Текст:Гюнтер Гехт:Немецкая национальная политика в отношении чужих народов

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску

Немецкая национальная политика в отношении чужих народов

Deutsche Fremdvolkpolitik


Автор:
Гюнтер Гехт 
Gunter Hecht





Дата написания:
1941




Дата перевода:
27 мая 2021
Переводчик:
Wladymir Hohenzollern
Язык перевода:
русский
Предмет:
Межнациональные отношения
О тексте:
Статья «Deutsche Fremdvolkpolitik» была опубликована в книге «Rassenpolitik im Kriege» (1941)

На территории множества государств проживают группы народов, не относящихся к нации, составляющей большинство. Часто эти народы являются «вросшими» в экономический уклад этой нации, также нередко перенявшими её многие культурные формы и достижения. Но в большинстве своем они пытаются, несмотря на связывающую их вместе гражданственную принадлежность, остаться верными своей самобытности в личном и народном плане, своему существу, а также сберечь свою культуру, передачу своей истории из поколения в поколение. В науке о государственном праве современности выделяют два противоположных друг-другу взгляда: первый рассматривает вопрос сугубо государственно, ставя на первое место гражданство и не уделяя внимания расовой и народной принадлежности, второй же признает необходимость государственного порядка, но выдвигает на передний план расовое, народное — сам народ так таковой, как основу всякой народной и государственной политики.

Первый образ мышления и соответствующие ему принципы особенно ярко проявляются во Франции, Польше и Чехословакии. Так, например, эльзасцы и лотарингцы германского происхождения, итальянские жители южно-восточной Франции или кельтские бретонцы — также просто разделяют гражданство Французской республики, как немецкие и украинские этнические группы в Польше и такие же группы немцев и словаков в Чехословакии. Если случается так, что эти разнообразные группы народов значительно отличаются от титульной нации — культурой и образом мыслей, обычаями и взглядами на жизнь — то эти естественные различия в глазах руководителей государства оказываются второстепенными и несущественными, по сравнению с общим для них гражданством, пусть даже это станет мерой принуждения — как присвоенной диктатом Версаля, либо созданной с нуля. В государствах, где господствует эта точка зрения, все этнически-чужеродные группы рассматриваются просто как граждане с другим родным языком. Прибавляем к этому, что эти страны, исходя из преимущественно господствующих там либеральных и парламентаристских идей, вынуждены позволять (или имеют на это свою волю) данным чужеродным группам, по возможности быстрее, и, если так необходимо, с применением силы, смешиваться со своим народом. Никто при этом и не поднимал вопроса, станет ли такое настойчивое и жестокое вплавление чужих этнических групп полезным как для расово-биологических свойств народа, так и, при этом, его культурно-народному устройству. Никто и не задавался также вопросом о том, в состоянии ли вообще эти чужие народности — эти люди, или даже их дети — по-настоящему быть созидателями и носителями подлинной, правильной (artecht) культуры основного населения государства? Либерально-мыслящие куги уже изначально были согласны с намерениями инородных групп через экономические и политические сферы незаметно стать своими, «völkisch», и смириться с этим как в государственном плане, так и в языковом.

Нет никакого сомнения, что некоторые восточные народы, с помощью, в той или иной степени насильственного, растворения групп немецкого происхождения, получили несомненную пользу за счет вливания столь созидательного (erbtüchtiger) народа. Однако, с другой стороны, систематическая ассимиляция бесчисленного количества людей самого разного этнического происхождения и разных рас во Франции показывает, что можно сохранить или даже явно увеличить число граждан путем массового плавления, но что это увеличение численности ни в коем случае не ведет к расширению расово обусловленной этнической основы народа государства и, следовательно, к расширению его природной мощи и военной силы.

