в Пушкинское отделение академии наук, Чехов был избран в число его почётных академиков. В 1902 Чехов вместе с В. Г. Короленко отказался от звания академика после распоряжения Николая II аннулировать избрание А. М. Горького в почетные академики. Летом 1904 выехал на курорт в Германию из-за резкого обострения болезни, с которой ему не удалось справиться.

Писатель скончался 2 (15) июля 1904 г. в г. Баденвейлере, Германия. Был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Творчество А. П. Чехова[править | править код]

Литературную деятельность Чехова обыкновенно принято делить на два периода: период Чехова-Чехонте и более поздний ("зрелый"), когда писатель освобождается от приспособления к вкусам и потребностям читателя мелкой прессы. Произведением, обозначившим перелом, считается рассказ "Спать хочется" (1886), входивший в советское время в список обязательного чтения для школьников.

Первый период[править | править код]

К числу ранних рассказов относится превосходный рассказ «Тоска», на этот раз не только мрачный, но и глубоко трогательный: рассказ о том, как старый извозчик, у которого умер взрослый сын, все искал, кому бы поведать своё горе, да никто его не слушает; и кончает бедный старик тем, что изливает душу перед лошадкой своей. Художественные приёмы Чехонте так же замечательны, как в позднейших произведениях Чехова. Больше всего поражает необыкновенная сжатость формы, которая до сих пор остаётся основной чертой художественной манеры Чехова. И до сих пор чеховские повести почти и всегда начинаются, и кончаются в одной книжке журнала. Относительно «большие» вещи — например, «Степь» — часто представляют собой не что иное, как собрание отдельных сцен, объединённых только внешним образом. Чеховская сжатость органически связана с особенностями его способа изображения. Дело в том, что Чехов никогда не исчерпывает свой сюжет всецело и всесторонне. Будучи реалистом по стремлению давать неприкрашенную правду и имея всегда в запасе огромнейшее количество беллетристических подробностей, Чехов однако рисует всегда только контурами и схематично, то есть давая не всего человека, не всё положение, а только существенные их очертания. Тэн у рассматриваемых им писателей старается уловить их faculte maitresse; Чехов это делает по отношению к каждому из своих героев и выдвигает в нём только то, что ему кажется в данном человеке характерным и преобладающим. Он почти никогда не даёт целой биографии своих героев; он берёт их в определённый момент их жизни и отделывает двумя-тремя словами от прошлого их, концентрируя все внимание на настоящем. Он рисует, таким образом, не столько портреты, сколько силуэты. Оттого-то его изображения так отчётливы; он всегда бьёт в одну точку, никогда не увлекаясь второстепенными подробностями. Отсюда сила и рельефность его живописи, при всей неопределенности тех типов, которые он по преимуществу повергает своему психологическому анализу. Если к этому прибавить замечательную колоритность чеховского языка, обилие метких и ярких слов и определений, то станет очевидным, что ему много места и не нужно.

Второй (поздний) период творчества[править | править код]

