Внешняя политика Советского Союза после Второй мировой войны

На фоне внутренних трудностей СССР росла международная напряжённость. Заметно охлаждались отношения с союзниками. Сталинский СССР и западные демократии были слишком разными, и противостояние нацистской агрессии лишь на время смогло объединить их в замысловатый союз. Сложные дипломатические переговоры показывали, что послевоенный передел мира чреват новыми конфликтами. Однако страна была слишком слаба, чтобы безоглядно погружаться в эти конфликты. Атомная монополия США нервировала, и на её преодоление выделялись огромные средства..

Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), председатель СНК. Автор съёмки не уточнён Аннотация: Портрет И.В. Сталина. Сост. В.П. Долматов. Сталин. Июнь 1941-май 1945. Документы и фотографии. М.:ИД "Достоинство", 2010.С. 213; Сост. В.П. Долматов. Сталин. Судьба и эпоха в фотографиях и документах. М.:ИД "Достоинство", 2011. С. 179; Шифр: РГАКФД. В-3574 ч/б. Источник поступления:Фотохроника ТАСС. Дата съёмки: 1947 г..

29 августа 1949 г. в СССР на полигоне под Семипалатинском был произведён первый испытательный взрыв атомной бомбы. На её производство были брошены огромные силы. Сталинская система вновь подтвердила свою способность при помощи беспощадной мобилизации ресурсов решать приоритетные военные задачи. Символичной была фигура куратора советского атомного проекта Л.П. Берии. Он имел репутацию жёсткого и решительного деятеля, в его ведении, по сути, находилась вся система ГУЛАГа. Испытания атомной бомбы для Берии могли обернуться как звёздным часом, так и завершением карьеры и даже жизни. Позже, после смерти Сталина, Берия вспоминал, что на полигон в Казахстан он уехал в «подавленном настроении». Однако всё прошло успешно.

Овладение атомом, несмотря на огромное значение этого события для укрепления военной мощи СССР, вряд ли вскружило Сталину голову. Скорее всего, он трезво оценивал как сравнительно ограниченные возможности применения советского ядерного оружия, так и реальный расклад сил в мире. Западные державы демонстрировали решительность в противостоянии советскому блоку и увеличивали свой уже значительный военный потенциал. Сталин не мог полагаться только на силу. В области внешней политики в гораздо большей мере, чем внутри страны, он проявлял осторожность и прагматизм. «В области политической послевоенный период ознаменовался образованием двух лагерей — лагеря агрессивного, антидемократического во главе с США и лагеря миролюбивого, демократического. За это время в капиталистическом мире сложился в лице США новый центр реакции и агрессии, откуда исходит теперь основная угроза делу мира, делу свободы и национальной независимости народов. Перед лицом этой опасности миролюбивые силы поднялись во всех странах на решительную борьбу в защиту мира и национальной независимости своих стран» — так охарактеризовал формирование международной обстановки после второй мировой войны секретарь ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков в 1952 г. в докладе на XIX съезде партии.

Корни оценки, данной докладчиком, тянутся к 1943 г. Переговоры лидеров «большой тройки» в Тегеране, проходившие в духе доброго сотрудничества, определённого военным союзом, принесли Советскому Союзу значительный дипломатический успех. Под сенью успехов военных открывалась возможность после приближавшейся победы утверждать своё влияние в новой Европе. На Ялтинской конференции были обсуждены конкретные варианты такой политики.

Записка У. Черчилля, написанная в Кремле 9 октября 1944 года, с разделением сфер влияния на Балканах. Национальный архив, Великобритания. Пометка синим карандашом И.В. Сталина. Национальный архив, Великобритания.

О предельном прагматизме, царившем во время обсуждения судеб стран и народов, свидетельствует знаменитая «записка Черчилля» (в некоторых публикациях «салфетка Черчилля») – проект разделения сфер влияния на Балканах и в Юго-Восточной Европе, который британский премьер набросал на ¼ листа бумаги во время Московских переговоров со Сталиным 9 октября 1944 года. «Я передал этот листок Сталину, – вспоминал Черчилль. – Наступила небольшая пауза. Затем он взял синий карандаш и, поставив на листке большую птичку, вернул его мне... Исписанный карандашом листок бумаги лежал в центре стола. Наконец я сказал: «Не покажется ли несколько циничным, что мы решили эти вопросы, имеющие жизненно важное значение для миллионов людей, как бы экспромтом? Давайте сожжем эту бумажку». «Нет, оставьте её себе», – сказал Сталин».

В феврале 1945 года в Ялте Сталин во второй раз за время войны встретился с руководителями союзных западных держав. Советские войска в тот момент находились в ста километрах от Берлина, они были и в Юго-Восточной Европе, и в Польше. Такое благоприятное военное положение должным образом усиливало вес слов Верховного Главнокомандующего. Как заметил английский министр иностранных дел Иден, «один Сталин знает точно, чего он хочет, и он является жёстким партнёром по переговорам». На встрече решался вопрос о послевоенном статусе Германии и о создании ООН. После долгих дискуссий были определены восточные границы Польши. Вырисовывались контуры нового устройства в Европе.

Летом 1945 года на Потсдамской конференции руководителей держав-победительниц уже разделяли заметные противоречия относительно будущего Германии, судьбы её бывших союзников в Европе. Черчилль считал, что в странах, освобождённых Советской Армией, отсутствуют основные демократические институты, в ответ Сталин выдвинул возражения в связи с обстановкой, сложившейся в Греции после английского вмешательства. Стремясь предотвратить приход коммунистов к власти, англичане начали уничтожать греческих партизан. Политика раздела Европы на зоны влияния стала получать реальное оформление...

Новая американская администрация, во главе которой стоял уже не Рузвельт, а агрессивный по своим намерениям Трумэн, обладала атомной бомбой, что существенно изменило направленность внешней политики Соединенных Штатов. Были приостановлены поставки в СССР по системе ленд-лиза, действовавшей во время войны. Участие США в послевоенном восстановлении Советского Союза обусловливалось политическими требованиями. Реакцией Сталина были недоверие и подозрительность по отношению к западным державам. Со стороны Запада он ощущал угрозу. Сталин недооценил экономические возможности Соединённых Штатов и Западной Европы, поскольку всё ещё мыслил категориями общего кризиса капитализма, что, естественно, предполагало возможность внезапного экономического краха. Однако он принял меры по ускорению разработки советской атомной бомбы. Вновь утвердилось мнение о том, что Советский Союз представляет из себя осаждённую крепость, то есть возродилась та политика, которая 20 лет тому назад была одним из «объективных» оправданий многих внутренних деформаций и искривлений.

Отвечая на речь Черчилля в Фултоне в 1946 г., в которой провозглашался враждебный в отношении СССР политический курс, Сталин сформулировал новую линию во внешней политике, более жёсткую, более конфронтационную по духу. Все это вместе привело к началу так называемой «холодной войны».

Сессия Совета министров иностранных дел великих держав, состоявшаяся в марте — апреле 1947 г. в Москве, выявила между бывшими союзниками острые противоречия в отношении Германии. В это время президент Соединённых Штатов провозгласил «доктрину Трумэна», в соответствии с которой он взял на себя обязательство по защите «свободного мира». Доктрина была направлена против Советского Союза, который представлялся как инициатор возможных коммунистических переворотов в западных странах. Вскоре после этого американцы объявили о «плане Маршалла», программе «восстановления и развития» европейских стран.

Для Сталина взаимосвязь между этими двумя американскими инициативами была вполне ощутимой. Со своей стороны он отказался от участия Советского Союза в «плане Маршалла» и склонил к такому же отказу руководителей восточноевропейских стран, на территории которых находились советские войска. Этот шаг не потребовал от него больших усилий. Отказ от участия в «плане Маршалла» не имел большого значения, потому что, как пишет А. Ноув, «ретроспективно мы можем с уверенностью утверждать, что американский конгресс вряд ли принял бы „план Маршалла“, если бы он не был представлен как средство борьбы против коммунизма. Это означает, что если бы Молотов согласился на „план Маршалла“, то причинил бы тактические трудности Вашингтону, поскольку маловероятно, что Советскому Союзу выделили бы помощь. Москва на эти и другие проявления „холодной войны“ отреагировала тем, что еще сильнее натянула вожжи политических систем тех стран, которые всё больше становились от неё зависимыми». В то же время следует отметить, что не только на политику Сталина, но и на всё развитие Советского Союза влияла международная обстановка, то есть внешний фактор"..

