Револьверная оппозиция
Петроград. Вторник, 31 августа 1920 года, половина девятого вечера. Семеро молодых людей с армейской выправкой подходят к помпезному дому трех Бенуа на Каменностровском, 26‒28 (точнее, тогда проспект назывался по-революционному — Красных Зорь). Все они финны и вооружены армейскими револьверами системы Нагана. Заодно за поясом у каждого традиционный пуукко, в простонародье — «финка». Один из них, остался у входа (как говорится, на шухере), а остальные поднялись на шестой этаж.
Здание шикарное. Название своё получило по фамилии спроектировавших его архитекторов — братьев (двух родных и одного двоюродного) Бенуа. Апартаменты со всеми благами тогдашней цивилизации — от лифтов и водопровода с канализацией до автономной телефонной станции и собственной прачечной. После 1917-го это великолепие было реквизировано большевиками. Там жила городская партийная «верхушка»: председатель Петросовета Зиновьев, позже расстрелянный Сталиным, а до убийства в 1934-м — товарищ Киров (сегодня над его музеем-квартирой расположен райотдел ФСБ). В 1920-м внутри обосновались и несколько «випов» из ЦК Коммунистической партии Финляндии, квартиру № 116 отдали под «Финский рабочий клуб». И как раз тем вечером в клубе проходило очередное заседание.
Юкка Рахья (брат Эйно Рахья — телохранителя и доверенного лица самого Ленина) только что закончил доклад о подъеме рабочего движения в Финляндии и вышел покурить в прихожую. Именно он и стал первой жертвой нежданных визитеров — ему моментально досталось несколько пуль в упор. Ну а далее началась уже подлинная тарантиновщина.
Выхватив наганы, вошедшие ворвались в зал и продолжили пальбу, выбирая в качестве мишеней «наиболее ответственных работников». Началась паника, «врасплох» был полный. Секретарь военной организации Лилья Саволайнен, пытавшаяся схватить телефонную трубку, была хладнокровно застрелена в затылок. На мольбы о пощаде кто-то из нападавших ответил хлестко: «Вы должны умереть». Были убиты кассир военной организации Туомас Хюрскюмурто (бывший фронтовой комиссар Северного фронта финской Красной гвардии, получивший от «белых» финнов прозвище «мясник» за отданный приказ, запрещавший брать пленных), красный командир Юкка Виитасаари, бывший член финляндского революционного правительства (Совет народных уполномоченных) в 1918 г. и активный деятель КПФ Коста Линдквист, член ЦК КПФ журналист и литератор Вяйне Йоккинен, заведующий регистрационным отделом бывший рабочий-металлист Теодор Кеттунен и один из просто «заглянувших на огонек» рядовых коммунистов бывший булочник Юхо Сайнио.
Пальба велась всего несколько секунд, до последнего патрона. Если учесть, что в барабане нагана 7 патронов, то в пару десятков прозаседавшихся влетело более 40 пуль. Народу-то много было. На полу осталось восемь трупов. Раненными оказались одиннадцать человек — зам. председателя ЦИК Петроградской губернии по делам национальностей, член ЦК КПФ Яакко Рахья (старший из братьев), член ЦК КПФ, казначей партии К. М. Эвя, заведующий канцелярией Йохан Лехтинен, заведующий конспиративными квартирами Йохан Саватолейкунен, член коллегии бюро рабочих коллективов Йохан Вастен, секретарь бюро Микка Виркки и члены партии Элис Суркаулис, Атто Лайне, Айно Петерсон, Сакеус Юриоя и Армас Паккинен (Паккинен, как и Сайнио, попал в число жертв совершенно случайно).
Вся бойня продолжалась буквально пару минут. Убийцы вошли в такой раж, что продолжали стрелять в уже бесчувственные тела своих жертв. В конце концов, звуки выстрелов, а также вылетевший в окно стул (Юкка Виитсаари, не имея другого оружия, пытался отмахиваться им от нападавших, прежде чем получил две пули в голову), привлекли внимание милиции. Людей с пистолетами стражи порядка схватили уже на выходе из дома, причем никакого сопротивления террористы не оказали — да и нечем им было уже отстреливаться, все патроны они израсходовали в своих жертв.