Мы и сами ранее мыслили только в государственном плане. Прежде и для нас большинство прусских граждан польского происхождения были немцами, а в немцах России (Поволжских немцах) мы иногда видели русского гражданина и русского. Да, вплоть до сегодняшнего дня, наш соотечественник был ошеломлён, когда «чешский гражданин», владея немецким языком в таком же совершенстве, как и мы, принадлежал при этом большой целостной группе немецкого народа в пространстве Богемии и Моравии. Нас, однако, научила не сколько история и результаты так называемой ассимиляционной политики, прежде всего — ошибки либеральной политики в отношении чужих народов в период перед мировой войной, но столько национал-социалистическое мировоззрение выучило нас (преимущественно или даже полностью) задаваться вопросом при оценке отношений между государствами и народами об условных расовых силах (rassisch bedingten Kräfte), ведь в них — в народной массе — кроются или пока дремлющие, или уже живые возможности.

И когда сейчас, на земле Великогерманского рейха, по стечению многовековых и многочисленных исторических обстоятельств проживают целые сотни тысяч людей чужого происхождения, единое гражданство для нас всех — лишь дань государственному порядку. Никогда, при этом, гражданственная принадлежность не умаляла как права, так и долга граждан немецкой крови и немцев по происхождению, стать поданным Рейха — самим выражением, носителем (Träger) немецкого народа и Рейха. Помимо этого, чужие народные группы и меньшинства в нашем Великогерманском Рейхе мы рассматриваем решительно как чужеродные и никак иначе, деля с ними лишь одну гражданственную принадлежность.

Нам кажется абсолютно ясной наша наивысшая цель — единый народно и расово немецкий народ на земле Великогерманского Рейха. Наше мировоззрение убедительно научило нас видеть зависимость нашей собственной национальной и государственной силы от расово-этнической субстанции, чтобы позволить нам в Великогерманском Рейхе вынашивать идею насильственного онемечивания миллионов людей чужой национальности, проживающих в нашем регионе. Насколько бы мы ни хотели, чтобы большее немецкое жизненное пространство было заполнено объединенной немецкой национальностью, мы все же готовы, например, признать тот исторический факт, что в той же Богемии живут люди чуждой народности.

Уже в самом признании исторической действительности мы отклоняем мысль столь насильственного онемечивания чужих нам этнических групп и меньшинств, исходя из принципиальных, мировоззренческих мотивов, ожидая, однако, что они проявят великодушие и, как принято говорить, лояльную позицию по отношению к Рейху как нечто самого собой разумеющееся.

Повторим, наше мировоззрение научило нас рассматривать такие масштабные вопросы, как взаимоотношения народов, не только с историко-политической или властной точки зрения, но прежде всего опираясь на расово-политическую мысль. Таким образом, мы приходим к вопросу о том, стал бы этот возможный плавильный котёл из всех чужих народных групп и меньшинств на территории Великой Германии вообще преимуществом для нашего народа как в расовом, так и национальном плане.

Прежде всего стоит уточнить терминологию. Мы ведь желаем различать чужие народные группы (Fremdvolkgruppen) и меньшинства. Применяя понятие «меньшинство» по отношению ко всем чуждым группам, мы этим самым признаём, что это «меньшинство» — ответвившаяся часть от другого народа по ту сторону наших границ. Исходя из этого, мы используем термин «меньшинство» только для чужеродной группы, являющейся частью другого народа, проживающего за пределами границ Рейха, и составляющего большинство, как правило, в своем собственном национальном государстве. К примеру, так речь может идти о словацком меньшинстве в Австрии. Люди, принадлежащие к этому меньшинству, являются подданными Великогерманского Рейха, будучи частью народа, живущим в отдельном государстве.

Касаемо поляков, признать их меньшинством мы больше не можем, в связи с поражением их государства по их же собственной вине. Все иностранные народы, проживающие отдельно на территории Великой Германии, мы обозначаем как чужеродные национальные группы. Их политическая и этническая жизнь регулируется исходя из общих интересов Великогерманского Рейха и не касается иностранных государств и народов. К таким группам иностранных народов, помимо поляков, относятся, например, сорбы, кашубы и мазуры, в то время как чехи в протекторате Богемия-Моравия получили высокую степень государственности в знак признания исторического факта их собственной национальности.