Страны Европы

В восьми освобождённых государствах Восточной Европы были установлены просоветские режимы, с 1955 г. составившие Организацию Варшавского Договора.

"Судьба стран — бывших союзников Германии, её сателлитов определялась с развитием углублявшихся конфликтов между державами-победительницами. Положение этих стран в течение трёх лет после войны постепенно менялось. В дни победы Сталин в примирительном и уступчивом тоне сформулировал политику Советского Союза в отношении указанных стран. Главная цель состояла тогда в том, чтобы оторвать бывших сателлитов от Германии, поэтому он предлагал не месть, а политику облегчения положения этих стран"..

«Что касается „соцлагеря“, то в 1949—1952 гг. никто не думал в Восточной Европе строить социализм. И.В. Сталин называл восточноевропейские государства не „странами социалистического лагеря“, а „странами народной демократии“, и считал, что в них должна быть многопартийная политическая система, свободные выборы в парламент и так далее. И.В. Сталину нужен был просто промежуток между потенциальным врагом на Западе и Советским союзом, чтобы не повторилось 22 июня, вот и всё. А то, что Хрущёв и прочие сделали в Восточной Европе, это уже совсем другое. На мой взгляд, в период, когда Сталин руководил СССР, у нас не было промахов ни в экономике, ни во внешней политике», говорит д.и.н. Ю.Н. Жуков.

"Общественные реформы, начатые в этих государствах, сначала развивались постепенно. Влияние и политический вес коммунистов, вошедших в правительства, значительно превосходили их пропорциональное представительство в политической жизни. Отдельные руководители коммунистических партий, как, например, Димитров в Болгарии или Гомулка в Польше, придерживались мнения, что страны сами должны определять специфику своего продвижения к социализму.

С точки зрения политического устройства это означало — в отличие от советской модели — многопартийную систему и парламентскую демократию, естественно, при ведущей роли коммунистов. Первоначальный опыт такого развития Сталин оценивал положительно. Однако в первые месяцы 1947 года обстановка начала коренным образом меняться. Социал-демократические партии были растворены внутри коммунистических партий, буржуазные партии постепенно удалены из парламентов и ликвидированы. В то же время, на Западе коммунистов начали изгонять из состава правительств. «Холодная война» стала реальной действительностью"..

"В 1946 г. Сталин в беседах с зарубежными политическими лидерами и интервью неоднократно подчёркивал некоторые сущностные черты мирного перехода к социализму, «национального пути». Во время встречи с К. Готвальдом в июле 1946 г. Сталин назвал те страны (Югославия, Болгария, Чехословакия, Польша), в которых, по его мнению, был возможен свой, особый путь к социализму. Этот путь не требовал «введения» советской системы и диктатуры пролетариата. «Наш путь был краткий, быстрый и стоил много крови и жертв. Если вы можете это обойти, — обойдите, — говорил Сталин. — Ту цену крови и жертв, которую нужно было принести, уже принесла Красная Армия». Возможность отказа при продвижении к социализму от основных, наиболее одиозных постулатов коммунистической доктрины, Сталин констатировал в интервью газете «Дейли Геральд» в августе 1946 г. Советский лидер указал на опыт английского, «парламентского», социализма, особо подчеркнув его мирный характер. «Русский путь был короче, но труднее, сопровождался кровопролитием...», в то время как английский путь — это «более длительный процесс», — говорил Сталин..

Но, пожалуй, наиболее детальную и развернутую характеристику строя новой демократии как «национального пути» к социализму Сталин дал в беседе 23 мая 1946 г. с польскими лидерами коммунистом Б. Берутом и социалистом Э. Осубка-Моравским. «В Польше нет диктатуры пролетариата, и она там не нужна, — говорил Сталин. — У нас были сильные противники, мы [в России] должны были свалить трёх китов — царя, помещиков и довольно сильный, разбавленный иностранцами класс русских капиталистов. Для того чтобы одолеть эти силы, нужна была власть, опирающаяся на насилие, то есть диктатура. У вас положение совершенно иное. Ваши капиталисты и помещики в такой степени скомпрометировали себя связями с немцами, что их удалось смять без особого труда. Патриотизма они не проявили. Этого "греха" за ними не водилось. Несомненно, что удалить капиталистов и помещиков в Польше помогла Красная Армия. Вот почему у вас нет базы для диктатуры пролетариата. Строй, установленный в Польше. это демократия, это новый тип демократии. Он не имеет прецедента. Ни бельгийская, ни английская, ни французская демократия не могут браться вами в качестве примера и образца. Ваша демократия особая... Демократия, которая установилась у вас я Польше, в Югославии и отчасти в Чехословакии, это демократия, которая приближает Вас к социализму без необходимости установления диктатуры пролетариата и советского строя... Вам не нужна диктатура пролетариата, потому что в нынешних условиях, когда крупная промышленность национализирована и с политической арены исчезли классы крупных капиталистов и помещиков, достаточно создать соответствующий режим в промышленности, поднять её. Снизить цены и дать населению больше товаров широкого потребления, и положение в стране стабилизируется. Количество недовольных новым демократическим строем будет всё уменьшаться. и Вы приблизитесь к социализму без кровавой борьбы. Новая демократия, установившаяся в Польше... является спасением для неё... Режим, установленный ныне в Польше, обеспечивает ей максимум независимости и создает все необходимые условия для процветания без эксплуатации трудящихся. Этот режим стоит сохранить»..

Снова к этому вопросу И.В. Сталин вернулся в беседе с лидерами ППС Э. Осубка-Моравским, Ст. Швальбе и Ю. Циранкевичем 19 августа 1946 г. «Должна ли Польша пойти по пути установления диктатуры пролетариата?» — Спрашивал Сталин. И тут же отвечал: «Нет, не должна. Такой необходимости нет. Более того, это было бы вредно. Перед Польшей, как и перед другими странами Восточной Европы, в результате этой войны открылся другой, более лёгкий, стоящий меньше крови, путь развития — путь социально-экономических реформ. В результате войны в Югославии, Польше, Чехословакии, Болгарии и других странах Восточной Европы возникла новая демократия, совершенно отличная от демократий, установленных в некоторых странах прежде. Если говорить, например, об английской демократии или даже демократии Франции, где 200 семейств по-прежнему вершат судьбы страны, то это один тип демократии». «Товарищ Сталин, — указывалось далее в записи беседы, — называет такой тип демократии политической демократией, которая и после этой войны не затронула экономических основ государства. Что же касается демократии, возникшей в странах Восточной части Европы, в том числе в Польше, то это иной, совершенно отличный тип демократии. Это, как говорит товарищ Сталин, более комплексная демократия. Она затронула как политическую, так и экономическую жизнь страны. Эта демократия совершила экономические преобразования. Так, например, в Польше новое демократическое правительство осуществило аграрную реформу и национализацию крупной промышленности, а это вполне достаточная база для того, чтобы без диктатуры пролетариата двигаться по пути дальнейшего развития в сторону социализма. В результате этой войны изменился облик коммунистических партий, изменились их программы. Резкая грань, существовавшая ранее между коммунистами и социалистами, постепенно стирается. Об этом говорит, например, факт слияния в единую партию коммунистической и социал-демократической партий Германии... В программе объединённой партии Германии не фигурирует диктатура пролетариата... Но значит ли это, что демократические правительства стран, где нет диктатуры пролетариата и которые идут к социализму по пути реформ, не должны решительно бороться против атакующей их реакции? Нет, не значит. Демократические преобразования, социально-экономические реформы, проведённые в странах Восточной Европы, в том числе в Польше, надо уметь отстоять до конца»..