Быстро выяснилось, что нападавшие — это курсанты финского отделения Петроградской пехотной школы, красногвардейцы-ветераны финской Гражданской войны, отличники боевой и политической подготовки, члены партии.
Весть о случившимся за несколько часов облетела город. Никто не знал сути происшедшего, но слухи ходили самые разные. Ведь все арестованные на месте преступления оказались хотя и молодыми, но уже проверенными в делах членами партии, хорошо проявившими себя — как во время революционных событий и в ходе Гражданской войны, так и уже позже на подпольной работе в Финляндии.
Петроградским газетчикам потребовалась целая неделя, чтобы осмыслить происшествие и создать более-менее благопристойную версию событий. На первый план пресса выдвинула идею «контрреволюционного заговора». Так сообщение ВЧК гласило, что «Созданная по горячим следам для расследования дела комиссия под председательством товарища Дзержинского сразу же напала на хитро обдуманный план и тонко сплетенную нить заговора финских белогвардейцев. Пользуясь счетами личного характера, неизбежными в результате временного, но тяжелого поражения финской революции и неопытностью небольшой группы финской молодежи ловкая рука белогвардейского замысла сделала эту группу слепым орудием своих планов».
В том же духе было выдержано и сообщение Петроградского комитета Российской коммунистической партии: «Наша скорбь и негодование увеличиваются еще тем, что белогвардейским провокаторам, вдохновлявшим и руководившим заговором, удалось использовать для своей гнусной цели лиц, формально состоявших в рядах коммунистической партии. Заговор направлен не только против ЦК и отдельных членов партии, он направлен против партии в целом и всего ее будущего, — провокаторы стремятся подорвать основы бытия партии — ее партийную дисциплину».
По факту же, истоки этой бойни берут начало в мае 1918 года. Тогда красные финны, действовавшие при поддержке Советского правительства, потерпели окончательное поражение в кратковременной гражданской войне с финнами белыми, поддержанными кайзеровскими войсками. После высадки 12-тысячного немецкого корпуса, посланного в поддержку контрреволюционным силам, сообразив, что успеха не будет, «правительство» Совета Народных Уполномоченных первым бежало через Выборг в Советскую Россию, в Петроград. При этом захватив с собой (на всякий случай, наверно) 15 миллионов финских марок из казны Банка Финляндии в Выборге. Деморализованные таким вероломным поступком разрозненные отряды финской Красной гвардии остались брошены на произвол судьбы, сдали Хельсинки и стали спасаться, как могли. До 90 тысяч человек было заключено в тюрьмы и концлагеря, свыше 8 тысяч казнено. Около 15 тысяч бойцов финской Красной гвардии и членов их семей (всего более более 30 тысяч человек) бежали в Россию, зачастую не имея за душой ничего — бросив убегая всё свое имущество.
В конце августа 1918 года в Москве состоялся учредительный съезд Финляндской коммунистической партии, местом базирования ЦК объявили Петроград. Деятельность финансировалась на деньги экспроприированные у Финляндского Банка, а также за счет Советской России и Коминтерна.
Финская партийная верхушка в советской России вела отнюдь не пролетарский образ жизни, квартируясь в самых фешенебельных домах и лучших гостиницах (например, в люксах «Астории») и питаясь исключительно по ресторанам. Супруга Отто Куусинена, в те годы жившая в апартаментах московского «Метрополя», вспоминала: «Ежегодно мы получали от бесклассового общества новую машину, разумеется, бесплатно, имели квартиру, дачу, шофера, домашнюю прислугу — тоже совершенно бесплатно… Продукты отпускались вне очереди и в неограниченном количестве…»
Особенно вызывающим было поведение членов ЦК КПФ братьев Эйно и Юкки Рахья. Эти двое использовали отведённые им советской стороной пограничные пункты не столько в целях заброски нелегалов и партлитературы, сколько для контрабанды и спекуляции — дел, далёких от партийной борьбы. По данным полиции Финляндии, коммунисты-контрабандисты использовали маршруты через Кивеннапа (Первомайское) и Рауту (Сосново). Существовал путь от Терийоки (Зеленогорск) через Кронштадт на Ямбург (Кингисепп). В довершение ко всему Эйно Рахья часто напивался до чёртиков, потом звонил по телефону неизвестно куда и кричал: «Да вы знаете кто я? Я — комиссар дивизии». Потом засыпал на столе или под столом.