Также чужеродны нам евреи и цыгане. Одни — словно паразиты, другие — выродившийся странствующий народ. Однако, мы ни при каких обстоятельствах не можем признать характер меньшинства у их обоих, и будущая их судьба будет определяться исключительно отдельно от внутренних немецких (innerdeutschen) соображений и потребностей.

Теперь стоит позаботиться о том, чтобы знать и различать возможности политики в отношении чужеродных народов:

Обособление (изоляция) с какой-то вероятной степенью самостоятельности (автономия), Поглощение народа и его расплавление (ассимиляция), 3. Удаление с территории государства (переселение: например, немецко-русский, немецко-балтийский, немецко-румынский договоры) или уничтожение (Vernichtung), например, бывшая польская и чешская политика уничтожения немцев, украинцев, словаков, политика англичан по истреблению иранцев, или французов в отношении бретонцев.

Только в тех случаях, где это устранение представляется возможным, оно должно, как правило, всегда рассматриваться обоими сторонами как лучшее решение, даже если это на первый взгляд будет потом сопряжено со значительными трудностями для определенных лиц. Для нас, национал — социалистов, метод устранения — это исключительно метод эвакуации и переселения, как, например, в настоящее время происходит на некоторых восточных территориях между поляками и евреями с одной стороны и этническими немцами различного происхождения с другой.

Там же, где чужеродная группа проживает из поколения в поколения и с давних времен, и там, где географические и политические причины не допускают её выселения либо переселения, основной задачей немецкой политики по отношению к чужим народам должны стать её четкое обособление, изоляция. Причиной этого является обусловленное мировоззрением признание расовой чужеродности и отличия того или иного чужого народа, а также осознание того, что значимый прирост населения чуждого происхождения не пойдет на пользу ни в расовом и народном плане, ни, в конечном счете, по политическим соображениям. Точно также мы отвергаем укоренившуюся во всех парламентаристских и демократических странах политику ассимиляции чужих народов по мировоззренческим и национально — расовым мотивам.

Мы видим свою задачу в том, чтобы проживающие с нами в Рейхе по историческим, географическим причинам и стечению обстоятельств меньшинства и народные группы продолжали именно самим собой разумеющимся образом честно выполнять свои гражданские обязанности, им для этого уделена, по возможности, степень самостоятельности для сохранения своей народности. Далее, нам необходимо задаться целью биологически держаться на расстоянии от всех групп ненемецкого или схожего происхождения (в том числе и от живущих с нами меньшинств), предотвращая вливания чужой крови и заботясь о том же для граждан, относящихся к ним.

Наши заявления мы обосновываем прежде всего на расово — политических выводах о принципиальном для нас факторе о подлинной или ложной германизации (Umvolkung).

Под этим Umvolkung мы подразумеваем «перехождение» от одного народа к другому, völkisch по своему процессу.

В большинстве своем на ум приходит соответствующая литература, согласно которой Umvolkung (германизация, или, в других случаях — этноморфоз, прим.пер.) вызывается в значительной мере политическими, экономическими, даже индустриальными силами. Ранее и считалось, что политическое или экономическое давление во многом побудит людей перейти от одного народа к другому. Если это представление о политике и экономике как решающей силе существовало бы на законных основаниях, то, в таком случае, например, немцы, проживающие на территории русской Польши до мировой войны, относились бы тогда к русским, ведь они тогда управляли этой территорией. Они формировались в Польше и мало, кто из них «врос» в угнетенный польский народ. В то время как в кайзеровской Австрии — только в Богемии — тысячи немцев стали чехами в течение всей истории. Эти и множество других примеров показывают различия между подлинной и ложной германизацией (этноморфозом).