Говоря о будущем советско-польских отношений вечером 9 августа 1944 г. И.В. Сталин сказал на встрече с польской делегацией в Москве премьеру Польши в эмиграции С. Миколайчику: "Миколайчик говорит, что, как он понимает, Маршал Сталин хотел бы, чтобы польское правительство было демократичным.

Тов. Сталин заявляет, что это правильно.

Миколайчик говорит, что Маршал Сталин сказал, что Польша полевела. Но, как он, Миколайчик, понимает, это не означает, что Польша должна быть коммунистической. Он понимает эти слова в том смысле, что все демократические партии в Польше должны протянуть друг другу руку.

Тов. Сталин говорит, что именно так он это и понимает...

Тов. Сталин заявляет, что основой нашей политики является союз с Польшей. Необходимо, чтобы поляки поверили, что руководители нынешней России не те, что были при царском правительстве. Руководители тогдашней России хотели покорить Польшу. Наших политиков часто смешивают с царскими политиками. Это неправильно. У нас нет политики покорения каких-либо славянских народов. В этом смысле мы против славянофильства, которое предполагает, что Россия должна быть во главе славянских народов и что эти славянские народы должны быть угнетаемы Россией. Мы признаём равенство прав славянских народов. Если польские руководители поймут, что советские руководители хотят установить дружбу между польским и советским народами и повернуть в этом смысле историю, то это будет хорошо. Но он, тов. Сталин, думает, что нынешние польские деятели не верят этому, так как представители польского правительства, находящиеся в Польше, заявляют польскому населению, что немцы-угнетатели уходят, а приходят новые угнетатели — русские.

Миколайчик заявляет, что Маршал Сталин имеет возможность завоевать сердца польского народа.

Тов. Сталин говорит, что польский народ не должен идти за Советским Союзом. Он должен идти вместе с Советским Союзом. У польского народа свой путь, и у Советского Союза тоже свой путь. СССР не хочет, чтобы им руководила Польша. Польша не должна этого делать. Нужно, чтобы СССР и Польша шли вместе против общего врага — немцев, оказывая друг другу политическую, военную и экономическую помощь. Если у Польши будет существовать союз с Советским Союзом, то никакие опасности не будут страшны. Польша должна иметь также союз с Англией, Францией и США.

Миколайчик благодарит тов. Сталина за эти слова в отношении Польши. Он заявляет, что у Польши нет намерения навязывать что-либо Советскому Союзу.

Тов. Сталин отвечает, что мы не можем и не должны навязывать что-либо друг другу"..

Что касается Германии, то исключительность ситуации в этой стране, в том числе и прежде всего внешнеполитической, определили абсолютно иной подход и взгляд советского руководства на перспективы её развития. Эмоциональная сталинская оценка, прозвучавшая во время беседы с Миколайчиком 9 августа 1944 г. («Миколайчик говорит, что перед отъездом из Лондона он читал показания пленных немцев. Один немецкий офицер заявил в своих показаниях, что Германия найдёт себе спасение в коммунистическом строе.

Тов. Сталин замечает, что Германии коммунизм подходит так же, как корове седло».), трансформировалась в конце 1948 г. в чёткую инструкцию, предназначенную немецким коммунистам.

18 декабря 1948 г. на встрече с В. Пиком, О. Гротеволем, В. Ульбрихтом и Ф. Эльснером Сталин заявил: «Путь к народной демократии ещё преждевременен. Надо подождать... В Германии обстановка сложная, надо идти к социализму не прямо, а зигзагами. В этом своеобразие задачи. Если же вы будете проводить в жизнь положения народной демократии, то коалиция развалится... Условия в Германии тяжёлые, и они диктуют более осторожную политику». (Примечательно, что в качестве синонима понятия «осторожная политика» советский лидер использовал определение «оппортунистическая политика» и шутя заметил, что «на старости лет стал оппортунистом».

Иными словами, очевидно, что летом—осенью 1946 г. Москва и лично Сталин продолжали рассматривать народно-демократическую модель как долговременную и не исчерпавшую к тому времени ещё своего позитивного потенциала"..

И.В. Сталин и его команда критиковали те компартии Восточной Европы, которые, пользуясь присутствием советских войск и растерянностью других политических партий, стремились захватить возможно больше руководящих постов, не сообразуясь ни с опытом своих назначенцев, ни с социально-экономическими потребностями страны. В беседе с Г. Георгиу-Деж 10 февраля 1947 г. И.В. Сталин говорил: «В Румынии коммунисты взяли на себя самые ответственные и трудные посты в румынской экономике. Им казалось, что они эти посты отвоевали у буржуазии, а фактически румынская буржуазия сознательно передала им эти министерства, ибо знала трудности и желала скомпрометировать коммунистов».

В начале 1950-х гг. советские дипломаты выдвинули план по созданию единой Германии с условием, что новая единая Германия получит внеблоковый статус и станет нейтральной страной и буфером между советской сферой и влияния и западной. Для достижения этой цели И.В. Сталин с советской делегацией был готов приехать в Париж для встречи с лидерами США и Великобритании. Над проектом "мартовской ноты", в англосаксонской литературе именуется "нота Сталина", по Германии советские дипломаты работали с 1951 г.

В советской ноте от 10 марта 1952 г., опубликованной в газете "Правда" 11 марта, (вторая последовала в апреле 1952 г.) было предложено создать нейтральную объединённую Германию и провести свободные выборы. Само собой, что эта инициатива не только была одобрена И.В. Сталиным, но именно от И.В. Сталина и исходила. Но Запад никак на это не отреагировал, потому что ему была нужна именно милитаризованная и антисоветская отдельная Германия в составе НАТО, а никак не нейтральная и единая Германия.

10 января 1947 г. И.В. Сталин встречается с начальником имперского генерального штаба Великобритании фельдмаршалом Б.Л. Монтгомери; 17 марта принимает министра иностранных дел Франции Жоржа Бидо; 24 марта — министра иностранных дел Великобритании Эрнста Бевина.

Конфликт с Югославией

Обложка книги

Реальная угроза вооружённой агрессии со стороны Италии или Германии, заставило югославское правительство искать стратегическую опору в Советском Союзе, который предпринимал все возможные усилия, чтобы воспрепятствовать германскому наступлению на Балканы.

Обложка книги

И хотя поражение Югославии в апреле 1941 г. привело к временному перерыву во взаимоотношениях между странами, нападение Германии на Советский Союз сделало их верными союзниками в Второй мировой войне

Иосип Броз Тито подписывает советско-югославский договор о дружбе и взаимной помощи. 11 апреля 1945 г.

В 1948-1949 гг. произошёл острый двусторонний конфликт между СССР и Югославией, который привёл к разрыву межгосударственных отношений между странами, заявившими после Второй мировой войны о строительстве социализма. Одной из главных причин этого разрыва стало недовольство советских руководителей и лично И.В. Сталина усилением самостоятельности Коммунистической партии Югославии (КПЮ) и её вождя Иосипа Броз Тито, вмешательство КПЮ в дела других балканских компартий, в первую очередь греческой, стремление Тито с соратниками упрочить своё влияние в социалистическом лагере.

Охлаждение в отношениях между И.В. Сталиным и И.Б. Тито началось уже осенью 1947 г., после того как Югославия и Болгария заключили договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи, не согласовав его с СССР. Данное решение вызвало большое недовольство советских руководителей, и 27 марта 1948 г. ЦК ВКП(б) отправил письмо за подписью И.В. Сталина и В.М. Молотова компартиям - членам Информационного бюро коммунистических и рабочих партий (Информбюро) с критикой действий югославских коммунистов, не уведомив об этом ЦК КПЮ. Тито воспринял это как оскорбление ЦК и всей партии и отказался совершать уже намеченный визит в Москву. Это письмо стало точкой невозврата в развитии советско-югославского конфликта..