И пока вожди финских коммунистов — Отто Куусинен, Куллерво Маннер, Юрьё Сирола и другие — жили в роскошных номерах «Астории» и заседали в президиумах бесконечных конференций, рядовые беженцы-финны, жившие в холодных бараках и казармах Павловского полка на Марсовом поле и спавшие на сколоченных из неструганных досок нарах и цементном полу, с возмущением смотрели на них. Тем, кто не был арестован в Финляндии и сумел добрался до Петрограда, пришлось несладко: большинство не знали русского языка, работы и жилья не имели. Не удивительно, что высокомерие, равнодушие к людям, диктаторские замашки и даже рукоприкладство со стороны членов ЦК КПФ породило массу недовольных в среде беженцев-финнов. "Господа из «Астории», «клуб Куусинена», «господа социалисты» — так называли рядовые финны членов ЦК КПФ.
Член ЦК КПФ Войтто Элоранта, наконец, решает добиться прозрачности партийного бюджета, требует расследования воровства партийных средств. Но ему, естественно, стали в этом серьёзно препятствовать.
Из недовольных финских коммунистов образовалась активная группа, которая самоназвалась «рабочей оппозицией». В неё входили бывший управляющий делами Совета Народных Уполномоченных Финляндии Вяйне Пукка, братья Эверт Элоранта и член ЦК КПФ Войтто Элоранта, ветераны финской Красной гвардии Аку Пааси, Отто Палхо, Хейки Пуукко, Аллан Хеглунд, Айвар Йоронен и другие. Группа составляла 30‒40 человек. Они апеллировали к большевистскому руководству в Петрограде и Москве, писали в Исполком Коминтерна. Пытались заручиться поддержкой Зиновьева, встречались с ним, причем несколько раз. Указывали на пьянство и моральное разложение членов ЦК КПФ.
В ответ на «кляузы» ЦК КПФ отдал приказ об аресте Войтто Элоранта и исключению из партии Вяйне Пукка.
И тогда в казармах рождается «револьверная оппозиция». Заговор созрел. Во время собрания под руководством Войтто Элоранта было принято бесхитростное решение — застрелить «господ из Астории», предавших дело революции. Коммунистическая номенклатура с ее льготами и привилегиями еще только начинала складываться, сам факт ее возникновения оскорблял романтиков, веровавших в близкую мировую революцию. Для исполнения своего плана «радикалы» как раз и решили использовать намеченную на 31 августа 1920 года конференцию, на которой должна была присутствовать вся верхушка финских коммунистов.
Но, так уж вышло, что в роковой вечер 31-го августа многие партвожаки в дом трех Бенуа не подтянулись. В частности, на совещание не прибыли «обязательный к ликвидации» Эйно Рахья. В итоге Рахья-средний остался жив, присутствовавший на совещании Рахья-старший был тяжело ранен, а Рахья-младший открыл смертельный список.
Замолчать злодеяние такого масштаба было нереально. Петроградским чекистам пришлось поломать головы. В итоге о самом происшествии официально сообщили лишь 8 сентября, когда ведущие советские газеты отписались о «подлой террористической выходке» мифических белофиннов, сделавших финскую молодежь «своим слепым орудием».