Подлинная же германизация (Umvolkung)- с привнесенной духовностью — полноценно врастающие в новую нацию 2-е и 3-е поколения людей. Такое возможно лишь для расово близких и равноценных народов. Классический пример этого процесса — далёкие немцам гугеноты Северной Америки и поселенцы, и колонисты фламандско — нидерландского происхождения в Привислинском крае (Weichselgebiet). Мы видим врастание населения в чужую, но расово родственную нацию.

Ложная германизация (Umvolkung) — просто само проникновение в жизнь народа с заимствованием языка, политических тенденций, форм экономики и культуры чужой нации, без осознания духовной опоры своего естества и народа, либо и вовсе неспособность внести что-то собственное, созидательное. Повод здесь — обычно давление или расчёт, повышение своего благосостояния и нужда в средствах, либо чувство неполноценности, сопряжённое со своим национальным равнодушием. Этноморфоз же между чуждыми духовно и расово будет беспрестанно непрочным и ложным. (Пример: негры в США, которым язык германского происхождения стал родным и, конечно, далекие как от одарённости, так и имеющие только налёт духовности германских нравов — евреи, далёкие ото всех народов).

Исходя из этого понимания, мы могли бы и ранее безоговорочно позволять врастать в наш народ всем тем до сих пор чужим, но расово схожим, либо идентичного нам состава народам. Их потомки, равно как и когда — то германские гугеноты, отдавали бы немецкой нации свои лучшие созидательные силы, как это делаем сейчас мы. Многие миллионы немцев, за поколения превратившиеся в Северной Америке в американцев, в большинстве своём безусловно относятся к наиболее культурному-значимому и созидательному слою американцев.

«Фиктивно германизированные» (Umvolkung) с помощью интеллигенции перенимают формы нашей жизни из сфер экономики и политики и не выходят за рамки своих дарований. Само собой разумеется, они могут с пылким чувством относить себя к гражданам Рейха, как сегодня это с одушевлением делают наши евреи. Но они никогда не проявят себя в решающий судьбоносный час народной или политической жизни — как это сделают наши немецкие соотечественники: по -солдатски, по зову духа и души, в лучшем смысле понятий товарищества и боевого соратничества, исходящими из желания добровольного служения по голосу сердца. Нам, при всем этом, не идет на пользу прирост в 150 процентов т. н. тоженемцев (Auchdeutsche) — попутчиков и, возможно, необходимых работников из разных профессий. Но с нашей стороны должны быть установлены критерии, чтобы они соответствовали по своим душевным качествам и характерами надежным представителям нашего народа. Мы должны спросить, несет ли в себе немецкий подданный чужого происхождения — по причине своей расовой предрасположенности — полную осознанность своей личности, а его дети -соответствующие задатки для понимания духовной глубины немецкой культуры, ощущения воинской ценности солдата, ценностей мужественности и женственности. Если человек негерманского происхождения в рамках какого-либо уровня ассимиляции не подходит под наши расовые, народные критерии, то его «вплавление» в немецкий народ — вынужденное или внешне поверхностное — стало бы буквально преступлением против нас и нашего будущего.

Мы желаем сохранить свою германскую национальность, зная, что она сама по себе определяется расовыми чертами: воплощенные в фальском и нордическом типах они являются характерной чертой нашего народа. Представители же других народов, чьи расовые особенности представляют собой другие составляющие, должны остаться жить со своими народностями. Для нас, как и для других народов, они будут обозначать лишь угрозу.

Великое и честное товарищество и дружба, объединяющие нас сегодня с Италией и итальянским народом, никоим образом не были нарушены или даже затронуты итальянской мерой, определяющей браки с неитальянцами, независимо от их происхождения, как принципиально нежелательные. Со своей стороны, мы, напротив, приветствовали этот шаг со стороны союзной Италии, поскольку только при сохранении присущей каждой стране расово-этнической структуры можно обеспечить то, что характерно для неё самой, во всей ее глубине и величии.