Чехов и Горький

На общем характере этого позднейшего творчества, начало которого можно отнести к появлению «Скучной истории» (1888), ярко сказалась та мрачная полоса отчаяния и безнадёжной тоски, которая в 80-х годах охватила наиболее чуткие элементы русского общества. Эти годы характеризуются сознанием русской интеллигенции, что она совершенна бессильна побороть косность окружающей среды, что безмерно расстояние между её идеалами и мрачно-серым, беспросветным фоном живой действительности народ ещё пребывал в каменном периоде, средние классы ещё не вышли из мрака «тёмного царства», а в сферах направляющих резко обрывались традиции и настроения «эпохи великих реформ». Всё это, конечно, не было чем-нибудь особенно новым для чутких элементов русского общества, которые и предшествующий период семидесятых годов сознавали всю неприглядность тогдашней «действительности». Но тогда русскую интеллигенцию окрылял особенный нервный подъём, который вселял бодрость и уверенность. В 80-х годах эта бодрость совершенно исчезла и заменилась сознанием банкротства перед реальным ходом истории. Отсюда нарождение целого поколения, часть которого утратила своё стремление к идеалу и слилась с окружающей пошлостью, а часть дала неврастеников, «нытиков», безвольных, бесцветных, проникнутых сознанием, что силу косности не сломишь, и способных только всем надоедать жалобами на свою беспомощность и ненужность. Этот то период неврастенической расслабленности русского общества и нашёл в лице Чехова своего художественного историка. Именно историка: это очень важно для понимания Чехова. Он отнёсся к своей задаче не как человек, который хочет поведать о глубоко волнующем его горе, а как посторонний, который наблюдает известное явление и только заботится о том, чтобы возможно вернее изобразить его. То, что принято у нас называть «идейным творчеством», то есть желание в художественной форме выразить своё общественное миросозерцание, чуждо Чехову и по натуре его, слишком аналитической и меланхолической, и по тем условиям, при которых сложились его литературные представления и вкусы. Не нужно знать его интимную биографию, чтобы видеть, что пору так называемого «идейного брожения» он никогда не называл. На всём пространстве его сочинений, где, кажется, нет ни одной подробности русской жизни так или иначе затронутой, вы не найдёте ни одного описания студенческой сходки или тех принципиальных споров до бела дня, которые так характерны для русской молодёжи. Идейной стороной русской жизни Чехов заинтересовался уже в ту пору, когда восприимчивость слабеет и «опыт жизни» делает и самые пылкие натуры несколько апатичными в поисках миросозерцания. Став летописцем и бытописателем духовного вырождения и измельчания нашей интеллигенции, Чехов сам не примкнул ни к одному направлению. Он одновременно близок и к «Новому Времени», и к «Русской Мысли», а в последние годы примыкал даже всего теснее к органу крайне левой журналистики, не добровольно прекратившему своё существование («Жизнь»). Он относится безусловно насмешливо к «людям шестидесятых годов», к увлечению земством и т. д., но у него нет и ни одной «консервативной» строчки. В «Рассказе неизвестного» он сводит к какому-то пустому месту революционное движение, но ещё злее выставлена в этом же рассказе среда противоположная. Это то общественно-политическое безразличие и даёт ему ту объективную жёсткость, с которою он обрисовал российских нытиков. Но если он не болеет за них душой, если он не мечет громов против засасывающей «среды», то он относится вместе с тем и без всякой враждебности к тому кругу идей, из которых исходят наши Гамлеты, пара на грош. Этим он существеннейшим образом отличается от воинствующих обличителей консервативного лагеря. Если мы для иллюстрации способа отношения Чехова к обанкротившимся интеллигентам 80-х годов. Возьмём наиболее популярный тип этого рода — Иванова из драмы того же названия — какое мы вынесем впечатление? Во всяком случае не то, что не следует быть новатором, не следует бороться с рутиною и пренебрегать общественными предрассудками. Нет, драма только констатирует что таким слабaкам как Иванов, новаторство не по силам. Сам Иванов проводит параллель между собою и работником Семёном, который хотел похвастать перед девками силой, взвалить на себя два огромнейших мешка и надорвался.

Ту же неумолимую жёсткость, но лишённую всякой тенденциозной враждебности, Чехов проявил и в своём отношении к народу. В русской литературе нет более мрачного изображения крестьянства, чем картина, которую Чехов набросал в «Мужиках». Ужасно полное отсутствие нравственного чувства и в тех вышедших из народа людях, которые изображены в другом его рассказе — «В овраге». Но рядом с ужасным Чехов умеет улавливать и поэтические движения народной жизни — и так как одновременно Чехов в самых тёмных красках рисует «правящие классы», то и самый пламенный демократизм может видеть в беспощадной правде Чехова только частное проявление его пессимистического взгляда на людей. Художественный анализ Чехова как-то весь сосредоточился на изображении бездарности, пошлости, глупости российского обывателя и беспросветного погрязания его в тине ежедневной жизни. Ему ничего не стоит уверять нас в «Трёх сёстрах», что в стотысячном городе не с кем сказать человеческого слова и что уход из него офицеров кавалерийского полка оставляет в нём какую-то зияющую пустоту. Бестрепетно заявляет Чехов в «Моей жизни», устами своего героя: «Во всем городе я не знал ни одного честного человека». Двойной ужас испытываешь при чтении превосходного психологически-психиатрического этюда «Палата 6»: сначала — при виде тех чудовищных беспорядков, которые в земской больнице допускает герой рассказа, бесспорно лучший герой во всем городе, весь погружённый в чтение доктор Андрей Ефимович; затем, когда оказывается, что единственный с ясно осознанными общественными идеалами — это содержащийся в палате № 6 сумасшедший Иван Дмитриевич. А какое чувство беспросветной тоски должно нас охватить, когда мы знакомимся с интимной жизнью профессора, составляющей содержание «Скучной истории». Её герой — знаменитый профессор, не только сообщающий своим слушателям специальные сведения, но и расширяющий их умственный горизонт широкими философскими обобщениями, человек чутко относящийся к задачам общественно-политической жизни, друг Кавелина и Некрасова, идеально бескорыстный и самоотверженный в сношениях со всеми, кому приходится иметь с ним дело. Если судить по внешним признакам, то одной этой фигуры достаточно, чтобы поколебать убеждения в безграничности пессимизма Чехова, но в том-то и дело, что за внешней заманчивостью кроется страшная внутренняя драма; тем-то история и «скучная», что жизнь знаменитого профессора как он сам чувствует дала в результате нуль. В семейной жизни его заела пошлость и мещанство жены и дочери, а в своей собственной духовной жизни он с ужасом открывает полное отсутствие «общей идеи». И выходит, таким образом, что вполне порядочный человек — либо сумасшедший, либо сознающий бесцельность своей жизни. А рядом торжествуют хищники и себялюбцы — какая-нибудь мещаночка в «Трёх сёстрах», жена, дочь и зять профессора в «Скучной истории», злая Аксинья «В овраге», профессорская чета в «Дяде Ване». Треплев и его возлюбленная в «Чайке» и множество других им подобных «благополучных россиян». К ним примыкают и просто люди со сколько-нибудь определёнными стремлениями, как например превосходнейший тип «Человека в футляре» — учитель гимназии Беликов, который весь город заставил делать разные общественные гадости только тем, что решительно ставил свои требования; брезгливые «порядочные» люди подчинялись ему, потому что не хватало силы характера сопротивляться. Есть, однако, пессимизм и пессимизм. Нужно разобраться и в чеховском пессимизме, нужно отделить его не только от того расхожего пессимизма, который, насмешливо относясь к «идиальничанью», граничит с апофеозом буржуазного «благоразумия», но даже, например, от пессимизма таких писателей, как Писемский, или многие из французских реалистов. У последних одно только злое и, главное, спокойное констатирование, а у Чехова все же чувствуется какая-то глубокая тоска по чему-то хорошему и светлому.