В сложной международной обстановке Сталин, считая необходимым проявлять должную осторожность и осмотрительность, болезненно реагировал на несогласованность в международных делах, не скрывая своего недовольства, когда Советское государство, как казалось Сталину, ставилось перед свершившимися фактами. Так, например, 2 августа было опубликовано в Югославии и Болгарии сообщение о заключении Договора о взаимной помощи, дружбе и сотрудничестве. Причем Димитров заявил: «Этот договор будет бессрочным». Узнав об этом, Сталин послал Тито телеграмму: «...Советское правительство считает, что оба правительства допустили ошибку, заключив пакт, к тому же бессрочный, до вступления в силу мирного договора, несмотря на предупреждение Советского правительства. Советское правительство считает, что своей торопливостью оба правительства облегчили дело реакционных англо-американских элементов, дав им лишний повод усилить военную интервенцию в греческие и турецкие дела против Югославии и Болгарии...»

Для корректировки понимания международных вопросов решили провести трехсторонние переговоры в Москве. Молотов послал приглашения Тито и Димитрову с просьбой прибыть не позже 8—10 февраля. Тито в Москву не поехал, сославшись на плохое самочувствие. Вместо него прибыли Э. Кардель, М. Джилас и В. Попович. От Болгарии приехали Г. Димитров, В. Коларов и Т. Костов. Встреча со Сталиным состоялась 10 февраля в его кабинете, открыл ее Молотов. Когда он делал общий анализ причин, вынудивших к этой встрече, Сталин прервал его и сказал: — А всё, что Димитров говорит, что говорит Тито, за границей воспринимается как сказанное с нашего ведома. Димитров пытался объяснить, что Югославия и Болгария не обнародовали в Бледе текст договора, а только коммюнике, в котором говорилось, что достигнуто согласие между двумя странами о необходимости заключить такой договор. Затем он добавил, что Болгария, переживающая большие экономические трудности, не может развиваться без сотрудничества с другими странами. Но Сталин, обращаясь к Димитрову, заявил: — Вы зарвались, как комсомолец. Вы хотели удивить мир — как будто вы всё ещё секретарь Коминтерна. Вы и югославы ничего не сообщаете о своих делах, мы обо всем узнаём на улице. Вы ставите нас перед свершившимися фактами!

Кардель поддержал Димитрова: — Возможно, с болгаро-югославским договором была проявлена спешка, но его проект был своевременно направлен Советскому правительству, со стороны которого не последовало никаких замечаний, кроме предложения (которое было принято) заключить такой договор не «на вечные времена», как предусматривалось в первоначальном варианте, а на 20 лет с правом продления. Поэтому я не вижу каких бы то ни было расхождений в политике между Югославией и СССР.

Сталин возразил: — Ерунда! Расхождения есть, и глубокие! Что вы скажете насчёт Албании? Вы вообще не консультировались с нами в отношении ввода своих войск в Албанию.

Кардель оправдывался: — На это есть согласие правительства Албании.

Сталин вновь прервал его: — Факт остаётся фактом, что вы с нами нe проконсультировались по вопросу направления югославских дивизий в Албанию. Это могло бы привести к серьёзным международным осложнениям!. В результате этих переговоров в Москве было подписано соглашение «О консультациях по внешнеполитическим вопросам».

"Под влиянием новой международной обстановки в Восточной Европе произошло общее копирование советской политической системы. В 1948 г. неожиданно возникли осложнения в отношениях между СССР и Югославией, хотя раньше эта страна рассматривалась в качестве надёжного союзника. Именно в этой восточноевропейской стране руководство компартии было самым крепким. После победы в партизанской войне оно пользовалось наиболее широкой поддержкой масс. Лидеры югославских коммунистов только в определенных пределах допускали опекунство со стороны Сталина. Для компартии Югославии с самого начала было характерно стремление к самостоятельности. Лидеры югославских коммунистов, например, отказались повторять сталинский путь коллективизации сельского хозяйства. Этому отнюдь не противоречит, более того, даже является интересным нюансом то, что югославы больше всех в этом регионе склонялись к наиболее полному восприятию советской модели, советского опыта. Руководители югославских коммунистов предприняли первые самостоятельные шаги с целью укрепления монополии власти компартии. Руководители Югославии хотели стать хозяевами собственной судьбы, поэтому особенно остро реагировали на любую попытку советского контроля над их внутренней политикой и надзора за экономикой. Они протестовали против действий советских органов госбезопасности. Все это, естественно, не могло вызвать одобрения Сталина. Он отклонил план Димитрова и Тито, направленный на формирование союза двух стран. Стремление к самостоятельности могло служить плохим примером для других. В то время, по мнению Сталина, требовалось сильнее сплотить ряды. Однако такое сплочение в большинстве стран народной демократии сопровождалось и практикой копирования сталинских судебных процессов. Затем наступила очередь механического заимствования всей структуры советского развития.

В июне 1948 г. произошёл открытый разрыв с Югославией. Югославия была исключена из Коминформа. Тито и его окружение были обвинены в предательстве и сотрудничестве и империализмом. Была развернута кампания клеветы против Югославии, охватившая всю Восточную Европу. В адрес Югославии неслись проклятия и угрозы. Однако это не принесло желаемого Сталиным результата. Тито устоял, а Сталин потерпел первое политическое поражение в такой борьбе, где ему противостоял политик-коммунист"..

С целью «воспитания» югославских коммунистов было решено созвать совещание Информбюро. Оно состоялось близ Бухареста в июне 1948 г. с повесткой дня «О положении в КП Югославии». Доклад Жданова на этом совещании отредактировал Сталин. Были в нём очень резкие выражения: «Их методы из арсенала троцкизма», «В компартии... позорный турецкий террористический режим», «Мы располагаем данными, что Тито — иностранный шпион». В резолюции совещания, которую одобрили её участники (от Югославии представителей не было), Югославию отлучали от социализма. Рекомендовалось изгнать из КПЮ перерожденцев, выдвинуть новые здоровые силы, верные марксизму-ленинизму. Компартии почти всех стран поддержали резолюцию Информбюро. Югославия оказалась в международной изоляции.

29 июня 1948 г. Информбюро в составе представителей коммунистических партий СССР, Болгарии, Румынии, Венгрии, Польши, Франции, Чехословакии и Италии по итогам встречи в Бухаресте приняло резолюцию о положении в КПЮ. Лидеры КПЮ во главе с Тито обвинялись в национализме, отходе от принципов марксизма-ленинизма, репрессивных методах и недружественности к СССР..

Соединённые Штаты Америки

Президент США Г. Трумэн реагируя в сентябре 1945 г. на известие об инсульте у И.В. Сталина, получив необычную информацию из Москвы, поспешил проверить столь важные сведения и установить каково же на самом деле состояние здоровья Сталина, следует ли учитывать его как новый фактор внешней политики США. Уже 14 октября 1945 г. президент США счёл неотложным направить главе СССР личное послание, якобы настолько важное — речь шла о созыве мирной конференции, что вручить его посол США в СССР А. Гарриман должен был немедленно и непременно из рук в руки. После согласования вопроса с В.М. Молотовым встреча состоялась. Чтобы рассеять все сомнения у тех, у кого они появились, ТАСС распространил официальное заявление, что А. Гарриман посетил И.В. Сталина в районе Сочи, где он проводит отпуск и имел с ним две беседы. После возвращения в Москву 17 декабря 1945 г., на следующий день после открытия второй сессии СМИД, И.В. Сталин принял 19 и 23 декабря госссекретаря США Д. Бирнса.. 23 декабря И.В. Сталин телеграфировал «о беседе г-ном Бирнсом» Г. Трумэну..

13 марта 1946 г. И.В. Сталин дал ответ на вопросы корреспондента газеты «Правда» по поводу Фултонской речи У. Черчилля.. 15 апреля И.В. Сталин принял государственного секретаря США Джорджа Маршалла. Обсуждался вопрос политического будущего послевоенной Германии и подходы союзников по германской проблеме на конференции Совета Министров иностранных дел, проходившей в Москве. При встрече с Д. Маршаллом госсекретарь США сказал И.В. Сталину сказал, что "он очень рад видеть генералиссимуса, которого он видел в последний раз в Потсдаме...

Страны Азии

Осенью 1949 г. было провозглашено создание Китайской Народной Республики, что явилось огромным успехом в деле укрепления позиций социализма в Азии. Победа народной революции в Китае означала неоценимую моральную поддержку борьбы колониальных и полуколониальных народов за свою независимость. Обладание атомной бомбой укрепляло позиции Советского Союза в соперничестве с США. Позиции СССР ещё более окрепли в ходе войны в Корее (1950 — 1953 гг.).