Несомненно, нордическо-арийская основа также широко присутствует в итальянском народе и вновь доказывает свою несокрушимую силу не только в итальянской истории, но и в наши дни. Однако, другие элементы также ожили в итальянском народе и сформировали в нём то, что отличает его сегодня в политическом и культурном отношении, — расовые элементы, лишь в малой степени представленные в нашем народе, которому свойственны другие элементы, не свойственные итальянскому народу. Таким образом, насколько оба народа являются расово-родственными за счет нордическо-арийских элементов, настолько же характерно-немецкое остается (в своей сущности) неповторимым и самобытным, как и характерно-итальянское. Стремясь добросовестно сохранить величие и уникальность народа, ни Италия, ни мы не желаем более широких кровных связей.

Если мы хотим избежать более обширных кровных связей между двумя равноправными народами — Германией и Италией, то мы тем более решительно постараемся предотвратить любые легальные и нелегальные связи между немцами и другими народами, в особенности с поляками. Расовый состав поляков существенно отличается от немецкого. Есть несколько элементов и слоев, в которых остатки немецкой крови сохранились в расовом отношении нетронутыми. В массе своей поляков можно охарактеризовать как чуждой народ. Любое проникновение поляков в немецкий народ по расовым причинам окажется ложным, так же как и немецкие элементы на Востоке, ставшие поляками, останутся только ложными поляками.

Однако решающая опасность, которая угрожает нам ввиду ложных народных изменений, особенно со стороны людей польского происхождения, заключается в численном и этико-идейном разрастании и искажении, а также в последующем разрушении нашей собственной расово-этнической основы, нашей творческо-этнической основы и наших творческих духовных сил.

Эта опасность, угрожающая нам в результате ложной репопуляции, уже проявилась в полной мере среди значительной части польского населения Рейнско-Вестфальской промышленной зоны, особенно в годы после мировой войны. Когда в десятилетия огромного подъема крупной промышленности в Рейнско-Вестфальской промышленной зоне потребовались большие массы рабочих и квалифицированных специалистов, политическое мышление того времени, к сожалению, не сумело удержать на немецкой земле многие миллионы искавших в те десятилетия работу немцев, но охотно позволило им эмигрировать, прежде всего в Америку. С другой стороны, из восточных провинций были привезены десятки тысяч примитивных и очень дешево оплачиваемых рабочих, большинство из которых были польского и отчасти мазурского происхождения.

Подавляющая часть этого населения польского и мазурского происхождения была лингвистически полностью германизирована в течение последующих поколений. Лишь несколько тысяч по-прежнему цепляются за этническую польскую ментальность и политические идеи. Хотя сыновья и внуки этого польского населения прошли через немецкие школы и техникумы, как и сыновья немецкого рабочего населения, эта же школа и национальное образование не смогли обучить или воспитать в подавляющем большинстве такие же достижения и тем более такие же склонности характера, как у нас.

Хотя значительная часть этого уже давно германизированного польского населения вела себя особенно патриотично вплоть до мировой войны, именно из этих слоев возникли те беспокойное и революционные идеи и настроения, которые будоражили Рейнско-Вестфальскую промышленную зону вплоть до прихода к власти национал-социализма, возникшего из массы разграбленных и обеспокоенных слоев населения. При наступлении французских оккупационных войск именно эта честь населения, по сути, польского происхождения, сразу же была готова работать на французов и под их контролем на шахтах и других заводах. Большинство народных и государственных предателей тех ужасных лет для Рейнско-Рурской области были выходцами из этих слоев.