Похороны жертв состоялись 12 сентября 1920 г. Тела погибших были выставлены для прощания в Георгиевском зале Дворца Искусств (Зимнего дворца). Собравшиеся пропели погибшим «Вечную память» и «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Затем траурная процессия двинулась по проспекту 25 Октября (Невскому проспекту) и Садовой улице к Марсову полю, на котором собралось почти 100 тысяч человек. Над толпами колыхались плакаты «Подлый белый террор в Петрограде откликнется свержением буржуазии в Финляндии», «Через трупы товарищей финнов — вперед к коммунизму». Когда гробы опускали в могилу, пушки Петропавловской крепости дали прощальный залп. Затем состоялся траурный митинг.
Согласно официальной хронике все выглядело торжественно и благопристойно. Однако за пышными словами угадывался и тайный смысл происшедшего. По рукам ходили написанные обвиняемыми письма к Ленину и финским рабочим. Из этих документов было очевидно, что внутри КПФ, да и внутри ее «старшего брата» Российской коммунистической партии наметился, раскол между «заевшейся» партийной номенклатурой и рядовыми коммунистами.
А потом был суд. Главным идеологом преступления назвали Войтто Элоранта, который не участвовал в нападении 31 августа 1920 года. Его обвинили в том, что с окончания 1919 года он агитировал членов партии против членов Центрального комитета, которых ложно порицал в белогвардейщине, уголовных преступлениях, а главное — в предательстве интересов революционных рабочих. Элоранта собрал кружок из молодых членов оппозиции и постепенно разжигал в них ненависть по отношению к другим работникам ЦК. Так дело и дошло до террористического акта.
Грозный с виду Верховный ревтрибунал вынес 12 февраля 1922 необычайно мягкое решение: только Войтто Элоранта был приговорен к расстрелу (и тут же ему приговор заменили 5 годами заключения). Шестерым стрелкам дали по 5 лет тюрьмы, пятерым не-стрелкам — по 3 года, а шестеро обвиняемых из числа «заговорщиков» — оправданы. И тут же с учетом амнистии 7 ноября 1920 и 7 ноября 1921 — всех освободить.
Обалдевший от такого неслыханного в революционном деле гуманизма Президиум ВЦИК через 4 дня вынес постановление — применение амнистии отменить и приговоры обратить в исполнение. А вот с виду грозный, но гуманный Верховный Трибунал в мае и июне 1922 взял да и освободил 17 подсудимых. Несмотря на постановление ВЦИК. Тогда еще кое-кто думал, что суд — независим от партпостановлений.
Не тут то было. Эйно Рахья тут же пишет старому приятелю Зиновьеву и заявляет, что тогда при встрече с кем-нибудь из убийц, поступит подобно им. Что это освобождение — «насмешка над памятью убитых и пощёчина оставшимся в живых». Ведь обвиняемые в умышленном убийстве Аку Пааси, Отто Палхо, Хейки Пуукко, Аллан Хеглунд, Айвар Йоронен тогда даже не раскаялись, считая террор возможным методом в исключительных случаях.
Вмешался лично председатель ГПУ Дзержинский. Он вообще потребовал предать суду членов Трибунала за такое милосердие. 17 августа 1922 опять вопрос вынесли на Политбюро. В результате, 22 августа десять человек были вновь арестованы. В июне 1923 года их выслали в Читу, а Войтто Элоранта был все-таки расстрелян (дата и место исполнения — неизвестны). Его супруга — Эльвира Вильман-Элоранта — хоть и была оправдана судом по делу «револьверной оппозиции», но уже в 1925 году была арестована и расстреляна (ей было инкриминировано обвинение «в шпионаже»). А судей Верховного трибунала, известных деятелей партии, к ответственности привлекать не стали. Все они до середины 1930-х занимали высокие ответственные посты.
Преступление же, потрясшее весь Петроград, довольно быстро предали забвению, а единственными организаторами убийства стали считать мифических «финнов-белогвардейцев». Застреленные же "Господа из «Астории» и по сей день лежат под гранитной плитой в самом центре Санкт-Петербурга у вечного огня на мемориале Жертв Революции. Как гласит эпитафия, выбитая в камне на постаменте: «Не жертвы — герои лежат под этой могилой. Не горе, а зависть рождает судьба ваша в сердцах всех благодарных потомков. В красные страшные дни славно вы жили и умирали прекрасно».[1]