Послевоенные противоречия между СССР и США на Дальнем Востоке привели к Корейской войне. Ей предшествовали победа китайских коммунистов в Китае и создание на Корейском полуострове двух Корей - Северной и Южной.

3-20 марта 1949 г. И.В. Сталин ведёт переговоры с делегацией КНДР во главе с Ким Ир Сеном об экономическом и культурном сотрудничестве.

Китай. Визит Мао Цзэдуна

"1 октября 1949 г. после победы коммунистов в многолетней гражданской войне была провозглашена Китайская Народная Республика. Советское руководство немедленно объявило об установлении дипломатических отношений с новым правительством и прекращении всех отношений с его врагом – правительством Гоминьдана.

Победа китайских коммунистов, с одной стороны, несомненно, укрепила позиции СССР в холодной войне, но с другой – породила определённые трудности, связанные с конструированием новых советско-китайских отношений. Несмотря на зависимость от СССР, коммунистический Китай являлся слишком значительной силой, чтобы относиться к нему как к обычному сателлиту. У Сталина были основания подозревать, что в Китае его может ожидать очередной рецидив титоизма. Учитывая размеры Китая и его значение в третьем мире, такая угроза могла иметь куда более серьёзные последствия. Важной причиной трений становились экономические проблемы. Необходимость оказывать возрастающую помощь разрушенной дружественной стране была тяжёлым бременем для экономически слабого послевоенного Советского Союза.

Контакты с китайскими коммунистами ещё до их прихода к власти Сталин в значительной мере сосредоточил в своих руках. Через структуры военной разведки была организована линия радиосвязи Сталина с Мао Цзэдуном, чья армия базировалась на северо-востоке Китая. Её работу обеспечивали специальные советские эмиссары, выполнявшие одновременно роль врачей Мао Цзэдуна. Несмотря на постоянную переписку со Сталиным, Мао неоднократно выражал желание лично посетить СССР. Скорее всего, такой визит имел для него не только деловое, но и символическое значение. Мао нуждался в подтверждении своего статуса вождя китайского народа и партнера (пусть и младшего) Сталина. Однако с той же настойчивостью, с какой Мао стремился в Москву, Сталин долгое время старался не допустить его приезда. Первоначально Сталин считал нецелесообразным демонстрировать тесные связи с китайскими коммунистами в обход официального китайского правительства. Тем более что ситуация в Китае была запутанной и не предвещала быстрой победы компартии.

После нескольких переносов даты визита по вине Москвы Мао начал терять терпение. 4 июля 1948 г. он довольно решительно сообщил Сталину, что в середине июля намерен отправиться в Харбин с целью последующего вылета в Москву. Через десять дней от Сталина пришёл совершенно обескураживающий ответ:

"Ввиду начавшихся хлебозаготовок руководящие товарищи с августа месяца разъезжаются на места, где они пробудут до ноября месяца. Поэтому ЦК ВКП (б) просит тов. Мао Цзэдуна приурочить свой приезд в Москву к концу ноября, чтобы иметь возможность повидаться со всеми руководящими товарищами".

Мао был вынужден согласиться, но на этот раз не скрывал своего раздражения. Предлог, изобретённый Сталиным, был явно неудачным и поэтому звучал даже издевательски. Советский связник счёл нужным проинформировать Сталина о реакции китайского лидера: "Насколько я знаю Мао Цзэдуна, более шести лет, его улыбка и слова «хао, хао – хорошо, хорошо» в то время, когда он слушал перевод, отнюдь не означали, что он доволен телеграммой. Это достаточно ясно было видно […] Он был уверен, что именно сейчас он поедет. Видимо, поездка для него самого стала нужной. С большим нетерпением ждал он ответа […] Чемоданы Мао Цзэдуна упаковывались, даже были куплены кожаные туфли (он, как и все здесь, ходит в матерчатых тапочках), сшито драповое пальто […] Он сейчас внешне спокоен, вежлив и внимателен, чисто по-китайски любезен. Истинную же душу его трудно видеть".

Визит становился серьезной политической проблемой. В августе – декабре 1948 г., когда коммунисты в Китае начали одерживать решающие победы, Мао усилил нажим. В телеграмме от 28 сентября 1948 г. он писал: «По ряду вопросов необходимо лично доложить ЦК ВКП(б) и главному хозяину». В начале января 1949 г. Мао вновь выразил желание поехать в Москву к «товарищу главному хозяину». Однако Сталин был непреклонен. Советская сторона вновь отменила визит Мао и взамен послала к нему члена Политбюро А.И. Микояна. По более позднему свидетельству Микояна, при обсуждении вопроса Сталин аргументировал отказ тем, что поездка Мао «была бы истолкована на Западе как посещение Москвы для получения инструкций от компартии Советского Союза, а сам он назван московским агентом. Это нанесло бы ущерб престижу КПК и было бы разыграно империалистами и кликой Чан Кайши против китайских коммунистов». Это объяснение полностью соответствовало курсу Сталина на осторожность и демонстративный нейтралитет. Предметом переговоров с Микояном в начале февраля 1949 г. были военная и экономическая помощь со стороны СССР, а также судьба договоров, заключённых СССР с правительством Гоминьдана. Договор о дружбе и сотрудничестве между СССР и Китаем, а также сопровождавшие его соглашения, подписанные в августе 1945 г., были результатом договорённостей, достигнутых союзными державами в Ялте. Взамен на обещание вступить в войну с Японией Сталин получил от США и Великобритании согласие на восстановление позиций, которые занимала Российская империя на Дальнем Востоке до поражения в 1905 г. в войне с Японией. Китайское правительство признавало независимость советского сателлита Внешней Монголии (Монгольской Народной Республики), право СССР на создание военной базы в Порт-Артуре, а также долгосрочную аренду порта Дальний. Фактически под советское управление переходила Китайско-Чанчуньская железная дорога, соединявшая Порт-Артур и Дальний с территорией СССР. Благодаря этому Советский Союз получал незамерзающий порт на Тихом океане, военный плацдарм в стратегически важном регионе. Китайская сторона осталась недовольна этими вынужденными соглашениями. Советское присутствие в Китае чем дальше, тем больше выглядело политически опасным анахронизмом. Это хорошо понимали и в Москве, и в Пекине. Было ясно, что придется искать компромисс.

После окончательной победы китайских коммунистов у Сталина более не было оснований избегать приезда Мао в Москву. Более того, такая поездка становилась крайне необходимой для обсуждения и решения ключевых вопросов советско-китайских отношений в новой ситуации. Из Пекина Мао выехал 6 декабря. После десятидневного путешествия, ровно в полдень 16 декабря 1949 г., он прибыл на Ярославский вокзал в Москве. Переводчик Мао даже запомнил, что вокзальные часы начали отбивать 12 ударов. Это обстоятельство только подчёркивало торжественность момента. На известной фотографии, запечатлевшей встречу на перроне вокзала, в первом ряду стоят начальник почётного караула с саблей наголо, Булганин в маршальской форме, Молотов, Мао Цзэдун. В пальто с большим меховым воротником и в высокой меховой шапке Мао выглядел солидно. Высокий и крупный, он выделялся на фоне низкорослых Молотова и Булганина. В тот же день поздно вечером Сталин принял китайского лидера в своем кремлёвском кабинете.