Было время, когда Чехова обвиняли в глубоком равнодушии. Н. К. Михайловский ярче всех формулировал этот упрёк, сказав, что Чехов с одинаковым хладнокровием «направляет свой превосходный художественный аппарат на ласточку и самоубийцу, на муху и слона, на слёзы и воду». Но пора этих упрёков теперь более или менее миновала. Тот же Н.  К.Михайловский усмотрел в «Скучной истории» некоторую «авторскую боль».

Теперь едва ли многие станут спорить против того, что если у Чехова и нет определённого общественного миросозерцания, то у него всё-таки есть несомненная тоска по идеалу. Он несомненно потому все критикует, что у него очень большие нравственные требования. Он не создаёт положительных типов, потому что не может довольствоваться малым. Если, читая Чехова, и приходишь в отчаяние, то это всё-таки отчаяние облагораживающее: оно поселяет глубокое отвращение к мелкому и пошлому, срывает покровы с буржуазного благополучия и заставляет презирать отсутствие нравственной и общественной выдержки.

Театр Чехова[править | править код]

По художественной манере особое место занимает театр Чехова. Как и повествовательные его произведения, драматическая деятельность Чехова распадается на два периода. Сначала он написал несколько истинно весёлых вещей, из которых не сходят со сцены «Медведь» и «Предложение». Серьёзные пьесы второго периода создались под несомненным влиянием Ибсена. Это пьесы «настроения» по преимуществу, в которых соответствующая игра актёров имеет почти решающее значение. «Три сестры», например, в чтении совершенно не понравились и местами даже возбуждали смех. Таковы, в чтении постоянные комические восклицания сестёр: «В Москву, в Москву», точно съездить в Москву и даже поселиться в ней — Бог весть какое счастье. Но в постановке московской труппы Станиславского «Три сестры» произвели огромнейшее впечатление, потому что те самые мелочи, часто даже простые ремарки, которые в чтении не замечаются и пропадают, были ярко подчёркнуты замечательно вдумавшейся в намерения автора труппой, и зрителю сообщалось авторское настроение. Даже пресловутое «В Москву, в Москву» превратилось в нимало не смешной символ стремления уйти из постылой действительности. «Дядя Ваня» производит впечатление и в чтении, но сценическое исполнение значительно усиливает общий эффект пьесы и в особенности завершительное впечатление беспросветной тоски, в которую погружается «дядя Ваня» по отъезде гостей.