Характер рабочих польского происхождения остается «польским», несмотря на сегодняшнюю германизацию. Нет ничего, на что честный шахтер немецкого происхождения жалуется больше, независимо от профессиональной группы, чем на бесхарактерность, отсутствие нрава, порядочности, а также отсутствия товарищества у значительной части рабочих польского происхождения. Даже при большой нехватке квалифицированных рабочих и мастеров, например, бригадиров, долгое время ни один начальник не склонялся к назначению шахтеров польского происхождения бригадирами или мастерами, поскольку отсутствие у них лидерских качеств заставляет их ненавидеть подчиненных немецкого происхождения, когда они подымаются вверх или опускаются на шаг вниз. Кроме того, поступает много жалоб на то, что, после поступления работников польского происхождения, их немецким коллегам приходиться тщательно запирать все свои мелкие личные вещи. Различные расследования также показали значительно более высокий уровень преступности при сравнении между немецким и польским населением Рура.

Из всего этого опыта в Рейнско-Вестфальской промышленной зоне, который может быть существенно дополнен аналогичным опытом в Силезии, Познани и Западной Пруссии, мы знаем, что ложные изменения национального состава означают очень острую опасность для нас и нашего будущего. Однако сегодня, когда в нашем Великогерманском Рейхе живут не только десятки тысяч примитивных иностранцев, таких как поляки, но и сотни тысяч иностранцев в качестве рабочей силы, мы должны быть более чем когда-либо прежде озабочены тем, чтобы предотвратить приток именно таких иностранцев, чье возможное заселение, безусловно, останется лишь ложным. Расовый политик должен со всей серьезностью предостеречь от недооценки значения подлинного и ложного заселения и от переоценки влияния сегодняшнего политического, экономического и культурного баланса сил, особенно в отношении определенных восточных народов.

Иногда высказываемая мысль о том, что именно усиление северных расовых слоев в восточных народах послужит нам на пользу, основана на непонимании и полном незнании процессов, происходящих в популяциях. Это лишь означало бы усиление их шовинистически активных слоев.

Согласно нашему опыту, именно немец зачастую особенно склонен к слиянию с иноземцами. Вряд ли какой-либо другой народ отдал на Восток столько потоков лучшей крови, как немецкий. Каковы же причины готовности бесчисленного множества немцев стать частью чужих народов? Здесь необходимо четко выделить три фактора:

Тяга Немцев к работе. 2. Прежнее отсутствие чего-то, что связывало бы всех нас национально или идеологически.

3. Притягательная сила чуждого церковно-религиозного или национального идеала.

Отдельный немец имеет высокий уровень продуктивности и соответствующую готовность к действиям. Ввиду немецкого духа он чувствует себя обязанным везде, особенно в чужой стране, передавать и распространять свою высшую культуру и быть учителем. К этому добавляется естественная потребность в признании, в достижении чего-либо и уважении; потребность в признании гораздо легче удовлетворить среди менее творческих людей, чем среди людей более высоких стандартов в своем собственном народе. Другим решающим фактором готовности немцев к переселиться к чужим людям является то, что отдельный немец часто обладает высокой степенью внутренней самоуверенности из за нордическо-фальских корней нашего народа и, следовательно, почти не имеет инстинкта осознания и ощущения ценности защиты более широкого общества.

Немец считает, что в первую очередь может обезопасить и защитить сам себя во всем. Этот индивидуализм является, несомненно, расово-обусловленным; его энергия может быть направлена в его собственный народ только путем сильных идей. Многие славяне, особенно поляки, не обладают такой способностью к личной приверженности и уверенности в себе. Это люди, привыкшие кучковаться (не быть людьми масс). Они имеют важнейший для себя инстинкт — поиск защиты в коллективе, в кучке собственного народа. Вот почему поляк гораздо более обеспечен национальной защитой, нежели немец.

Если, несмотря на эту более высокую этническую безопасность в Восточной Германии или в Рейнско-Вестфальской промышленной зоне, десятки тысяч поляков стали немцами как ложное население, то они сохранили расово детерминированную психологическую основу своей этнической природы.