Понравились ли советский и китайский вожди друг другу? Вполне возможно. Между Сталиным и Мао было много общего. Оба родились в далёкой провинции в бедных, но не нищенствующих семьях. Оба презирали своих отцов и любили матерей. Оба, несмотря на тяжёлые условия жизни, смогли учиться и вырваться из той жизненной колеи, которая была предначертана им социальным происхождением. Оба много читали и занимались самообразованием, предпочитая отвлёченные гуманитарные знания радикального свойства. Оба писали стихи и избрали своими идеалами героев «разбойничьей» литературы, утверждавшей культ сильной личности, идеалы бунта и физической силы. Оба в юности ушли в революцию. Оба не имели способностей к языкам. Не выучив ни одного иностранного языка, они неидеально говорили и на своих. Сталин – с сильным грузинским акцентом. Мао – с сильным хунаньским. Оба были жестоки и решительны. Мао вполне разделял сталинские методы утверждения единоличной диктатуры и управления страной и в значительной мере повторял их до и после смерти Сталина. Китай при Мао пережил чистки, ликвидацию старой гвардии революционеров, большой скачок и большой голод. В характеристике Мао, которую в декабре 1949 г. подготовил для советского руководства доктор-связник при Мао А. Я. Орлов, говорилось: «Нетороплив, даже медлителен […] Твёрдо идёт к поставленной цели, но не всегда прямым путем, часто с извилинами […] По натуре артист. Умеет скрывать свои чувства, может разыграть нужную ему роль". Все это было так похоже на Сталина. В декабре 1949 г., когда Сталин праздновал свое 70-летие, Мао исполнилось 56. Мао испытывал вполне объяснимое почтение к Сталину. В разговорах между собой китайские руководители называли Сталина стариком.

На встрече со Сталиным 16 декабря Мао вёл себя тоже почтительно. Он ничего не требовал и ни на чём не настаивал. Он спрашивал советов и учтиво внимал им. Сталин не возражал против такой формы общения. Услышав от Мао не слишком приятный, но ожидаемый вопрос о судьбе советско-китайского договора, Сталин пустился в разъяснения. Их суть сводилась к тому, что советская сторона хотела бы «формально» сохранить существующий договор 1945 г., но готова внести в него фактические изменения, выгодные Китаю. Сталин объяснял необходимость такой политической маскировки тем, что договор 1945 г. был частью ялтинских соглашений с США и Великобританией. Его отмена могла якобы «дать Америке и Англии юридический повод для пересмотра ялтинских соглашений о передаче СССР Японией Курильских островов и Южного Сахалина». Этот аргумент был явно надуманным. Неизвестно, понял ли это Мао там же на встрече или позже. Однако в первую минуту он продемонстрировал согласие со Сталиным. Затем беседа зашла о более приятных предметах. Сталин согласился с просьбами о помощи. В целом встреча закончилась на высокой ноте. Сталин даже польстил Мао предложением собрать и издать на русском языке его труды.

Несмотря на благожелательность и сердечность, встреча со Сталиным должна была оставить у Мао двойственное впечатление. Конечно, китайский лидер получил многочисленные обещания и вполне достаточную порцию внешнего уважения. Однако Сталин фактически отказал ему в решении одного из центральных вопросов: о заключении нового, равноправного договора с коммунистическим Китаем. С политической точки зрения такой договор означал для Мао чрезвычайно много. Как показали дальнейшие события, Мао решил выждать благоприятной ситуации, но не отказался от намерений заключить новое соглашение.

Визит продолжился в праздничной суете, которая мало способствовала обсуждению деловых вопросов. В Москву на празднование 70-летия Сталина прибывали многочисленные зарубежные гости. 21 декабря в Большом театре состоялось торжественное заседание в честь этого события. Мао было оказано особое уважение. Он сидел в первом ряду президиума рядом со Сталиным и первым из иностранных гостей выступал с приветственной речью. «Когда на трибуну поднялся Мао Цзэдун, вспыхнула такая овация, которой наверняка ещё никогда не видел Большой театр. Я видел, что это торжество и такой приём оказали влияние на Мао Цзэдуна…» – вспоминал лидер венгерских коммунистов М. Ракоши.

Несмотря на эти знаки внешнего внимания, после отшумевших торжеств Мао оказался в незавидном положении. Отказ Сталина заключать новый договор с Китаем совершенно спутал все его карты. Деловая часть его визита фактически теряла смысл. То, что происходило дальше, большинство историков оценивают как подковёрную борьбу нервов. Сталин явно демонстрировал Мао, «кто в доме хозяин». В ответ Мао применил свои средства давления на Сталина. После смерти Сталина Мао утверждал, что настойчиво требовал своего. Однако, скорее всего, он преувеличивал свою резкость и требовательность. На самом деле, сказавшись больным (тем более что действительно был не в лучшем физическом состоянии), Мао демонстративно уединился. Он отказался участвовать в мероприятиях, входивших в программу его визита, а также заявил, что собирается на месяц раньше намеченного срока вернуться в Китай. Эта тактика принесла результаты. Сталин уступил.

В литературе высказываются различные мнения по поводу причин изменения позиции Сталина. Однако, скорее всего, Сталин вообще её не менял. Похоже, что с самого начала он был готов к заключению новых соглашений. Однако опасаясь чрезмерных требований националистически настроенных и победоносных лидеров Китая, Сталин начал свою игру с отказа. Это был хороший метод давления на партнёра. Похоже, что и Мао разгадал тактику Сталина. Китайский вождь оказался достоин советского. Получив согласие на продолжение переговоров, теперь уже Мао стал тянуть время, демонстрировал незаинтересованность и сдержанность. Переговоры должны были начаться после приезда в Москву дополнительной группы китайских руководителей. Однако по указанию Мао они не спешили. Сначала задержались в Китае, а затем прибыли самым длинным из возможных путей – поездом.

Только 22 января 1950 г. в сталинском кабинете состоялась вторая встреча Сталина и Мао. Они подтвердили намерение заключить новые соглашения и дали поручение об их подготовке. После непростых переговоров 14 февраля 1950 г. в Кремле был наконец подписан договор о дружбе, союзе и взаимной помощи между СССР и КНР, а также ряд дополнительных документов. Фактически советская сторона утратила все те огромные преимущества, которые получила в результате ялтинских компромиссов и советско-китайского договора 1945 г. Если ранее КЧЖД и Порт-Артур передавались Советскому Союзу на 30 лет, то по соглашению 1950 г. они не позже конца 1952 г. возвращались Китаю. Уже в 1950 г. Китай получал имущество, арендуемое СССР в порте Дальний. Советский Союз терял незамерзающий порт на Тихом океане, а также дорогостоящие материальные ресурсы. Некоторые авторы называют это «беспрецедентной в международных соглашениях щедростью». Правда, новые китайские лидеры заплатили за новый договор свою цену. Они вновь отказались от претензий на Внешнюю Монголию, а также подписали секретный протокол о запрете капиталу и гражданам третьих стран получать концессии и заниматься предпринимательской деятельностью в Маньчжурии и Синьцзяне. Такие меры позволяли СССР сохранять приоритет в этих буферных пограничных зонах.

Отказавшись от многих тактических выгод, СССР, как казалось тогда, приобретал важнейшие преимущества глобального характера. В советский блок включалась самая большая по численности населения страна мира. Китай становился центром притяжения и реальной помощи для многочисленных движений, которые вели в Азии борьбу с западными государствами. Если долгие годы ключевым тезисом советской пропаганды была угроза капиталистического окружения СССР, то теперь впору было говорить о социалистическом окружении западного мира.

Сразу после подписания соглашений Сталин ещё раз продемонстрировал своё особое отношение к новым китайским лидерам. Он демонстративно посетил прием, который организовало посольство Китая в тот же день, 14 февраля 1950 г., в гостинице «Метрополь». По свидетельству переводчика Сталина Н.Т. Федоренко, выбор места приёма был предметом специального обсуждения Сталина и Мао. Сталин предлагал провести его в Кремле. Однако для Мао это было неприемлемо по соображениям престижа. «Кремль – это место государственных приемов советского правительства. Не совсем это подходит для нашей страны, суверенного государства», – объяснил Мао Сталину. В ответ Сталин заявил Мао, что не сможет посетить такой приём: «[…] Я никогда не посещаю приёмов в ресторанах или иностранных посольствах. Никогда». Мао настаивал. Сталин после заметной паузы в разговоре, во время которой Мао не сводил с него глаз, уступил: «Хорошо, товарищ Мао Цзэдун, я приду, если вы этого так хотите». В приглашении от имени китайского посла в СССР генералиссимуса Сталина просили прибыть на приём 14 февраля с супругой (возможно, это была форма дипломатического протокола, но, скорее всего, китайцы просто ничего не знали о семейном положении Сталина). Форма одежды парадная, ордена.