Перепись Сахалина А. П. Чеховым[править | править код]

В 90-х годах XIX столетия попытку переписать население Сахалина, по собственной инициативе, предпринял русский писатель А. П. Чехов. Он лично обходил дома и заполнил тысячи переписных карточек. Эти карточки, хранящиеся до сих пор, — убедительное свидетельство крайней нищеты, безграмотности и бескультурья жителей Корсаковки, Михайловки, Красного Яра, Армудана, Арково, Владимировки, Корсаковского поста и других населённых пунктов острова. Из записей Чехова: «Обыкновенно вопрос предлагают в такой форме: „Знаешь ли грамоте?“ — я же спрашивал так: „Умеешь ли читать?“ — и это во многих случаях спасало меня от неверных ответов, потому что крестьяне, не пишущие и умеющие разбирать только по печатному, называют себя неграмотными. Есть и такие, которые из скромности прикидываются невеждами: „Где уж нам? Какая наша грамота?“ — и лишь при повторении вопроса говорят: „Разбирал когда-то по печатному, да теперь, знать, забыл. Народ мы темный, одно слово — мужики“. Цифры той переписи говорят о том, что населения на острове — 28113 душ, в том числе женщин — 7641. Плотность населения была примерно один человек на две квадратные версты. На территории трёх округов насчитывалось 12 тысяч крестьян. В том числе „лиц, не принадлежащих к этим сословиям“ сосчитаны: ссыльно-каторжных 4979, ссыльно-переселенцев — 8934, поселенцев из каторжан — 1566. Эта перепись не охватила все население. Не доверяя, ей жители целыми деревнями уходили в тайгу. Тем не менее, она сыграла большую положительную роль. Вот ещё несколько цифр, взятых из её материалов. На Сахалине было 5,6 тыс. мелких индивидуальных крестьянских хозяйств. Причем, семейных 3,4 тыс., остальные хозяйства вели одиночки, тюремные и другие учреждения. Среди крестьян — сплошная неграмотность. Огромна диспропорция полов. На 1 тысячу мужчин приходилось 372 женщины. Люди прибывали на Сахалин из 96 областей и губерний России, Кавказа, Сибири, Средней Азии, Княжества Финляндского. Переписывая ссыльных Сахалина, писатель внес вклад не только в историю острова, но и в русскую литературу. Чехов общался с людьми, узнавал истории их жизней, причины ссылки и набирал богатый материал для своих заметок. История этой переписи запечатлена в его книге „Остров Сахалин“. Путевые заметки из этой серии наглядно отображают жизнь обитателей острова и труд переписчика, которым стал на время А. П. Чехов. „Эту работу, произведенную в три месяца одним человеком, в сущности, нельзя назвать переписью; результаты её не могут отличаться точностью и полнотой, но, за неимением более серьёзных данных ни в литературе, ни в сахалинских канцеляриях, быть может, пригодятся и мои цифры“ — так отзывался о сахалинской переписной эпопее сам писатель.

Разное. Сахалин в наши дни.[править | править код]

  • На Сахалине c 28 сентября по 2 октября 2005 года прошла международная конференция „Антон Чехов в историко-культурном пространстве Азиатско-Тихоокеанского региона“, в которой приняли участие более 40 исследователей творчества классика русской литературы из России, Японии и Кореи.
  • „Конференция провелась в 2005 году в 15-й раз и скаждым годом приобретает все больший международный резонанс, так как исследователям литературного и публицистического наследия Чехова необходимо общение“, — сообщил президент Сахалинского фонда культуры Валерий Белоносов.
  • В 2005 году на Сахалине впервые в России опубликованы в одном издании „Быть может, пригодятся и мои цифры…“ материалы сахалинской переписи А. П. Чехова. В издании опубликованы все 10 тысяч опросных карт, заполненных респондентами Чехова во время его путешествия на остров Сахалин в 1890 году.
  • В Японии творчество Чехова чаще привлекает внимание театралов; литературовед Накамото Нобуюки выступил с докладом „Остров Сахалин“ Антона Чехова в Японии», а его коллега Макихара Джун представил свое видение тяги русского классика к «каторжному острову». Мотидзуки Цунеко рассказал о переводах произведений Чехова и чеховедении в Японии.
  • Корейский литературовед О Вон Ке изучал долгие годы прозу Чехова в корейской литературе. Пак Сын Ы занимался корейской диаспорой на Сахалине до и после Чехова.
  • В музее «Антон Чехов и Сахалин» кроме выставочных материалов о жизненном и творческом пути Чехова, в литературно-художественной гостиной выставляют работы неизвестных сахалинских авторов.
  • Дмитрий Галковский в "Бесконечном тупике" представляет свой взгляд на Чехова, осмысляя его творчество как весьма тенденциозное.

Ссылки[править | править код]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).


Источник — https://traditio.wiki/w/index.php?title=Антон_Павлович_Чехов&oldid=826954