Они остались кучкующимися людьми, и сегодня, в национал-социалистической Германии, путают высокие идеи общности, сотрудничества и товарищества, соответствующие для нас, с тем, что они сами понимают под этим ввиду своего кучкования и коллективного мышления. Духовная глубина и возвышенность национал-социализма, ведущего корни в народе, навсегда останутся для них закрытыми. Тем не менее, немец в своей немецкости находится под угрозой даже в приграничных зонах с иноземцами из-за своего стремления к достижению и признанию, а также из-за своего стремления быть учителем и вынужденным помогать повсюду, поскольку он всегда строит свое собственное пространство и, таким образом, легче разрывает этнические связи. Глубоко ошибочно полагать, что национал-социалистическое мировоззрение и созданный на его основе Великогерманский Рейх были достаточными, чтобы окончательно обезопасить немцев в их столкновении с другими народами, в том числе и психологически.

Мы знаем из истории, что германские народы могут быть связаны только великими идеями. Необходимо позволить могущественной силе производительности, дремлющей в отдельных людях, влиться в их собственный народ таким образом, чтобы они не только развили расцветшую культуру, но и крепко обезопасили империю.

Для сохранения германских народов жизненно важны два идеала:

Во-первых, национальный идеал, который находит реализацию общей народной жизни в германской идее Рейха, и второй, столь же необходимый идеал, жизненный идеал, который выводит форму индивидуального жизненного поведения из правильной стилевой структуры. Наша конечная цель должна заключаться в том, дабы эти два идеала, национальный идеал и идеал жизни, настолько возвышались над огромной нордическо-германской волей к достижению и великой творческой силой нашего народа, чтобы немецкий народ, сам по себе стремящийся к высокой степени независимости, самостоятельно нес свои достижения и своё стремление к жизни в национальное общество и Рейх, видя в этом не только свой долг, но и наивысшую честь. Мы допустили бы серьезные ошибки, если бы пожелали замедлить нашу производительность и творческие силы. Мы должны самостоятельно попытаться заставить их действовать исключительно в рамках нашего собственного народа.

Но также нельзя сказать, что национал-социализм дал нам эту безопасность. Национал-социализм, во всем своем величии и глубине, является подходящим для нас мировоззрением, из которого, однако, сначала должна быть создана политическая реальность, обеспечивающая и направляющая нашу жизнь. Именно из мировоззрения рождается великий национальный идеал, который наш фюрер воплотил в реальность сегодня: Великогерманский рейх, исполненное желание веков, тысячелетий германских народов.

Но сила и мощь идей Великогерманского Рейха, нашей германской нации, сама по себе не способна окончательно закрепить отдельного немца в немецком народе. Власть Великогерманского Рейха никогда не сможет определить или разрушить идеи других людей. При этом одна только мощь нашей империи не сможет вызвать у других народов полного доверия к нашему народу и его лидеру, поскольку мощь государства еще не затрагивает в корне идеи других народов и их миропредставления. Решающим фактором в определении того, как в будущем будут вести себя по отношению к нам наши пограничные народы и группы иностранных народов, а также народы за пределами наших границ, является не только форма и выражение жизненной силы нашего Рейха, но также стиль и форма личного образа жизни человека.

В личном противостоянии отдельного немца и иноземца, по крайней мере эмоционально — оценивается внутренняя сила нашего народа и его дальнейший путь в будущее. Отношение и расположение каждого немца при встрече с иностранными этническими группами должны соответствовать чести и величию нашего Рейха.

Не только за границей, но и иностранцы, которые приезжают работать или живут в наших краях, с нетерпением ждут, чтобы увидеть, как отдельный немец теперь будет жить в размерах Рейха. Иностранец хорошо чувствует, основаны ли внешний вид и поведение отдельных немецких людей на здравой естественной гордости, на чувстве долга и хозяйственности или на пустых предположениях.