Как и следовало ожидать, приезд Сталина оказался центральным событием приёма. Он прибыл с опозданием. По словам Федоренко, в банкетном зале царила атмосфера ожидания и пересудов: приедет или нет. Сталина встретили, как писал Федоренко, «громкими рукоплесканиями и шумными возгласами восторга». Сталин остановился, выдержал паузу и направился к Мао. Начались тосты. «Все ораторы, и не только они, не сводили глаз с двух фигур, стоявших рядом и время от времени вступавших в разговор». После длительных и утомительных здравиц и оваций Сталин сделал жест рукой. В установившейся тишине он произнёс тост за Мао и успехи Китайской Народной Республики. Все дружно осушили бокалы до дна. «Снова раздался взрыв аплодисментов, восторженных возгласов и общего ликования».

16 февраля Сталин дал прощальный обед в честь китайцев. На следующий день поезд с китайской делегацией отправился в Пекин. Советско-китайские отношения вступили в период своего расцвета, в период «советско-китайской дружбы». При Сталине и некоторое время после его смерти помощь СССР была ключевым фактором восстановления и развития китайской экономики. Многие тысячи советских специалистов работали в Китае. Десятки тысяч китайских студентов и рабочих проходили подготовку в СССР. Начавшаяся вскоре после визита Мао Цзэдуна война в Корее ещё более сплотила две страны и усилила военную составляющую их сотрудничества. Однако между двумя странами были и серьёзные противоречия, признаки которых вполне проявились уже во время визита Мао к Сталину. Общность идеологии и противостояние общему врагу не отменяли того, что национальные интересы у России и Китая были разными. Утверждение китайских коммунистов у власти было лишь началом сложных взаимоотношений между двумя государствами, претендовавшими на роль великих держав и лидерство в мировом коммунистическом движении"..

Плакат худ. В. Иванова. 1950 г.

20 августа, 3 и 19 сентября 1950 г. И.В. Сталин с членами Политбюро провёл встречу с премьер-министром КНР Чжоу Эньлаем. 4 сентября состоялись переговоры с Ким Ир Сеном и маршалом КНР Пэн Дэхуаем. Речь шла о событиях на Корейском полуострове..

Ближний Восток

Создание государства Израиль стало возможным благодаря поддержке со стороны крупнейших держав — СССР и США. Советский Союз, пытаясь укрепить свою позицию на Ближнем Востоке, стремился, в первую очередь, подорвать позиции Великобритании. Поддержка плана ООН со стороны СССР стала большой неожиданностью как для евреев, так и для арабов.

Среди политической элиты США по этому вопросу существовали серьёзные разногласия и, в итоге, решающую роль сыграла личная позиция президента Г. Трумэна, который, ради принятия решения о создании Израиля, пошёл на прямой конфликт с руководством госдепартамента США..

Поддержка СССР и пять голосов стран «советского блока» — СССР, Украинской ССР, Белорусской ССР, Чехословакии и Польши, голосовавших «за» при принятии резолюции ООН № 181 о создании государства Израиль в 1948 г. оказались решающими, поскольку для её принятия требовалось по уставу ООН получить большинство в 2/3.

В конце 1940-х гг. усилилась великодержавная составляющая советской идеологии (борьба с космополитизмом). В начале 1950-х гг. в странах Восточной Европы, а затем и в СССР были проведены несколько громких процессов антисемитской направленности (см. Еврейский антифашистский комитет, Дело врачей).

Документы

В известной резолюции Информационного Бюро коммунистических партий, принятой в июне 1948 г., «О положении в Коммунистической партии Югославии» указывалось, что в руководстве Компартии Югославии за последние месяцы возобладали националистические элементы, имевшиеся и ранее в скрытом виде, что руководство Югославской компартии порвало с интернационалистическими традициями Югославской компартии и стало на путь национализма.

Все коммунистические партии, весь лагерь народной демократии и социализма единодушно одобрили резолюцию Информационного Бюро «О положении в Коммунистической партии Югославии», Все коммунистические партии мира признали, что своей националистической политикой нынешнее югославское руководство, т. е. группа Тито – играет на руку империалистам. Изолирует Югославию, ослабляет её.

Извлекла ли группа Тито из этих фактов надлежащие уроки?

Поняла ли группа Тито, что националистическая политика ведёт к потере наиболее верных союзников Югославии в лице коммунистических партий мира, что это обстоятельство уже привело к изоляции Компартии Югославии, к ослаблению Компартии Югославии как вовне, так и внутри страны?

Поняла ли группа Тито, что единственным выходом из этого тяжелого положения, в которое она загнала партию и страну, – является признание своих ошибок, разрыв с национализмом и возврат в семью коммунистических партий?

Нет, группа Тито не извлекла надлежащих уроков и не видно, чтобы она понимала эти простые и понятные вещи.

Наоборот. На справедливую товарищескую критику ошибок группы Тито со стороны братских компартий, со стороны всего лагеря народной демократии и социализма она устами белградской печати отвечает площадной бранью, разжиганием национальной вражды к народам соседних демократических стран, широкими репрессиями, арестами и убийством коммунистов и некоммунистов, осмеливающихся выразить сомнение в правильности националистической политики группы Тито. Совсем недавно убит агентами заместителя Тито небезызвестного Ранковича генерал-полковник югославской армии товарищ Арсо Иованович – герой освободительной войны Югославии, бывший начальник Генштаба Югославии в период освободительного движения, начальник военной школы Югославии. Убит за то, что сомневался в правильности националистической и террористической политики группы Тито. В связи с этим в Югославии открыто говорят, что «группа Тито вырождается в клику политических убийц».

Как видно, группа Тито не намерена признать и исправить свои ошибки. Вернее, она боится, не имеет мужества признать их, ибо, чтобы признать свои ошибки и исправить их, – нужно иметь мужество. Хуже того: она «с перепугу» хватает и репрессирует всякого, кто осмеливается упоминать об её ошибках.

Ленин говорит: «Отношение политической партии к её ошибкам есть один из важнейших и вернейших критериев серьёзности партии и исполнения ею на деле её обязанностей к своему классу и к трудящимся массам. Открыто признать ошибку, вскрыть её причины, проанализировать обстановку, её породившую, обсудить внимательно средства исправить ошибку – вот это признак серьёзной партии, вот это исполнение ею своих обязанностей, вот это – воспитание и обучение класса, а затем и массы».

Очевидно, что группу Тито никак нельзя отнести к разряду тех мужественных и честных, любящих свою партию руководителей, о которых говорит Ленин.

Главное националистическое грехопадение группы Тито произошло в период перед созывом Информационного Бюро коммунистических партий, весной 1948 года. Открытая националистическая позиция группы Тито началась с того, что она отказалась участвовать на Совещании Информационного Бюро коммунистических партий и обсудить вместе с братскими партиями вопрос о положении в Компартии Югославии. Несмотря на неоднократные предложения прислать на Совещание делегацию Югославской компартии и изложить свою точку зрения на Совещании, по примеру того, как это имело место на предыдущем Совещании в отношении других коммунистических партий, – группа Тито наотрез отказалась принять участие в работах Совещания. Стало ясно, что группа Тито не дорожит дружбой с коммунистическими партиями, в том числе – с Коммунистической партией СССР. Это был открытый разрыв с интернационалистическим единым фронтом коммунистических партий. Это был разрыв с интернационализмом и переход на рельсы национализма.

Белградская газета «Борба» уверяет, что Тито и его единомышленники стоят за единый антиимпериалистический фронт. Это, конечно, неправда, рассчитанная на обман «простых людей». В самом деле, о какой антиимпериалистической позиции группы Тито может быть речь, когда она, эта группа, не может ужиться в одной семье даже с коммунистическими партиями близких к Югославии стран.

Вторым основным фактом, демонстрирующим националистическое грехопадение группы Тито, нужно считать недостойное, лицемерное, антиленинское поведение этой группы на V съезде Югославской компартии. Наивные люди ожидали, что съезд будет работать под флагом дружбы с коммунистическими партиями, под флагом укрепления антиимпериалистического фронта стран народной демократии и СССР. На деле, однако, получилось нечто прямо противоположное. На деле группа Тито превратила съезд в арену борьбы против коммунистических партий соседних стран, в арену борьбы против единого антиимпериалистического фронта стран народной демократии. Это был съезд похода против стран народной демократии и их коммунистических партий, против СССР и его Компартии.

Конечно, в Югославии не совсем безопасно говорить открыто о походе против СССР и народно-демократических стран: ибо югославские народы прочно стоят за союз с СССР и народно-демократическими странами. Поэтому группа Тито пошла на дешёвую хитрость и решила замаскировать этот реакционный поход пышными фразами о любви к СССР, о дружбе с СССР, о великой роли СССР в освободительном движении и. т. п. Дело дошло даже до того, что единомышленники Тито предлагали Сталину включиться в этот бесчестный поход и взять на себя защиту националистической группы Тито от критики коммунистических партий СССР и других демократических стран. Сотрудниками белградской прессы были пущены в ход все и всякие фокусы и махинации, были проделаны самые неожиданные и смехотворные акробатические прыжки и сальто-мортале для того, чтобы доказать югославскому народу, что чёрное является белым, а белое – чёрным, что поход группы Тито против социализма и демократии представляет второстепенное дело, а «союз» с СССР и «единый фронт» с ним является важнейшей заботой группы Тито. А на деле получилось, что группа Тито в эти дни стала в один общий лагерь с империалистами, обливая грязью компартии народно-демократических стран и СССР – на радость империалистам всех стран. Вместо единого фронта с коммунистическими партиями получился единый фронт с империалистами. V съезд Югославской компартии одобрил и закрепил националистическую политику группы Тито.

Политические акробаты из газеты «Борба» требуют, чтобы компартии прекратили разоблачение ошибок группы Тито, чтобы компартии оказали доверие и поддержку этой группе, что в противном случае такая «кампания» против группы Тито может нанести Югославии серьёзный ущерб.

Нет, господа! Коммунистические партии не могут оказать националистической политике группы Тито ни доверия, ни поддержки. Вполне возможно, что это обстоятельство нанесёт ущерб Югославии. Но винить в этом нужно не коммунистические партии, а националистическую группу Тито, порвавшую с коммунистическими партиями и объявившую им войну.

Политические акробаты из газеты «Борба» должны отдать себе отчёт в том, что марксизм и национализм – несовместимы, что национализм, как идеология буржуазии, является врагом марксизма. Они должны отдать себе отчёт в том, что марксизм-ленинизм не может мириться с национализмом или с уклоном к национализму в коммунистических партиях, что он обязан разрушить национализм, в какие бы формы он ни облекался, – во имя интересов трудящихся, во имя свободы и дружбы народов, во имя победоносного строительства социализма.

Ленин говорит: «Буржуазный национализм и пролетарский интернационализм – вот два непримиримо-враждебных лозунга, соответствующие двум великим классовым лагерям всего капиталистического мира и выражающие две политики (более того: два миросозерцания)».

В условиях, когда власть буржуазии свергнута, эксплуататорские классы и их агентура пытаются использовать отравленное оружие национализма, чтобы восстановить старый строй.

В связи с этим Сталин говорит: «Уклон к национализму есть приспособление интернационалистической политики рабочего класса к националистической политике буржуазии… Уклон к национализму отражает попытки «своей» национальной буржуазии… восстановить капитализм».

Национализм в Югославской компартии наносит удар не только общему антиимпериалистическому фронту, но – прежде всего – интересам самой Югославии – как в области внешней политики, так и в области внутренней политики.

Национализм группы Тито в области внешней политики ведёт к разрыву с единым фронтом мирового революционного движения трудящихся, к потере Югославией её наиболее верных союзников, к самоизоляции Югославии. Национализм группы Тито разоружает Югославию перед лицом её внешних врагов.

Национализм группы Тито в области внутренней политики ведёт к политике мира между эксплуататорами и эксплуатируемыми, к политике «объединения» эксплуататоров и эксплуатируемых в единый «национальный» фронт, к политике отхода от классовой борьбы, о возможности мирного врастания эксплуататоров в социализм, – к демобилизации боевого духа трудящихся Югославии. Национализм группы Тито разоружает трудящихся Югославии перед лицом их внутренних врагов.

Год назад, когда группа Тито не проявляла ещё националистических стремлений и сотрудничала с братскими партиями, Югославия чувствовала себя уверенно и смело шла вперёд, опираясь на своих наиболее близких союзников в лице зарубежных коммунистических партий. Так обстояло дело в недавнем прошлом. Однако после перехода группы Тито на рельсы национализма картина резко изменилась. После того как группа Тито порвала с единым фронтом коммунистических партий и стала заносчиво относиться к странам народной демократии, Югославия стала терять своих наиболее верных союзников, и она оказалась изолированной перед лицом своих внешних и внутренних врагов.

Таковы печальные результаты националистической политики группы Тито.

Группа Тито не поняла того, что вполне понятно и очевидно для каждого коммуниста. Она не поняла той простой истины, что в современных условиях международной обстановки братская солидарность коммунистических партий, взаимное сотрудничество и дружба стран народной демократии, сотрудничество и дружба с СССР – являются главными условиями подъёма и расцвета стран народной демократии на фронте строительства социализма, главной гарантией их национальной свободы и независимости от покушений со стороны империализма.

Политические акробаты из газеты «Борба» утверждают, далее, что критика ошибок группы Тито превратилась в компанию против Югославской компартии, в кампанию против народов Югославии.

Это, конечно, неверно. Никакой кампании не велось и не ведётся против народов Югославии. Было бы вообще преступно вести какую-либо кампанию против югославских народов, героические подвиги которых всем известны. Известно также, что народы Югославии стоят прочно за единый фронт со странами народной демократии и СССР. Они ни в какой степени не отвечают за националистическую политику группы Тито. Югославские народы мы рассматриваем как наших верных союзников.

Не ведётся также и не велось никакой кампании против Югославской компартии в целом. Нам хорошо известно, что большинство Югославской компартии стоит прочно за дружбу с коммунистами других стран, за дружбу с СССР и его компартией. Наличие интернационалистических традиций в рядах большинства Югославской компартии – не подлежит сомнению. Нам известно также и то, что большинство Югославской компартии не одобряет националистическую политику группы Тито. Нам известно, что именно поэтому оно подвергается жестоким репрессиям со стороны группы Тито и его агентуры.

«Кампания» ведётся не против народов Югославии и Югославской компартии в целом, а против националистической группы Тито. Ведется она для того, чтобы помочь Югославской компартии разобраться в ошибках группы Тито и ликвидировать националистическую политику югославского руководства.

Политические акробаты из газеты «Борба» утверждают, наконец, что группа Тито не отделима от Компартии Югославии, что она представляет большинство Югославской компартии.

Это тоже неверно. Год назад группа Тито, возможно, представляла большинство Коммунистической партии Югославии. Но это было год назад. Теперь, после разрыва с коммунистическими партиями, после того как она разодралась со всеми соседними республиками, после того как она перекочевала в лагерь национализма, – теперь группа Тито уже не представляет большинства партии. Теперь группа Тито есть фракция Тито, имеющая доверие лишь меньшинства партии и использующая государственный аппарат для того, чтобы подавлять волю интернационалистического большинства партии. Фракция Тито сама отделила себя от партии, поскольку она отдала партию под надзор палача Ранковича и поскольку она установила в партии жестокий террористический режим с его репрессиями, массовыми арестами и убийствами. На деле теперь фракция Тито находится в состоянии войны со своей партией. Этого не могут видеть только слепые. Если фракция Тито оказалась неспособной поддерживать порядок в партии обычными демократическими методами и оказалась вынужденной прибегнуть к массовым репрессиям, – это значит, что она давно уже потеряла доверие большинства Коммунистической партии Югославии.

Фракция Тито представляет лишь меньшинство Югославской компартии, опирающееся не на доверие партии, а на административно-полицейский аппарат Югославии. Цека..