Иностранец вскоре почувствует, является ли величие нашего Рейха не только порожденным или созданным силами интеллекта, но и соответствует ли оно величию менталитета и характера самого его народа. Решающей предпосылкой любой внешней политики является не только осуществление и планирование наилучших возможных мер, но, прежде всего, это зависит от того, как отдельный немец понимает смысл и воплощает в жизнь идею нашей политики в отношении иностранных граждан.

Если мы говорим, что немцу сегодня не нужно считаться и прислушиваться к мнению других народов, то это должно быть не только в области интеллектуальных достижений и полноты власти, но прежде всего наша собственная духовная природа и вытекающие из нее формы жизни должны стать настолько уверенными в себе и соответствующими нашей природе, чтобы, исходя из духовной установки и силы, мы нашли и закрепили в жизненном идеале свой собственный народно-немецкий путь.

По этим меркам в будущем будет невозможно привлечь инородцев в наш народ, поскольку они не могут и не смогут, в силу своего инакомыслия, сформировать то величие и глубину отношения к жизни, к которому мы стремимся, как в плане национального идеала, так и уровня жизни. Поэтому принцип нашей политики в отношении иностранных народов заключается в том, что мы никогда не будем без разбора впускать иностранцев в нашу страну, что мы не знаем всеобщей ассимиляции, подобно Франции, однако, в отдельных случаях мы допускаем желающих по выбору. В этих случаях речь будет идти в основном о тех желающих, чьи родители или предки так или иначе имеют немецкое происхождение и, как некоторые полонизированные слои немцев в старой Польше, сегодня ищут пути возвращения к народу своих предков.

Эти желающие, в основном, люди немецкого происхождения, вряд ли будут побуждены к воссоединению с немецким народом только лишь силой Великогерманского Рейха, но в решающей степени идеологическим содержанием мировоззреня и вытекающим из него жизненным идеалом. Однако совершенно необходимо, чтобы отдельный немец, который контактирует с иностранцами, не только осознавал величие Рейха в своем знании и понимании, но и демонстрировал величие Рейха своим личным поведением, характером, внешним видом, уверенной гордостью способного человека.

Таким образом, для необходимой безопасности иностранных народов и их культуры в немецком народе должен ожить национальный идеал и идеал жизни. Глубокие основы для этих двух, жизненно необходимых для окончательного обеспечения германского народа идей, дает нам мировоззрение национал-социализма: национальный идеал, мощь и величие германского Рейха в её сегодняшней громадной реальности: это затрагивает немца в его отношении к народу и нации. Но жизненный идеал направляет личную жизнь человека, соответствует стилю и образу жизни в семье и роду, выстраивает первичные человеческие отношения между мужчиной и женщиной на основе германо-немецкой этики, соответствующей нашему виду.

Из этих основ жизни, уходящих корнями в род и семью, в родину и народ, вырастают неписаные этические законы, которые регулируют и направляют жизнь человека в этническом сообществе. Честь как высшая ступень, честь рода и женщины, подлинный идеал мужественности, чувство долга, верность товариществу и доверию, духовное самообладание, не зависящие от школьных знаний или сословия: все это должно формировать тот душевно-творческий образ мыслей и позицию, которые заставляют каждого немца чувствовать себя представителем своей национальности и тем самым позволяют защитить себя при контакте с иностранцами и инородцами.

Народы, с которыми мы хотим и должны жить вместе, начнут приближаться к могущественному Великому Германскому Рейху только тогда, когда он начнет служить примером политического и индивидуального идеала жизни, определяемого нацией. Поскольку национал-социализм не является «экспортным товаром», мы должны быть убеждены в воздействии зарождающегося идеала жизни, уходящего корнями в германскую этику. Любая политика великой державы должна быть защищена воспитанием нашего собственного народа в глубоком знании законов жизни, как биологических, так и политических, которые привели нас к величию, и должна быть обеспечена путем идеологического воспитания нашего народа, несокрушимости души и характера.